Леонид Словин - Время дождей
— Прекрасно, — кивнул Кремер. — Теперь он успокоится. На Перевале ничего нового?
Старичок с радостью сменил тему.
— Слушайте, — он показал на бутылку, — а не ударить ли нам по второй? По случаю дурной погоды. Преступники, наверное, тоже сейчас в окна поглядывают: посты ведь могут снять…
С контрольно-пропускных пунктов, получивших приказ наблюдать за «Москвичом», в котором выехал Шкляр, не поступало никаких известий. Междугородная молчала.
Несколько раз Ненюков принимался читать Сенкевича, ходил по номеру, ворошил оставленные Гонтой фотографии Хаазе Альзена Младшего. Эрдельтерьер смотрел круглыми удивленными глазами, наклонив под углом квадратную морду.
«Не ошибся я, приняв историю с лотерейным билетом за отвлекающий маневр Спрута?» — подумал Ненюков. Он позвонил старшей по смене на междугородную.
— Вы имеете представление о том, что происходит в горах? — спросила старшая.
— Не очень.
Она смягчилась:
— Советую подойти к окну.
— Вы имеете в виду грозу?
— Бурю! Когда кончится, я сама позвоню.
Однако вместо междугородной около двадцати трех позвонил Молнар. Голос был тоньше комариного писка.
— Не слышу. Говорите громче! — крикнул Ненюков.
Так ничего и не разобрав, он положил трубку.
Еще несколько раз раздавались звонки, Ненюков снимал трубку, связь вышла из строя основательно.
В начале первого в номер постучали — приехал Молнар с инспектором розыска.
— Связаться с вами невозможно, — он снизу вверх встревоженно смотрел на Ненюкова. Черноглазый инспектор, вызвавший в свое время неприязнь Поздновой, наоборот, чувствовал себя необычайно уверенно, неизменную замшевую кепку он нес под мышкой. — Последние новости! Звонок в милицию анонимного доброжелателя…
«Началось! — понял Ненюков. — Контригра Спрута».
— Художник продал фальшивый лотерейный билет.
— Шкляр?
— Получил задаток. В случае обнаружения подделки Шкляра ждет… Впрочем, вы и сами не хуже меня знаете, что его ждет. Дежурный тянул время, просил уточнить. Трубку повесили.
Установлено, что звонили из автомата от кинотеатра «Верховина».
«Но лотерейный билет ведь действительно фальшивый», — подумал Ненюков.
Он вышел в коридор. Дежурная по этажу безуспешно боролась со сном.
— Не спится? — спросила она сквозь дрему.
— Меня интересует Шкляр.
— Не видела.
— Он не звонил Веронике?
— Веронике? — дежурная проснулась окончательно. — Так ведь она тоже уехала! Едва дождь чуть поутих. Кто-то позвонил ей, и она уехала. Тройную плату пообещала — иначе таксист не соглашался. До Ужгорода в грозу!
— До Ужгорода?
— Сказала так… А там кто знает! Девка не промах. Кастелянша видела: Вероника деньги на аккредитив клала. Нам, говорит, и не снились такие!
Ненюков спустился в вестибюль. За конторкой, набросив пальто, сидел Буторин, напротив — приехавший из Мукачева Терновский. Увидев Ненюкова, Буторин поднялся:
— Настоящая буря, миллион кубометров воды унесло…
— Вы не за мной? — пошутил Терновский. — Нет? Тогда мы еще посидим, покурим.
Ненюков вернулся в номер.
— Веронике позвонили. Она уехала… Звонил, видимо, тот же аноним.
— С вами невозможно было связаться! — Молнар хрустнул костяшками пальцев. — Я дал приказ: снять посты вокруг Клайчева, бросить на розыск Шкляра.
— Художник действительно попал между жерновами.
Контригра Спрута теперь была видна во всех деталях: вместо спасения шедевров заставить милицию заниматься поисками Шкляра.
Черноглазый инспектор воспользовался паузой, в руке он держал пакет с фотографиями.
— Поездка в Карпаты, товарищ подполковник. Завтра снимки появятся на доске у экскурсионного бюро.
Ненюков быстро просмотрел фотографии.
Ущелье с белкой. Впереди круча, в ущелье снег. Сбоку, метрах в двадцати, пост ГАИ, постовой проверяет машину. Шкляр позирует в центре, рот полуоткрыт, что-то по обыкновению объясняет. Вероники рядом нет. Чтобы, возвратившись домой, отвести каверзные вопросы? Возможно. Буторин? Здесь. Поднятая к верхушкам сосен рука — Терновский. Сбоку Мацура. Все на месте. Вероника разговаривает с водителем «Москвича», администратор смотрит в их сторону.
— Фотографию водителя «Москвича» увеличить, — Ненюков обернулся к Молнару, — дать в ориентировку…
— Обратите внимание на понятого, — сказал инспектор. В суть предстоящей операции кроме Ненюкова и Гонты был посвящен только Молнар.
Ненюков нашел Кремера: половину его лица загораживало дерево. Ненюков пробежал глазами другие снимки: Кремер нагнул голову. Вот он снова — спиной, разговаривает с шофером автобуса…
— Прячет лицо, — сказал черноглазый. — Заметили?
Он никак не мог успокоиться после сделанного им открытия:
— Не получился ни на одном снимке! Я сначала не мог понять: то ли проявитель старый, то ли что-то с бумагой?
Дождь на некоторое время стих, потом снова вошел в силу, словно обрел второе дыхание. Междугородная бездействовала — там даже не считали нужным снимать трубку.
— И проявитель грел, — рассказывал инспектор, — и бумагу тер. Не думал, что он нарочно отворачивается. Между прочим, товарищ подполковник, хотя вы предупредили, я на свой риск принял кое-какие меры. Не знаю, одобрите ли…
Телефон звонил громко, словно в компенсацию за вынужденное молчание. К трубке попросили Молнара, через минуту он уже кивал удовлетворенно:
— Гонта получил радиограмму, он предупредил инспектора ГАИ, что обогнал машину со Шкляром… Сейчас она должна быть на подходе к контрольно-пропускному пункту.
— Чтобы Спрут не исчез, — торопливо договорил инспектор, — когда шли к вам, я закрыл его в номере. Поставил у двери кресло. Вроде шутки. Самому ему теперь не выйти: одна ножка на полу, а остальные прислонены к двери… Только бы сообщник не узнал — не отодвинул!
6
Настоящая Советская Армия подошла к Карпатам в августе сорок четвертого. Пятого августа был освобожден Старый — один из наиболее крупных городов Прикарпатья. Шестого пал Дрогобыч, седьмого — Борислав и Самбор. В результате Львовско-Сандомирской операции неприятельская армия «Северная Украина» была разгромлена. Москва салютовала героям — войскам 1-й гвардейской армии, 18-й армии и 17-го гвардейского стрелкового корпуса.
Приближался заветный час освобождения Закарпатья.
Однако, перелистывая в архиве пожелтевшие страницы «Недели» и «Русского слова» за тысяча девятьсот сорок четвертый год, Гонта словно перенесся за тридевять земель от фронта:
«Сенсация: убийство на свадьбе в Нягове!»
«Великое землетрясение в Аргентине!»
Регулярно печатались футбольные новости:
СК Русь — УАЦ 2:1
УАЦ — Газдяръ 2:0
Можно было подумать, что именно здесь, на футбольных полях, решались судьбы Европы и мира: тщательный анализ учебно-тренировочного процесса, кулуарные сплетни.
По договоренности с областным управлением архив не закрыли. Плотный человек без галстука, служащий архива, откровенно похрапывал.
Гонта читал внимательно, не совсем представляя, каким образом имя Спрута отыщется среди футбольных отчетов, рекламной чепухи, списков жертвований на организацию очередного литературного конкурса.
В безбрежном море псевдоинформации тонули немногочисленные — то тщательно закамуфлированные, то, наоборот, вынесенные на первую страницу для «организации доверия к независимой прессе» — сообщения:
Подкарпатя — военна территория!
Новая советская инвазия остановлена!
Новый порядок железнодорожной коммуникации!
И снова крупно:
ИЗВЕЩАЕМ
О ДОСТАВКЕ ИСКУССТВЕННОГО ЛЬДА НА ДОМ!
Ложные вести о кормлении свиней!
Максимальная цена сандвичей!
Отравление грибами!
Мукачево — УАЦ 3:1
Гонта уже отчаялся обнаружить что-либо, как в середине столбца мелькнуло знакомое слово: «борбыль». Он слышал его в Москве через несколько дней после ареста Сенникова и сразу обратил внимание: в числе связей задержанных — парикмахер из Закарпатья, борбыль.
Заметка называлась «Наказан поделом!».
«Вниманию любителей поживиться в трудное для народного господарства время!
За то, что на возу за сумму 10 000 пенге переправил к границам двух молодых женщин, арестованных за нарушение закона «Об охране нации» и преступления против рейха, интернирован борбыль Федор Джуга из Текехазы…»
Откровенно похрапывал за сатиновыми шторками служащий архива, мокли за окном крыши городка, который Гонта видел только из машины да из этого окна.
