Алексей Нагорный - Рожденная революцией
– А где же ваше революционное сознание? – спросила она, надувшись, как обиженный ребенок.
Коля остановился и рассмеялся:
– Пойдете в ресторан?
– Пойду, – кивнула Маша. – А с кем?
Трепанов назначил Афиногена.
– В чем твоя задача, браток? – рассуждал Трепанов. – Конечно, можно в ресторан пойти просто так – в кожанке и с кобурой – все равно всех нас знают наперечет. Но, во-вторых, это будет стеснять девушку. Ока, понимаешь, в крайнем случае к звону гусарских шпор приучена, а у тебя ботинки каши просят.
– Уже починил, – обиделся Афиноген.
– Неважно, я в принципе говорю. Поэтому придется тебе, браток, на время стать каким-нибудь балдой, представителем буржуазии… Так, чисто внешне… Иди и подумай, как это сделать.
Афиноген «думал» целый день. В обеденный перерыв Коля увидел, что он мусолит страницы «Поваренной книги» и очень удивился:
– Ты никак борщом хочешь Машу накормить? – насмешливо спросил он. Если сказать по-честному, он немного ревновал. Но с начальником не поспоришь.
– Есть план, – загадочно сказал Афиноген.
После обеда он исчез, а вечером появился у дверей Машиной квартиры, покрутил флажок звонка, назвал пароль. Маша открыла и тут же попыталась захлопнуть дверь: у порога стоял чужой, совершенно незнакомый человек!
– Да я это! – захохотал Афиноген, очень довольный произведенным эффектом. – Я только в буржуазное переоделся, а так это я, Афиноген!
– Однако же, – с сомнением сказала Маша. – Вы случайно в театре никогда не играли?
– Нет, – сказал Афиноген, надевая шапку на рукоять трости. – Но я чувствую в себе неисчислимые способности! А теперь слушайте меня внимательно: приходим, садимся, выпиваем, закусываем. Вы незаметно смотрите по сторонам. Если кого увидите – даете мне сигнал.
– Каким же это образом? – насмешливо спросила Маша.
– Незаметно и естественно, – объяснил Афиноген. – Лучше всего, если вы под столом наступите мне на ногу. Потому что если вы мне подмигнете – это могут заметить и неверно вас понять. Будто вы в меня влюбились.
– Ах, влюбилась… – Маша ядовито улыбнулась. – Я думаю, что нога у вас за этот вечер вспухнет.
– Это… почему? – насупился Афиноген.
– Потому что у меня много знакомых, – с откровенной насмешкой сказала Маша.
– По-моему, вы сейчас придуриваетесь, – обиделся Афиноген. – Все вы прекрасно понимаете, только у вас привычка нос выше головы задирать. Вы – пуп, а все вокруг – пупочки.
– Фу, мерзость какая, – сморщилась Маша. – Сразу видно, что воспитание вы получили в конюшне. Не смейте перебивать даму! Извольте слушать! Сядем за столик – ногти не грызите, локти на скатерть не ставьте, не чавкайте, не орите, не сморкайтесь под стол, не вытирайте нос скатертью и не размахивайте руками. Все поняли?
– Вот ведь странно, – сказал Афиноген. – Бывают же люди, которые всегда и всех обижают. Никак я этого не пойму. На морозе такие родятся или, наоборот, в печке? Все от вас плачут.
– Вы еще не плакали, – многообещающе произнесла Маша.
…До «России» добрались без приключений. В вестибюле Афиноген восхищенно осмотрел чучело медведя с подносом и потрогал его за нос.
– Инвентарь попрошу не лапать! – подскочил швейцар.
– Ладно… – буркнул Афиноген. – Тоже мне…
– Не тоже мне, – завелся швейцар. – А вчера один такой, вылитый вы, медведю хрустальный глаз выбил! А вот поди найди теперь второй такой глаз!
Медведь и вправду был одноглазый. Маша взяла Афиногена под руку и увела в зал.
– С прислугой пререкаются только хамы, – объяснила она Афиногену. – Кто вы внутри – этого я не знаю, но снаружи вы вполне порядочный человек. Так вот, извольте соответствовать!
– Слушаюсь, – поклонился Афиноген, изящно подвигая Маше стул.
Подлетел накрахмаленный официант:
– Столик не обслуживается.
– А какой обслуживается? – Афиноген надменно посмотрел на официанта.
– Не могу знать, – с затаенной насмешкой сказал официант.
– Ах, не можешь знать… – с неожиданно нагловатыми интонациями протянул Афиноген. – А если я тебя, мерзавца, в бараний рог сверну? Пшел, болван!
Мария удивленно раскрыла глаза – она никак не ожидала от Афиногена такой прыти.
– Прощенья просим, – забормотал официант. – Мы вас, того-с, не знаем, новенькие-с вы… Сей же секунд все будет в лучшем виде! Чего изволите?
– Значит так, – сказал Афиноген. – Претаньер, беф-бе-шамель, равиоли, попьеты, кавказское номер двадцать три… Не возражаешь ты, дорогая?
– Нет… дорогой, – запинаясь, произнесла Мария.
Официант сделался зеленым.
– Ваше высокоблагородие, – сказал он с тоской. – Революция была, вы верно изволили забыть? Нет этого ничего. В помине нет!
– Лангет де беф?
– Упаси бог! – официант взмахнул полотенцем.
– Кольбер? Бретон? Субиэ? Вилеруа? – продолжал допрашивать Афиноген. – Что есть, наконец? Отвечай, болван!
– Самогон-с! – официант деликатно кашлянул в кулак. – И для вас, только для вас лично, поверьте, – студень из лошадиных мослов.
– Неси, – кивнул Афиноген.
Официант умчался.
– А я не знала, что вы закончили пажеский корпус, – улыбнулась Мария.
– Вчера весь день перед зеркалом зубрил, – сказал Афиноген. – Слушай… А чего это я ему наговорил? В книжке перевода нет, может, ты знаешь?
Пока шел этот разговор, Коля и Никифоров стояли на галерее и наблюдали за Афиногеном и Марией. Коля мучился, завидовал Афиногену, но о Маше старался не думать.
– Болтают, а о деле нисколько и не думают! – сказал Коля ревниво.
Никифоров внимательно посмотрел на него:
– Втюрился?
– Кто? – покраснел Коля.
– Да уж не я, – заметил Никифоров. Маша ему самому нравилась, но он считал, что ее дворянское происхождение раз и навсегда кладет между ними непреодолимый барьер.
– Ну, и не я! – Коля покраснел еще больше. В словах и тоне Никифорова он безошибочно уловил осуждение, легкую зависть, а главное, непререкаемое требование: не имеешь права, Кондратьев. Подумай и остановись, пока не поздно!
Поняв все это, Коля спасовал. И поэтому сказал: «Ну, и не я!» Потом, много лет спустя, когда в самые трудные минуты Николай Кондратьев ни разу не позволит себе словчить, уйти от ответа, когда непререкаемая честность станет главным законом его жизни, он однажды признается своей жене: «А знаешь, – скажет он ей, – был случай, когда я едва не предал одного человека…» И жена будет успокаивать его.
Оркестр заиграл танго. К Афиногену и Марии подошел хлыщеватый завсегдатай ресторана в визитке, небрежно поклонился:
– Па-азвольте вашу мамзель на тур танго!
– Отвали… – холодно сказал Афиноген и взглянул на Машу.
Она отрицательно покачала головой: этого человека она видела впервые.
– Ага, – хлыщ в раздумье почесал переносицу. – Тогда я без вашего позволения присяду… У меня, собственно, не к вам дело, а к мамзеле. Значит, так: вы, мамзель, пока молчите – до тех пор и дышите. Понятно объяснил?
– Яснее ясного, – Афиноген схватил собеседника за воротник рубашки, притянул к себе. – А теперь – отвали, потому что я сейчас сосчитаю «раз, два», а на счет «три» у тебя в голове будет дырка. – Афиноген сунул в лицо наглеца ствол нагана.
– Уже ушел, – хлыщ ретировался.
Афиноген незаметно посмотрел на галерею. Никифорова и Коли там уже не было, и Афиноген понял, что они все видели и примут необходимые меры.
– Идемте, я провожу вас, – сказал Афиноген Маше. Вышли в вестибюль. Около медведя стоял Коля.
– Афиноген, дуй на улицу, – сказал он. – Марию Ивановну провожу я.
– Это еще почему? – обиделся Афиноген. – У меня что, нос кривой?
– Да не в этом дело, – рассердился Коля. – Приказ Никифорова. Может быть нападение, а я как-никак раз в пять посильнее. Или нет?
– Нападение? – переспросила Маша. – Я боюсь!
– Со мной? – обиженно спросил Коля. – Несерьезно, барышня.
…Афиноген подошел к Никифорову в тот момент, когда Никифоров инструктировал сотрудников оперативной группы.
– Сейчас они выйдут, – говорил Никифоров. – Разберем их по одному. Товарищам, на которых форма, – вести свой объект до очередного поста и передавать. В свою очередь принявший ведет до следующего поста, ясно? Вот они.
Из ресторана выкатилась ночная компания, человек шесть разношерстно одетых людей. Среди них был и невесть откуда появившийся Плавский. Но Маша уже ушла, и опознать Плавского было некому.
– Вы трое идите за легавым и девчонкой, – приказал Плавский, – остальные за мной…
Бандиты разошлись в разные стороны.
– Эти трое явно пошли за Колей, – встревоженно сказал Афиноген Никифорову. – Что будем делать?
– Коля справится сам, – уверенно сказал Никифоров. – Мы идем каждый за своим. Давай…