Диана Бош - Разносчик пиццы
Навязывать же свое общество Лидии Эрика не решалась, как вдруг та проявила инициативу сама. Сначала актриса забегала в костюмерную как бы по делу, а заодно и немного поболтать. Но когда поняла, что из всего рассказанного ею ни слова никуда не просочилось, стала частой гостьей. Постепенно она начала делиться самым сокровенным. Эрика же, слушая ее, каждый раз испытывала чувство вины. Ей было стыдно оттого, что она старательно изображает дружбу, тогда как на самом деле в отношениях с «подругой» ее интересовал только Артур.
Когда Лидия предложила прийти к ним в гости, Эка и обрадовалась и испугалась одновременно. Она долго колебалась, не решаясь столкнуться с Артуром лицом к лицу и наконец вчера решилась. А теперь отчаянно жалела, что пришла.
Филипп поднялся и встал напротив Аманды:
– Вынужден вмешаться, хотя это и против моих правил. «Будь мудрее других, если сможешь, но никогда не говори об этом», – сказал когда-то Честерфилд. Вы, Аманда, нарушаете обе части этого наставления, из чего я делаю вывод: вы просто глупы.
Валерия удивленно вскинула на него глаза. За годы, проведенные рядом, но не вместе, он первый раз вступился за нее. И это было так странно и приятно, что у нее даже порозовели щеки.
– Ах, Честерфилд! А мне вот ближе Махатма Ганди: «Сначала тебя игнорируют, затем над тобой смеются, потом с тобой борются, затем ты побеждаешь!» Когда ваша дражайшая экс-супруга высмеивала меня, вы молчали. Так что идите к черту! Сейчас моя очередь глумиться, – выпалила Аманда.
– Вовремя подвернулся журнал с цитатой, не правда ли? – Филипп щелкнул ногтем по лежащему на столе глянцу. – Хорошая память.
– А хоть бы и так! Вам-то что?!
Руки Аманды сжались в кулаки, будто она готова была броситься на обидчика, но усилием воли она подавила раздражение и даже натянуто улыбнулась.
Глава 16
Лямзин, внимательно слушавший все разговоры, начал проявлять признаки нетерпения и, едва возникла пауза, обратился к Артуру:
– У меня к вам просьба. Но не хотелось бы озвучивать ее при всех. Можно побеседовать наедине? – И, дождавшись утвердительного ответа, повернулся к Остапу: – А вы, молодой человек, никуда не уходите. Есть важный разговор.
Лямзин с Артуром прошли в библиотеку и плотно прикрыли за собой дверь.
– Я сказал, что у меня просьба к вам, так вот, перейду к ней сразу. Учитывая сложность ситуации и тяжесть совершенных преступлений – во всяком случае в том, что вторая смерть была умышленной, я абсолютно не сомневаюсь, – хотел бы попросить вас оставить гостей в доме еще на день-два. Если сразу не использовать момент, потом будет гораздо сложнее установить истину. Поверьте мне, как профессионалу.
– А если они не согласятся?
– Согласятся. Некоторые только и ждут этого предложения, я подозреваю.
– Вы кого-то конкретно имеете в виду?
– Да. Но я бы не хотел пока конкретизировать и делиться своими подозрениями.
– Хорошо. Признаться, я и сам собирался это предложить. Сейчас отдам распоряжения прислуге. И еще. Хотел вам сказать, да все никак не решался. Это я виновен в смерти Лидии.
У Лямзина от изумления глаза полезли на лоб.
– Что? – отрывисто бросил он.
– Понимаете, – Артур говорил торопливо, словно боясь, что если остановится, то не решится сказать. – Мы поженились, когда Лидия была совсем молоденькой девушкой. Конечно, я во многом ей потакал. Но от отношений с годами ждешь развития, а у нас… В общем, в какой-то момент я понял, что устал. Подал на развод и сказал ей об этом.
Он нахмурился и замолчал, переживая те события.
– И что было дальше? – спросил Лямзин.
– Она кричала, плакала. Уговаривала подождать, уверяла, что изменится. Я сдался и забрал заявление. И правда, первое время все было тихо. Но когда наступило тепло, ее натура взяла верх. Опять начались вечеринки, гости, шум, гам.
– Скажите-ка, Артур, а когда состоялся тот первый разговор?
– О разводе? Да около шести месяцев назад.
– Потом вы помирились и речь о расставании больше не заходила?
– Д-да, – неуверенно произнес Артур. – Но видите ли, в чем дело: она была очень впечатлительной натурой и наверняка чувствовала мое недовольство. Так что арестовывайте меня – это я довел жену до самоубийства.
– У вас все?
– Да.
– А как вы объясните вторую смерть?
Артур на мгновение задумался, потом пожал плечами.
– Никак. Для меня она абсолютная загадка.
Они вышли из библиотеки, и Лямзин, заглянув в гостиную, поманил Остапа рукой:
– Пойдем.
В кабинете, куда они поднялись, на полную мощность работал кондиционер. Лямзин взял в руки пульт и остановил его, пробормотав что-то про температуру, как в холодильнике. Вслед за тем предложил Остапу сесть на стул возле окна, а сам расположился за столом напротив. Парнишка сидел напряженно, выпрямив спину и сложив на коленях руки, словно в детском саду. На лице его явно читался испуг.
– Да расслабься ты, – не выдержал Лямзин. – Убивать не буду. Обещаю.
Он достал диктофон, положил его между собой и Остапом и нажал на кнопку воспроизведения. Запись была сделана следователем накануне, на допросе Розы Марковны Коновалиной в следственном изоляторе. Дав некоторое время парню послушать, он спросил:
– Узнаешь?
Остап судорожно сглотнул:
– Да. Это тетя Роза…
Лямзин выключил диктофон, спрятал его и, повернувшись к Остапу, в упор спросил:
– Надеюсь, ты отдаешь себе отчет в том, что твоя тетя совершила серьезное преступление, раз она – следователь прокуратуры!!! – арестована.
Остап затравленно кивнул.
– Да.
– А за что именно – знаешь?
– Нет.
– Хорошо, пусть. Тут дело такое. Тетю твою можно было оставить на свободе как человека с серьезным заболеванием, но – увы. Мы располагаем информацией, что… – тут Лямзин на мгновение запнулся, обдумывая, какими словами преподнести информацию Остапу. Естественно, всю правду о том, что желать преждевременной смерти тети могут ее же бывшие коллеги, он говорить не мог, – …кое-кто из сообщников преступников, с которыми она вошла в сговор, имеет намерение ее убить. Поэтому заключение Розы Марковны под стражу – это прежде всего обеспечение ее безопасности. В условиях города сложно организовать полноценную охрану. Но и это еще не все. Правоохранительные органы имеют все основания полагать, что для шантажа твоей тети злоумышленники готовы пойти на новое преступление, а именно – на похищение человека. И нетрудно догадаться, что этот человек – ты. Роза Марковна любит тебя, и, зная про это, преступники постараются использовать свой шанс. Так что нравится тебе или нет, а будь любезен, отсюда никуда не отлучайся. Пока мы пользуемся гостеприимством хозяев, естественно.
– А потом?
– Как тебе дальше быть, мы определимся позже. Не будем бежать впереди паровоза. Если опасность не исчезнет, возможно, тебе придется куда-нибудь на время уехать.
Отпустив Остапа, Лямзин долго сидел неподвижно, пытаясь мысленно выстроить схему преступления. Потом взял остро заточенный карандаш, лист бумаги и принялся рисовать.
В середине листа он нарисовал толстый мешок, завязанный веревкой, вокруг – физиономии участников драмы, продемонстрировав тем самым незаурядные художественные способности в жанре карикатуры; подумал, дорисовал себя и Александру, каждую рожицу обвел кружком и поставил первые буквы имени.
Потом начал тщательно вырисовывать ниточки-связи между действующими лицами, ставя только ему понятные знаки и делая пометки. Закончив, вывел в центре мешка большой вопрос и нарисовал рядом два пустых кружка.
По оперативно полученной информации, деньги были у Розы Коновалиной, но на ней же цепочка и обрывалась. Подследственные, обвиняемые в хищении пришедшей из Германии денежной суммы, клялись и божились, что все рассказали Коновалиной. Названные ими счета были пусты, обыск в доме Коновалиной ничего не дал, а денег на ее имя ни в один банк Москвы не поступало.
Остап хотя и смышленый, но все-таки мальчишка, и по его поведению во время разговора Лямзин понял: деньги взяла его тетка. Вот только где она их хранит, парень не знает. Хотя, возможно, искусно скрывает.
Смущало совпадение, что Остап оказался в трагический вечер именно в этом доме. Но подозрения к делу не пришьешь, а объяснение: «Из-за Аманды», – Лямзина не удовлетворяло.
Было здесь что-то еще, и мальчишку надо бы тряхнуть.
Получалось, что деньги были-были, а потом – раз! – и вдруг исчезли в никуда. Но в мистику Лямзин не верил. Коновалина же упорно молчала, и даже подтвержденный диагноз и угроза остаться без лечения не помогали ее расколоть.
Лямзин сложил лист, захлопнул блокнот и взял фотоаппарат. Была у него такая слабость – страсть к фотографии. Обычно это удовольствие помогало ему расслабляться, но в особо сложных случаях он предпочитал с фотоаппаратом думать.
Глаза машинально искали интересный кадр, то и дело работала вспышка, а мозг фильтровал и обрабатывал информацию. Для Лямзина это была своеобразная медитация с камерой в руках. Он почти впадал в трансовое состояние, этакий полусон-полуявь, и тогда случались открытия. Порой схема преступления вдруг вырисовывалась настолько четко, что он только охал от удивления – надо же, как просто, и почему раньше не догадался!
