Наталья Андреева - Соло для пистолета с оркестром
…Сначала ему на глаза попалась газета.
До этого он все еще думал, что его хватятся. Не может человек так просто взять и исчезнуть. Тем более такой, как он. Знаменитый писатель, кумир многих. Как только Аким Шевалье перестанет появляться на публике, его поклонники забеспокоятся. Милиция будет искать. Придут к Милене, начнут расспрашивать. Почему-то в отчаянии люди начинают рассуждать по-детски. И верить в сказки со счастливым концом.
Его должны были искать, но почему-то не искали. Прошел месяц, потом другой. Он работал, это помогало забыться. Книга была написана за два месяца. И все. Время кончилось, песок в часах незаметно перетек из верхнего сосуда в нижний.
Рукопись забрали, сказав при этом, что скоро он получит новые документы. И билет на самолет. Что надо какое-то время пожить за границей. Людям, которые склонны верить в сказки со счастливым концом, врут особенно охотно. Он и поверил, но потом нашел газету.
Толстую газету, полную всяческой чепухи и сплетен. В том числе и из жизни знаменитостей. И с удивлением узнал на фотографиях свою жену. А точнее, вдову. Милена позировала фотографу, а была она очень фотогенична. Наряду со снимками на целом развороте было размещено интервью с ней. Длинное интервью, посвященное в том числе и последней книге, которую при жизни ее муж-писатель отчего-то не захотел опубликовать. Считал, что рукопись требует доработки. Но вы-то, уважаемые читатели, поклонники творчества, убедитесь, что это не так.
Газету его тюремщики выбросили в помойное ведро после того, как разделали на ней селедку. На красивом лице жены расплывалось жирное пятно. А к лицу ее спутника прилипла рыбья чешуйка. Он сковырнул чешуйку, и ненависть захлестнула. Черная ненависть. Вот, значит, как!
Увы! Лучшие друзья для того и существуют, чтобы в нужный момент предать. Когда предоставляется возможность сорвать самый жирный куш. О! Они умеют ждать! Они прикидываются вашими друзьями! А потом жертвуют фигуру, чтобы выиграть партию. Должно быть, после этого они долго и старательно пьют. Но проходит время, и прошлое перестает так много значить. Время лечит… А хороший лекарь не разбирает, где белые, а где черные. Где плохие, а где хорошие. И исправно пользует всех…
Значит, Милена не стала ждать, пока пройдет хотя бы полгода со смерти любимого мужа. Приличия соблюдены не были. Он прочитал откровения жены о друге, который разделил с ней скорбь и взял на себя проблемы семьи трагически погибшего писателя. И поэтому с этим другом Милене теперь никак невозможно расстаться.
Вот тогда он словно бы очнулся. К черту сказки! Истина — вот она! Знаменитый писатель Аким Шевалье умер! Аминь! Упокой Господь его душу. Значит, оставить его в живых невозможно. Интересно бы узнать, сколько у него осталось времени? День, два, неделя? Вряд ли больше. Должно прийти соответствующее распоряжение. От Мелешева. Как, когда и где.
И вот тогда мысль о спасении отчаянно заметалась в его голове. С новой страстью и новой силой. Ему захотелось вернуться. «Это вряд ли», — сказала она.
Он лег на кровать и закрыл глаза. Попытался вспомнить все, что он знал о побегах. О чудесных спасениях. О воскресениях из мертвых. Первый — граф Монте-Кристо. Не пойдет. Прикинуться мертвым — не лучший выход из положения. Контрольный выстрел голову — одно из правил игры, которую эти люди ведут.
Мысленно он прошелся по дому. Заглядывая во все уголки.
Его комната на втором этаже. За ней лестница. Под лестницей, на первом этаже, небольшой коридор. В коридоре старый холодильник, нерабочий. Холодильник высокий. В голове мелькнула мысль: где-то он это уже видел. Чтобы спастись от взрыва, надо спрятаться за что-то надежное, прочное. Или во что-то. Если скрючиться, то можно в нем разместиться. В холодильнике! Не лучший вариант, но ничего другого в голову не приходит.
Спускаться на первый этаж ему не возбраняется. Там туалет. Да и охранники в последнее время потеряли бдительность. Пациент тихий, не буянит, истерик не устраивает. Ходит, словно мешком пришибленный. Одно слово: писатель.
За два месяца они стали относиться к нему как к мебели. Предмету неодушевленному. И в самом деле: пока не наткнулся на газету, он находился в состоянии анабиоза. Но теперь проснулся. Главное, чтобы для них это осталось незамеченным.
Когда он в следующий раз пошел в туалет, то задержался возле холодильника и открыл дверцу. Из белого нутра ощутимо пахло плесенью. Он невольно усмехнулся: пятьдесят на пятьдесят. Лучше чем ничего. И вынул из холодильника первую полку. Постепенно все их перетаскал в туалет. Холодильник сделался внутри пуст.
Пятьдесят на пятьдесят. Вот так.
Весь следующий день он ждал, когда на кухне никого не будет. Хоть на несколько минут. Все чувства обострились. Судя по тому, как вели себя охранники, понял: либо сегодня вечером, либо завтра. Они все уже знают. И смотрят на него как-то по-особому.
Наконец, он дождался. Кухня оказалась пуста. Он подошел к газовой плите и повернул вентиль. Газ пошел. Слабый запах газа в небольшом помещении ощущался всегда, потому что баллоны стояли снаружи, за этой же стеной, в специальном железном шкафчике. Он догадался, что один из охранников поехал за выпивкой. Ждут только его, чтобы…
Чтобы?
Когда посланник вернулся, в доме неожиданно появился сторож. Охранники его не гнали, потому что любили резаться в карты пара на пару. Сторож был четверым. Ему наливали, а больше мужика ничего не интересовало. И на второй этаж он не заглядывал. Но сегодня сторож был некстати. Или кстати?
Его тюремщики переглянулись:
— Ладно. Дернем по маленькой, а потом, Ванек, ты уж пойди погуляй. Дельце у нас есть. Меж собой.
— И то, — поддакнул тот, что был совсем безусым юнцом. Видимо, убийство было для него в новинку. — Надо бы для храбрости. Остограммиться.
Он понял, что убрать его поручили именно этому безусому юнцу. Причаститься. К братству. Клиент, мол, тихий, а начинать с чего-то надо.
Все четверо направились на кухню. Дверь предусмотрительно открыли, чтобы клиент не улизнул. На выход только через кухню. А ежели сиганет в окно со второго этажа, так звон разбитого стекла будет слышен. Снаружи на окнах засовы. Но они уже поняли: клиент активности не проявляет. Спокойно дожидается своего билета на самолет.
Он затаился в коридоре, прислушался.
— А если я с первого раза не попаду? — спросил безусый.
— Куда не попадешь? — заржали двое других.
— Куда надо.
— Ничё. Поможем.
И они заржали еще громче. Послышалось бульканье. Водка лилась в граненые стаканы. Его удивила обыденность происходящего. Как так? Они собираются через пять-десять минут убивать его, великого писателя, и говорят об этом так просто! Как о рядовом событии! Выходит, жизнь человеческая так, пыль? Сдул, и нет ее. А мы-то воздвигаем вокруг этого глобальные проблемы! В чем смысл? Да ни в чем! Если можно так просто покончить с великим таинством…
— Закурим, что ли? — послышалось вдруг.
Он понял это как сигнал. И ринулся к холодильнику, стараясь проделать это бесшумно. Влез в него, скрючившись, и затаил дыхание.
Все оказалось гораздо страшнее, чем он представлял.
Сначала наступила странная тишина. Именно тишина. Потом он сообразил, что оглох. И на время отключился. Взрывом холодильник вышвырнуло из дома, это его и спасло. Но дверца была покорежена, и рваным железом ему распахало полщеки. От этой боли он и очнулся.
Боль была невыносимой. Ничего подобного он до сих пор не испытывал. Дверца холодильника распахнулась, он вывалился наружу. В лицо дохнуло нестерпимым жаром. Он закричал страшно, дико. Рядом падали на снег горячие обломки. Вспыхнули волосы, лопнула кожа на лице, он инстинктивно шарахнулся в сторону и зарылся в снег. Потом начал по нему кататься.
И вновь потерял сознание, но теперь его спасло пламя горящего дома. Если бы не огонь, он окоченел бы от холода. Через какое-то время он очнулся.
ДОЛЬЧЕ (Нежно)
Дмитрий очнулся минут через пятнадцать. С трудом разлепил веки, в глаза ударил яркий солнечный свет. Спину нестерпимо жгло, из чего Глазов сделал вывод, что надо бы срочно отползти в тень. Вот что значит встать спозаранку и проехать по жаре двести километров! И не заметил, как отключился! Глазов застонал и повернул голову. Солнечный удар, не иначе. Рядом лежала очень знакомая и родная женщина, но не жена. О жене сейчас думать не хотелось.
Он вдруг подумал, что возврата не будет. На какие бы уловки она не пустилась. Ему по-прежнему нестерпимо хотелось спать. Юлия тоже дремала, прикрыв лицо полотенцем. Живот и длинные, красивые ноги она подставила солнцу. В отличие от Глазова кожа ее на солнце быстро покрывалась ровным, бронзовым загаром. Альфа оказалась умнее: она устроилась в ближайших кустах. Собака неподвижно лежала на боку, закрыв глаза и вывалив изо рта язык.
«Неужто сдохла?» — мелькнула мысль. Он тронул Юлию за плечо, и овчарка тут же открыла глаза. «Размечтался!»
