Александр Смирнов - Вавилонская башня
Хозяин забрал листы и повернулся, чтобы опять уйти.
— Потом, потом, сначала надо подкрепиться, а после этого все дела решим.
Стоило только Андрею Тимофеевичу выйти из комнаты, как Катя, заглядывая отцу через плечо, засеменила за ним, не отрывая глаз от бумаг, которые тот читал.
— Что это, что это? — тараторила она.
— А ты сама почитай, — ответил отец, отдавая прочитанные листы.
Катя начала читать, но понять, что это такое так и не смогла.
— Папа, я ничего не понимаю.
— Тогда отдай.
— Нет, нет! Дай дочитать, всё равно очень интересно, правда, ошибок много.
— Вот что, умница, ты про ошибки пока даже не вспоминай, а то вспугнёшь талант и поминай как звали.
— Талант?
— Конечно талант. Я попросил описать его чувства, которые не поддаются описанию. Как ты думаешь, он справился?
— Конечно, справился! Мне это интересно даже, как будущему врачу.
— Кстати, как будущий врач и займись этим. Не в общаге же ему жить после такого ранения? Видишь, к чему приводит небрежное отношение к врачебным предписаниям. Да и с русским языком подтянешь его.
Вскоре стол был накрыт и все расселись вокруг него.
— Андрей Тимофеевич! — снова начал Василий. — Помните, в госпитале, вы пообещали мне помочь с учёбой? Я, поэтому и зашёл к вам, а тут этот припадок…
— А мы с тобой уже начали. Сейчас покушаем и разберём, что ты тут написал, — хозяин кивнул головой в сторону исписанных листов.
— Я не это имел в виду.
— А что? Мы с тобой в госпитале ни о чём другом не разговаривали.
— Я имел в виду поступление в университет.
— Ах, вот оно что! Тогда извини, я просто не понял тебя. Считай, что в университете ты уже учишься.
— А как же экзамены?
— Какие экзамены?
— Вступительные.
— Ты считаешь, что сдашь их?
— А как же тогда?
— Тогда остаётся золотая звезда героя, которая даёт тебе право на поступление без экзаменов.
— И когда это всё решится?
— Уже решилось. Ректор готов подписать приказ тотчас, как увидит перед собой твоё заявление.
— В чём же дело? Я сейчас же пишу заявление и бегу устраиваться в общежитие.
— Никаких общежитий! — оборвала его Катя. — Ты будешь жить у нас. Это решено.
— Кем решено?
— Нами, — невозмутимо ответила она.
— Не только нами, — добавил Андрей Тимофеевич. — Этот вопрос решал ещё и доктор.
Как только Василий услышал про доктора, его лицо померкло. Спустившись на грешную землю, из мира надежд и мечтаний, молодой человек вспомнил, что не всё так просто и радостно, как этого хотелось бы. Он вспомнил, что является хоть и молодым, но инвалидом, что его образование не оставляло ни малейшего шанса на поступление ни только в университет, но в любое учебное заведение, что его будущее зависит не от него, а от совершенно посторонних людей.
Как будто поняв это, Катя положила свою руку к нему на плечо и заглянула в глаза.
— Ну что ты так расстроился? Ты же не один. У нас всё получится, вот увидишь.
Как всё просто на словах! А на деле? Каждый, кто хоть раз ставил перед собой задачу и приступал к её реализации знает, что первое, что происходит, это опускание рук. Ничего не получается, кажется, что поставленная задача совершенно невыполнима, а твои жалкие потуги — просто сизифов труд. И только если упрямство родилось вперёд тебя, если оно способно затмить сам разум, после долгой и нудной работы начинаешь видеть первые маленькие результаты.
Василий не был исключением. Его желание написать книгу про своего командира было простым, но путь, который необходимо было пройти для достижения этой цели оказался чрезмерно трудным.
— Вот смотри, — уже в который раз говорил ему Андрей Тимофеевич, просматривая его рукописи, — вот это слово, ты употребляешь в одном предложении три раза. Глагол быть употребляешь так часто, как будто кроме него и слов в русском языке нет. Это всё из-за ограниченного словарного запаса. Тебе читать надо больше, тогда этих проблем не будет.
Однако, сколько бы Василий ни читал, ничего не изменялось. Он уже сто раз пожалел о том, что решил учиться на журналиста. Работал бы, как и все на заводе и никаких тебе глаголов. Но только стоило ему заикнуться об этом, Катя, как коршун налетала на него и долбила своим клювом прямо в темя.
— Как ты быстро сдаёшься! Неужели передо мной герой-партизан? А может быть, ты выдумал про себя всю эту историю и про рудник и про командира?
После таких слов ничего не оставалось делать, как брать себя в руки и вновь заниматься этим скучным и нудным делом.
Только через полгода, просматривая рассказы, которые написал Василий, Андрей Тимофеевич отложил листы бумаги и произнёс:
— Ну вот, теперь уже на что-то похоже.
— Значит, я теперь могу написать о командире?
— Нет, о командире рановато будет. Сначала напишешь статью в нашу газету. Скоро майские праздники, наши стоят под Берлином, вот тебе и карты в руки.
Дважды повторять не пришлось. Василий взялся за работу, и через два дня статья была готова. Уж чего в ней только не было! Фантазия, вырвавшись из плена, разлилась на бумаге, обнажив такой разворот событий, которого, вероятно, не знали и сами главнокомандующие обеих армий.
Но, тем не менее, редколлегия газеты приняла решение напечатать эту статью. Буйную фантазию расценили, как явление позитивное, направленное на укрепление воинского духа советского воина.
Если выход первой публикации в газете дома вызвал бурю положительных эмоций, то в университете всё происходило с точностью наоборот. Студенты, поздравляя своего товарища, улыбались ему, и непременно руку вкладывали в карман, сжимая её там, в виде фиги.
— Выскочка, — шипели ему вслед студенты, которые только что улыбались Василию.
— Это надо же! Ещё и передовицей напечатали, — судачили они между собой.
— Здесь без блата не обошлось. А по блату любую туфту напечатают.
— Да такое и по блату печатать нельзя. Вы читали, что он там напридумывал?
— Слушайте, я читал. Бред полнейший. Он расписал там, что первого мая наши возьмут рейхстаг, что Гитлер застрелится и его сожгут свои же, а ещё, что восьмого мая будет подписан акт о безоговорочной капитуляции.
— А что вы от него хотите, он же на голову контужен.
— Как же такого к газете то подпустили, он же неграмотный. У него в каждом предложении по ошибке.
— Я слышал, что он к немцами в плен попал. Те расстрелять его не успели, а когда наши освободили, то ему героя дали.
— За что?
— Да за то, что не расстреляли. Нужно было кому то дать, вот ему и дали. Теперь он этим и пользуется. Вас то никто никогда в передовице не напечатает, а его, пожалуйста, поди откажи такому!
Сплетни и пересуды прекратились после победы. События, описанные в статье Василием, оказались пророческими: и рейхстаг взяли первого мая, и Гитлер застрелился, и акт о капитуляции подписали восьмого мая. Справедливости ради надо отметить, что в статье были некоторые неточности. Гитлер не застрелился, а отравился, акт о капитуляции подписали, хоть и восьмого мая, но по берлинскому времени. По московскому, это было уже девятого мая. Однако, таких мелочей никто даже не заметил. Недоброжелатели прижали свои уши и отстали от Василия. Сплетни прекратились.
Глава 7
Сказать жара, значит, ничего не сказать. Солнце печёт так, будто хочет раскалить землю добела. От этой жары почва трескается и превращается в жёсткую, колючую корку, такую же, как кожа, которая обгорев на южном солнце если, что и может, так только кровоточить. А нужно не только кровоточить, но и собирать хлопок, который в военное время рассматривался, как стратегическое сырьё. А как его можно ещё рассматривать, если из него делают вату, которая на фронте нужна также, как и снаряды? Вот и собираешь кровавыми пальцами эти коробочки, а вокруг стоит душераздирающий детский крик. Сборщицы хлопка все женщины. Они выходят на поля со своими грудными детьми, которые лежат здесь же на поле, прикрытые от палящего солнца какой-нибудь тряпкой или фанеркой. Лежат и орут, так, что сердце разрывается. Местные узбечки с этим справляются очень просто: разжуют маковую соломку, сделают из неё кашицу, завернут в тряпочку и сунут в рот младенцу. Тот моментально засыпает. Не только делают, но и русских женщин учат. Правда, всех в райкоме комсомола инструктировали, рассказывали, чтобы не поддавались на эти уловки. Ребёнок, конечно, сразу уснёт, но превратится в наркомана, а от этой болезни, как известно, лекарства ещё не придумали. Но не у всех сердца железные. Не выдержит какая-нибудь мамаша, да и всунет в рот своему чаду тряпочку. Тот почмокает, почмокает, да уснёт, а когда проснётся закричит ещё больше и уже не успокоится покуда мамочка собственными руками не всунет ему в рот очередную порцию наркотика.
