Анна Князева - Подвеска Кончиты
– Полиция, открывайте!
– Мы не одеты.
– Одевайтесь и выходите в коридор.
Переглянувшись, они бестолково засуетились, отыскивая вещи и сталкиваясь в узком проходе между сиденьями. А когда наконец выпали в коридор, полицейский приказал:
– Приготовьте ваши документы и вещи для осмотра.
– Э-э-это еще зачем?! – возмутилась Ирина.
Он оторвался от каких-то бумаг:
– Делайте, что говорят. Приготовьте документы и ждите, пока к вам придут.
– И минуты здесь не останусь! У меня в два часа назначена запись передачи, – Ирина повернулась на каблуках, намереваясь забрать свою сумку и демонстративно покинуть вагон.
– Ирина Ивановна, я знаю, кто вы такая, и мне очень нравится ваша программа. Но в вагоне убийство. Придется вам задержаться.
Через раскрытую дверь третьего купе, пятясь, вышел человек в белом медицинском халате. Вслед за ним потянулись носилки, на которых лежало что-то плоское, накрытое простыней. Вслед за носилками вышел второй санитар. Потом было видно только его широкую спину.
– Что это? – тихо спросила Дайнека.
– Женщину убили.
– Когда?..
– Этой ночью.
– Эдик где? Где Эдик?! – закричала Ирина и ринулась в третье купе.
– Ирина Ивановна, стойте! Его там нет!
– Нет? – Ирина остановилась. – А где же он? Его тоже убили?
– Вернитесь в купе.
– Его убили?! – снова закричала Ирина.
– Прошу вас, не мешайте работать, вы же сознательная женщина.
– Миленький мой, ты только скажи, Эдик Марцевич жив?
– Жив ваш Эдик, жив! – сорвав с головы фуражку, полицейский достал из кармана платок и вытер со лба пот, потом протер изнутри околыш[10]. – Настолько жив, что даже в бега ударился.
В коридоре появился Ломашкевич.
– Дмитрий Петрович! – Ирина устремилась к нему.
– Пойдемте, – Ломашкевич первым зашел в их купе. – Судя по всему, вы уже знаете, что случилось прошедшей ночью.
– Ничего не знаю… – прошептала Ирина.
– Сегодня ночью убили Маргариту Марцевич. Ее муж бесследно исчез. Никто его не видел. Ночью было три остановки. Эдуард Марцевич мог сойти на любой из этих трех станций. Вопрос: зачем он это сделал?
– Эдик не мог убить, я хорошо его знаю. Он не мог этого сделать! – Ирина неистово вцепилась в локоть следователя.
– Успокойтесь и присядьте, у вас еще будет возможность высказаться.
Он достал блокнот и приготовился записывать:
– Вы виделись вчера с Маргаритой и Эдуардом Марцевич?
– Да, вечером они оба заходили.
– Когда это было?
– В начале одиннадцатого, – подсказала Дайнека.
– О чем вы говорили?
– Эдик сказал, что его пригласили выпить в девятое купе.
Ломашкевич озадаченно вскинул брови и уточнил:
– К Жукову?
– Да, – подтвердила Ирина.
– А его жена?
– Она пошла спать.
– И это все?
– Все.
Следователь в сердцах захлопнул блокнот:
– Только не говорите, что вы этой ночью ничего не слышали!
– Ни-че-го!
Дайнека с тоской уставилась в окно. Как же ей хотелось очутиться за пределами этого поезда!
– Как это произошло? – спросила Ирина.
– Кабы знать… – вздохнул Дмитрий Петрович. – Наверняка можно сказать только одно: смерть наступила около двенадцати часов ночи. Ее задушили во сне. Потом зачем-то повернули лицом к стене и накрыли одеялом. Утром проводница зашла разбудить, решила, что она спит. Ну а когда расталкивать начала, тут уж поняла, что женщина мертва.
– А Эдик?
– Исчез.
– Вы думаете, это он? – Ирина прикрыла глаза руками.
– Иначе зачем сбежал? – спросил Ломашкевич.
– Эдик – слабый человек, он не способен убить. Просто он пил.
– Ну, это, как говорила моя учительница, звенья одной цепи…
– Вы не понимаете… – Ирина отчаянно искала слова.
– Так объясните! – следователь был готов ее выслушать.
– Убить Маргариту для него все равно что убить мать. Вы не представляете, сколько она для него сделала: спасала, лечила от алкоголизма. Детей у них не было, он был ее ребенком.
Тут вмешалась Дайнека:
– Если, по-вашему, он убил Маргариту, значит, и тех двоих – тоже он?
– Я так не сказал.
– И без того ясно и очень логично! – уверенно сказала она. – Трудно поверить, что в одном вагоне происходит несколько не связанных между собой убийств, – в ее голосе мелькнула ирония.
– Послушайте, я хочу знать ответы всего лишь на два вопроса: кто и почему, – устало заметил следователь.
– Тогда почему не отреагировали на то, что я рассказала вчера?
– То есть?
– Помните, я говорила вам, что Казачков хотел что-то выбросить в окно? Может, это был пистолет?
Ломашкевич недоуменно вгляделся в ее лицо.
– Я не утверждаю, что Казачков застрелил охранников, но ведь он может знать, кто это сделал, – ее мысль стремительно набирала скорость. – Именно потому, что к моменту убийства Маргариты Марцевич пистолет был уже выброшен, ее задушили, а не застрелили, как тех двоих.
– С чего вы решили, что охранников застрелили из пистолета? – оправившись от удивления, спросил Ломашкевич.
– Догадалась, – бойко отреагировала Дайнека. – Все очень просто: их застрелили в восемь часов вечера, когда поезд стоял на подъезде к Перми. Мимо проезжал товарняк, и стоял невообразимый грохот. Вот почему никто не услышал.
Ирина и следователь потрясенно переглянулись, а Дайнека продолжала:
– Охранников убили, а сумку с деньгами через открытое окно передали Черному Монаху.
– Про деньги вы тоже знаете? – Ломашкевич машинально раскрыл свой блокнот.
– Знаю, – скромно потупилась Дайнека. – Версия, что их убили именно в восемь, подтверждается тем, что после восьми часов вечера из-за стены уже не было слышно кашля. Об этом я тоже вам говорила. Дальше все еще проще. Преступник убил Маргариту, потому что она была свидетелем (наверное, что-то видела или о чем-то догадывалась), но поскольку пистолет на тот момент был выброшен, повторюсь – он ее задушил. Она была такая худенькая и слабая… – у Дайнеки неожиданно задергался подбородок, и она разревелась.
– Да-а-а… – следователь покачал головой и достал пачку сигарет. – Вам, Людмила, книги писать нужно. Думаю, войдете в тройку лучших детективщиков страны, – Ломашкевич на минуту задумался и, наконец решившись, заговорил:
– Дело в том, что не было никакого пистолета.
– Тогда как же? – пробормотала Дайнека.
– Охранников тоже задушили удавкой.
– Какой ужас! – хором воскликнули девушки, словно смерть от удавки была страшнее любой другой.
– Похоже, все три убийства совершил один и тот же человек, – следователь остановил свой взгляд на Дайнеке. – Охранников убили не в восемь, как вы предполагаете, а после двенадцати ночи.
– Не может быть, – попыталась возразить Дайнека.
– И тем не менее. По крайней мере, об этом говорит предварительное медицинское заключение. Правда, у одного из охранников почему-то раздроблена кисть правой руки, что странно. И случилось это, когда он был еще жив. Есть у меня кое-какие предположения. Знаете, что самое непонятное? В момент убийства охранники не оказали никакого сопротивления. Даже не думали применить табельное оружие, как будто сидели и ждали, пока их убьют, – внезапно умолкнув, Ломашкевич резко поднялся и открыл дверь, но Ирина остановила его:
– Прежде чем вы уйдете, хочу вам сказать…
– Что еще?
– Эдик не мог!
– Разберемся.
Ирина зарыдала так, что следователь растерянно остановился в дверях.
– Разберемся, – повторил он и вышел.
Не переставая рыдать, Ирина кивнула. Дайнека обняла ее, и они уселись на сиденье, тесно прижавшись друг к другу.
Шаги за дверью были поразительно гулкими и тяжелыми. Хлопали двери, кто-то говорил по телефону. Сквозь пыльное стекло проступал Красноярский вокзал на фоне серого неба.
Дайнека прижала Ирину к себе:
– Все будет хорошо…
Проверка документов и осмотр вещей не отняли много времени. Вручив повестки, пассажиров злополучного вагона отпустили.
Дайнека стояла на перроне рядом с Ириной.
– Ирина Ивановна, опаздываем! – в который раз торопил водитель студийной машины. – Запись в два, и так уже задержались. Ирина Ивановна…
– Вот, держи, здесь записаны все мои телефоны. Как только устроишься, сразу звони.
В последний раз обнявшись, недавние попутчицы распростились.
Дайнека осталась одна.
Глава 12
Москва, наши дни
Генеральный директор «Евросибирского холдинга» Добрынин захлопнул папку с только что подписанным контрактом.
– Осталось выпить по рюмочке и пожать друг другу руки.
Переговариваясь, представители обеих фирм направились к бару, расположенному в дальнем углу кабинета.
Вячеслав Алексеевич Дайнека отстал, рассчитывая втихаря улизнуть.
– Ты куда?
– Прости, Борис Ефимыч. Не спал всю ночь. Хотел пораньше уехать домой.
Называть генерального по имени-отчеству вошло в привычку, несмотря на то что они были друзьями со времен студенчества.
