Андрей Константинов - Гоблины. Пиррова победа
— Пока не готов сказать. В принципе, вся «аппаратура» для этого имеется. Но…Короче, не знаю. Может, завтра. А может — через месяц.
— А в чем загвоздка?
— Жду, когда Анзори соберется выехать из города. Мой человек обязался просигнализировать. А здесь валить не хочу.
— Плана «Перехват» опасаешься? — понимающе кивнул Харлампиев. — Брось, когда и кого они с этим планом поймали? Менты, они ведь как бегемоты — неповоротливые.
— Не в «Перехвате» дело. Адская машинка получилась, уж больно адская. Боюсь, как бы случайный народец под замес не попал.
— Да ты, я гляжу, гуманист.
— Невинные души на душу брать не собираюсь. Тем более, мне за них не платят.
— Тоже позиция… Зеча, я по поводу Севы вот что хотел тебе сказать. — Харлмпиев задумался, подбирая правильные слова. — У этого кренделя тоже позиция, вот только малость иная. Такая, что «мы работы не боимся, но работать не пойдем!». Поэтому давай-ка ты задействуй Севочку по полной. Не хрен ему в окопах отсиживаться. Он ведь самолично на себе рубаху рвал — никто его при этом за жало не тянул. Вот и посмотрим, какой из него Сухов. Сложил поленницу?
— Может, ты его на чем другом повоспитываешь? — нахмурился Зеча. — Тема за Анзорика — нелучшая поляна для педагогических экспериментов. И вообще, в нашем деле, чем больше эмоций, тем меньше ума.
— Это совет или мнение?
— Хоть груздём назови.
— В таком разе этот «груздь» не обсуждается, — холодно и твердо произнес Харлампиев. — Сева должен участвовать в акции! И не в окопе. А в каком качестве ты его задействуешь — здесь на твое усмотрение.
— Тогда мне понадобится, как минимум, еще один человек. Для подстраховки, на случай форс-мажора.
— Пытаешься накрутить смету?
— Пытаюсь снизить ненужные риски.
После некоторой паузы Сан Саныч согласно кивнул головой:
— Хорошо. Но только один! Мне уже и так эта зачистка косяков Литвы влетела. И далеко не в копеечку.
— Можем вообще отказаться, — наигранно безразлично среагировал Зеча.
— Нет. Хорошего человека надо уважить. А гунявого, соответственно, наказать. Приискать помощничка или сам найдешь?
— Не надо. У меня есть.
— Кто таков?
— Бугай.
— А-а! Это который твой протеже? Он же на полголовы контуженный?
— А я на вторую половину.
— Ладно, хрен с тобой! Главное — держите меня в курсе. Будете примерно знать когда — сразу сигнализируйте.
— Это как получится.
— А ты постарайся. Чтобы получилось.
Не прощаясь, Харлампиев резко свернул на боковую тропку и быстрым шагом направился к воротам, выводившим на Садовую улицу. Его телохранитель, окинув недобрым взглядом Зечу, ретиво припустил следом. Костя «край как недолюбливал» этого угрюмого, неулыбчивого человека, нутром своим чувствуя исходящую от него угрозу. Причем глагол недолюбливал в данном случае чересчур политкорректен. На самом деле Костя банально боялся Зечу и в глубине души сознавал, что если между его шефом и этим наемным убийцей когда-нибудь пробежит черная кошка, вставать на пути последнего он нипочем не рискнет. Богатеньких бизнес-решальщиков в этом городе — как грязи, а он, Костя Шагин, один такой на этом свете…
…На дорожку Михайловского сада, не устояв, слетел первый, самый никчемный и слабенький кленовый листик, трагической гибелью своею напоминая здесь прогуливающимся, что в город на Неве пришла осень. Уже в следующую секунду он жалобно хрустнул под армейским ботинком удаляющегося Зечи, в жизни которого очень давно, теперь и не припомнишь сколько лет как, было не до романтических соплей, традиционно распускаемых бабьим летом и золотой осенью.
* * *
В дверь кабинета главного редактора «Явки с повинной» узнаваемо поскреблись коготки, и Андрей Викторович, недовольно оторвавшись от чтения новой книжки своего любимого Переса-Реверте, гаркнул:
— Дашка! Ты, что ли, скребешься? Заходи!
В дверь просунулась симпатичная головка личной секретарши Обнорского.
— Ну вот! Я тут, понимаешь, всех отваживаю, звонки сбрасываю. Думала, вы действительно заняты, а вы — книжку читаете.
— А по-твоему, чтение книжки — это не занятие?
— По-моему, вам скоро пора ехать в Смольный. А еще тут Трефилов трется, аудиенции требует.
Обнорский поморщился, ибо с некоторых пор Геннадия Антоновича он на дух не переносил, но в силу финансовой его полезности вынужденно переваривал.
— Прям-таки и требует? Ладно, зови. Только засеки время: ровно через десять минут зайдешь и скажешь, что мне пора ехать.
— На самом деле вам выезжать через двадцать.
— А ты зайдешь через десять. Всё, хорош! Зови уже. — Андрей Викторович с досадой убрал книжку в стол и натянул на лицо казенно-деловое выражение.
Реанимируя с новой командой единомышленников «Явку с повинной», кто-то из новых замов присоветовал Обнорскому присмотреться к журналисту Трефилову. На тот момент Геннадий Антонович работал в очень популярном желтом издании «Миры криминала» и был известен не только как автор с более-менее узнаваемым почерком, но и как человек, умеющий привлечь в газету сторонних рекламодателей. После долгих переговоров Трефилов все-таки заглотил наживку, клюнув скорее не на размер предполагаемого гонорарного фонда, а на предложенную громкую должность начальника службы расследований. Оно и дикобразу понятно, что тиражной и влиятельной газету делают журналистские публикации, но и реклама «Явке с повинной» была нужна позарез. И вот на активность именно в этой земной составляющей журналистской профессии с переходом Трефилова в редакции и рассчитывали. Тем более что, ознакомившись с последними публикациями Геннадия Антоновича в «Мирах криминала», Обнорский отрецензировал их кратко и образно: «Говно!»
В должности главрасследователя призванный княжить варяг Трефилов проходил немногим больше года, пока на горизонте «Явки» не воссиял сибирский самородок в лице Маши Цыганковой, публикации которой оказались, не в пример мЭтру, и острее, и злободневнее. Правда, и здесь не обошлось без пресловутого «говна», в первую очередь применительно к вздорному и шебутному характеру приехавшей покорять столицы провинциалки…
…Геннадий Антонович вошел в кабинет Обнорского как всегда вкрадчиво и тщательно прикрыл за собой дверь.
— Андрей Викторович! — без предисловия начал Трефилов. — Есть возможность заработать пять тысяч баксов.
— Начало многообещающее. Нашел рекламодателя?
— Как же, найдешь в вашу газету рекламу!
— В нашу газету, — автоматически поправил главный редактор. — Тогда если не реклама, то что? На чем планируешь заморских денег вымутить?
— С утра на меня… Короче, одни люди вышли. Хотят разместить в «Явке» свой текст. На полосу. Платят пять тысяч. Естественно, долларов. Естественно, наликом.
— Опять «заказуха»? — скривился Обнорский.
Не секрет, что в каждую мало-мальски читаемую газету периодически обращаются с предложениями по размещению «левых» материалов: либо это скрытая текстовая реклама, либо так называемые заказные статьи. С первыми проблема, в принципе, существует только одна — слишком явно торчат «рекламные уши», а посему можно запросто загреметь под нарушение закона «О рекламе», за соблюдением которого рьяно следит Антимонопольная служба. Но вот со вторыми всё гораздо сложнее: сделаны подобные тексты, как правило, ужасно, а все обвинения в адрес «противной стороны» писаны преимущественно сельскохозяйственными орудиями по воде. Соответственно, при размещении сих литературных шедевров немедленно следует вой со стороны редакционных юристов, а упертый заказчик в подобных случаях сдаваться не желает: дескать, кто платит, тот и музыку заказывает. Им ведь не этика с эстетикой — им черный пиар подавай.
Профессиональные журналисты (те, которые с остатками совести и к стану которых Обнорский, более по старинке, упорно себя относил) такого рода тексты не жалуют, поскольку те, мало того что бездарны, так еще и в некотором роде искривляют информационное пространство. Но вот профессиональные редакторы, к сожалению, порой вынуждены закрывать на них глаза и, подавив рвотный рефлекс, соглашаться на публикации, ибо реалии издательского бизнеса нынче таковы, что выпускать газету единственно за счет рекламы (которой мало) и за счет продаж газеты в киосках (которых всегда мало) практически невозможно. И хотя «Явка с повинной» имела небольшой приработок за счет так называемой коммерческой аналитики, то были доходы разовые, прогнозированию не поддающиеся. Так что бюджет газеты практически всегда оставался с дырой.
— …Оно, конечно, бросать деньги на ветер хорошо лишь тогда, когда ветер дует в твою сторону, — принялся вслух размышлять Андрей Викторович. — Вот только… Может, ну их в жопу, с их баксами?
