Олег Северюхин - Не будите спящую пантеру
Стихотворение читалось речитативом с нежным придыханием и получило бурные аплодисменты собравшихся ценителей искусства.
Дамы бальзаковского возраста утирали слезы крохотными батистовыми платочками, подозревая, что одним котяткой здесь дело не обошлось. Молодые девицы, не стесняясь, плакали крупными слезами. Офицеры гарнизона целовали поэтессе руки, а более ловкие ухитрялись поцеловать и податливые пальчики. Поэтические натуры наперебой говорили, что госпожа надворная советница встала в один ряд с Пушкиным и Байроном, совершив переворот в мировой поэзии.
По неизвестной причине, присутствующие на литературном вечере, почти одновременно обратили внимание на то, что во всеобщем ликовании не участвует штабс-капитан из корпуса пограничной стражи: он задумчиво сидел на последнем стуле, опершись на эфес шашки руками и положив на них подбородок.
Заметив общее внимание, штабс-капитан встал, отвесил общий поклон, негромко звякнув серебряными шпорами, повернулся и пошел к выходу.
— Господин капитан, а вам стихи не понравились? — кокетливо спросила Наталья Николаевна.
— Мадам, это не стихи, а причитания по случаю кончины вашего кота, — ответил офицер.
— Мой кот, слава Богу, не умер, он жив, здоров, только где-то гуляет, — парировала надворная советница.
— Что ж, у вас есть возможность выйти на улицу и позвать его, а если он не откликнется, то завести себе нового, — сказал штабс-капитан и вышел.
— Ну, совершенно несветский человек этот капитан. Разве мы не знаем, что это не стихи, но мы же ничего не говорим, — обменивались между собой мнениями расходившиеся по домам участники литературного кружка.
На следующий день весь губернский город был взбудоражен известием о том, что надворный советник Максимов Николай Павлович, чиновник VII класса, вызвал на дуэль штабс-капитана Севернина за оскорбление им Натальи Николаевны на поэтическом вечере.
Дуэль была назначена на пять часов утра, чтобы к началу работы губернских учреждений все было закончено. Кто вызвался быть секундантом, сохранялось в глубокой тайне, чтобы не навлечь на секундантов наказания за участие в дуэли.
Эта новость крутилась во всех гостиных, обсуждалась в городском парке, каждый старался припомнить что-то известное о дуэлянтах.
Николай Павлович, добрейшей души человек, в армии никогда не служивший, был правой рукой вице-губернатора по гражданским делам и имел большую известность в губернии.
Штабс-капитан Севернин за свою внешнюю холодность, независимость, привлекательное лицо, пересеченное тонким шрамом, всеми считался губителем женских сердец и, естественно, бретером, признавая шансы Николая Павловича на победу в дуэли ничтожными.
Многие уже видели Наталью Николаевну в черных траурных одеждах и жалели это невинное создание, пострадавшее от руки нового Мефистофеля, которому никто больше не подаст руки и не примет в своем доме, разве что тайно от всех.
Но больше всех страдала Наталья Николаевна. Уязвленное самолюбие и невнимание Севернина вызывали такую ненависть к этому человеку, что она была готова казнить его всеми известными способами, а потом лежать и плакать на его могиле, проклиная всеми проклятиями, которые только можно придумать, чтобы не дать ему забыть ее, чье сердце он разбил своей холодностью и невниманием. Подлец. А ведь он убьет и Николая Павловича. Убьет и ее. Но, что же делать?
Ранним утром она валялась в ногах Николая Павловича, пытаясь отговорить его от участия в дуэли, но он был человек чести, и не мог не поехать. Кроме того, он вызывал на дуэль, и к месту дуэли должен приехать первым. Подняв с колен безутешную женщину, он нежно поцеловал ее, сказал: «Прощай, Наташа» и вышел на улицу к поджидавшей его пролетке.
Весь город затаенно ждал известий. В девять часов не было никаких известий. В двенадцать тоже. Не было на службе ни Максимова, ни Севернина. В больницу не поступало известий о каких-либо ранениях. Город терялся в догадках.
Примерно часов в пять пополудни на главной улице губернского городка показалось вместительное ландо, в котором ехала развеселая компания, в центре которой были изрядно пьяные господин Максимов и штабс-капитан Севернин в расстегнутом мундире, во весь голос распевавший какие-то куплеты с невероятным кавказским акцентом:
Как родился я на свет,
Дал вина мне старый дед,
И с тех пор всю жизнь мою
Я вино, как воду, пью.
Если б я не пил вино,
Я б засох давным-давно,
Даже бочка без вина
Рассыхается до дна.[1]
Севернину баском подпевал Николай Павлович, и эта идиллия изумила весь город. Все ждали кровавой драмы, но все кончилось взаимным примирением. И еще каким.
Ландо остановилось перед стоящей у дома Натальей Николаевной, два дуэлянта вывалились из него и встали на колени перед красавицей, еще более прекрасной при свете заходящего солнца. Капитан Севернин поцеловал подол ее платья, как знамя, и сказал:
— Любезная Наталья Николаевна, ради Бога, простите меня, я вел себя совершенно возмутительным образом. Ваши стихи так же прекрасны, как Вы сами, и я готов читать их с утра до вечера.
Что-то подобное пытался сказать и Николай Павлович, но у него лучше получалось покачивать головой в такт словам более крепкого на вино капитана.
Чтобы закончить эту сцену, Наталья Николаевна простила их, обоих, и увела Николая Павловича домой.
Севернин встал с колен, застегнул мундир и уехал в расположение полка, где квартировал.
Оживление в губернском городке быстро улеглось, так и не достигнув своего апогея.
При встрече Николай Павлович и Севернин любезно раскланивались, но никаких контактов между капитаном и Натальей Николаевной не было. Наоборот, бывшая неприязнь еще более усиливалась. Не проходило и дня, чтобы Наталья Николаевна при упоминании о Севернине не отпустила в его адрес какой-нибудь колкости.
Естественно, это доходило до ушей капитана, но с его стороны не было никакой реакции, он вообще выслушивал эти сообщения с полным равнодушием, отдавая весь свой досуг службе, так как приближались праздники по случаю годовщины образования полка, тезоименитства Государя Императора и конно-спортивные состязания в честь этих дат.
В торжественный день был отслужен молебен во здравие Государя Императора и всей августейшей фамилии. Из собора губернская элита поехала в манеж пограничного полка, расположенный рядом с городом на живописном берегу реки. Для гостей были сооружены трибуны, в армейских палатках в рощице были накрыты праздничные столы.
Капитан Севернин в парадной форме проскакал рядом с экипажем Максимовых, приветственно и без улыбки кивнув головой.
Утихавшая к нему ненависть Натальи Николаевны вспыхнула с новой силой, и она пожалела, что согласилась ехать с Николаем Павловичем на этот праздник. Для нее было тягостно находиться даже рядом с этим несносным человеком в скромном мундире корпуса пограничной стражи, отороченном нежно-зелеными кантами.
Наконец начались конно-спортивные состязания. В соревновании офицеров участвовало десять человек, среди них и штабс-капитан Севернин, переодевшийся в среднеазиатскую полевую гимнастерку и простую фуражку с зеленым верхом. На фоне темных мундиров он был белым пятном и бросался в глаза темно-красной капелькой ордена Владимира там, где у хороших людей находится сердце.
Лошади проходили через восемь препятствий, затем всадник шашкой должен был срубить шесть круглых шаров. Вроде бы и немного, но к финишу лошадь и всадник подходили сильно уставшими.
Несмотря на лето, от потных спин лошадей шел пар. Всадники с раскрасневшимися лицами спешивались и проводили в поводу своих лошадей, чтобы дать отдышаться, а затем передавали их коноводам, для растирания ног соломенными жгутами.
Объявление распорядителя, — Капитан Севернин, лошадь Тайна, — привели Наталью Николаевну в состояние нервной дрожи, и достаточно было какого-то толчка, чтобы она залилась слезами или побежала куда угодно, лишь бы не видеть всего этого.
А капитан несся на своей Тайне прямо на нее, то пригибаясь, то привставая на стременах, чтобы облегчить лошади полет, и не сводя с Натальи Николаевны своих пронзительных глаз.
Преодолев все препятствия, капитан Севернин выхватил сверкающую на солнце шашку, и с диким воплем понесся срубать головы чучелам. Поразив все цели, и проходя на галопе вдоль трибуны, капитан вдруг остановил свою лошадь, поднял ее на дыбы и с шашкой в руках внимательно посмотрел на Наталью Николаевну, приводя ее в ужасный трепет только от мысли о том, что этот дикарь может сделать с нею.
Ни у кого не было сомнений в том, что первый приз получит штабс-капитан Севернин. Но жюри из старших офицеров полка и вице-губернатора постановило, что первое место занял командир первого батальона подполковник Михайлов. Да так оно и было. Все препятствия он прошел аккуратно, не сбив ни одной перекладины, и рубил чучела уставной саблей, а не каким-то афганским трофеем, который уместен только в зоне боевых действий.
