Фридрих Незнанский - Выбор оружия (окончание)
Дверь за ним с грохотом закрылась, загремели замки. У Борзова не сняли ни галстука, ни поясного ремня, даже часы, сигареты и зажигалку не отобрали, как обычно бывает в таких случаях.
Это тоже могло быть хорошим знаком. Значит, не собираются его здесь долго держать.
Между тем полковник Грязнов, подполковник Яковлев, майор Софронов и опальный «важняк» Турецкий встречали гостей, приглашенных на светский раут. Для полноты картины не хватало только официанта с бокалами. Зал, вероятно, использовался для демонстрации кинофильмов, проведения больших совещаний и даже, может быть, как танцплощадка в праздничные вечера.
Дежурный офицер сходил на командный пункт аэродрома. Вернувшись, доложил:
— Вашему борту дано разрешение на посадку.
И тут же в зале появились два молодых человека. Один был плотный брюнет в черной строгой тройке. Другой — высокий блондин в светлых брюках и синем блейзере с золотыми пуговицами. Но в чем-то они были одинаковы. Это сразу обнаружилось, когда они представились:
— Алексей Попов, Министерство иностранных дел России.
— Джон Стейн, посольство Соединенных Штатов.
— Добрый вечер, господа, — приветствовал их полковник Грязнов.
— Арестованный доставлен? — спросил мидовец.
— Так точно, — доложил майор Софронов.
От рева мощных самолетных двигателей задребезжали узкие, давно не мытые стекла зала.
Все присутствующие невольно придвинулись к окнам, но они выходили не на летное поле, а на какие-то ангары в глубине аэродрома. Поэтому лишь по звуку можно было догадаться, что совершил посадку не истребитель, а какой-то тяжелый транспортный самолет. Двигатели затихли.
Минут через десять дверь зала открылась и в сопровождении дежурного офицера на пороге появились три человека в парадной форме нью-йоркской муниципальной полиции. Два здоровенных сержанта-негра, а между ними — высокая, изящная мулатка с выразительным лицом и ярко-зелеными, словно бы смеющимися глазами.
Она была в такой же форме, как и сержанты, но узкая серая юбка и серые туфли на тонком высоком каблуке делали ее похожей не на полицейского офицера, а на артистку мюзикла, исполняющую роль полицейского. Держалась она безукоризненно.
— Господа, разрешите представить: сержант Рэджинальд Харпер, сержант Ким Уэски, — сказала женщина.
Сержанты вытянулись по струнке и прищелкнули каблуками.
— Лейтенант Вильсон, начальник отдела по расследованию убийств Главного полицейского управления Нью-Йорка, — по-русски представила она и себя и тоже прищелкнула каблуками. И получилось это у нее превосходно.
— Мисс Вильсон, мы рады приветствовать вас в Москве, — обратился к ней Турецкий. —
Мистер Попов из российского МИДа. Мистер Стейн из посольства Соединенных Штатов, — представил он дипломатов. — А это мои коллеги: первый заместитель начальника МУРа полковник милиции Грязнов...
Кэт шагнула вперед и пожала Грязнову руку:
— Здравствуйте, полковник.
— Подполковник Яковлев, начальник отдела по расследованию убийств Московского уголовного розыска.
— Здравствуйте, коллега.
— Майор Софронов, начальник третьего отдела МУРа.
— Здравствуйте, командор.
— Следователь Турецкий.
Кэт слегка задержала его руку в своей и едва заметно усмехнулась.
— Здравствуйте, мистер Бонд.
— Предлагаю приступить к официальной процедуре, — предложил мидовец. — Приведите арестованного.
В зале появился Борзов в сопровождении двух спецназовцев.
— Вы требовали встречи с представителем американского посольства, — обратился к нему Грязнов. — Пожалуйста — мистер Стейн.
Но Борзов не сразу обернулся к американцу. Среди милицейских чинов он увидел Турецкого, и его загорелое лицо потемнело от бешенства. И на этот раз упустили. Ну что за страна! Что за проклятые ублюдки! Ничего не могут толком сделать. Ни за какие деньги! Нет, в этой стране невозможно работать. Такая страна вообще не имеет права на существование. Колония — вот единственная роль, которая для нее годится.
— Вы хотите сделать какое-то заявление? — спросил американский дипломат.
— Да. Я заявляю протест против моего незаконного задержания.
— Ваш протест принят нами к сведению. Намерены ли вы пожаловаться на грубое обращение с вами?
— Это заявление также принято нами к сведению.
— Я требую, чтобы мне объяснили, в чем меня обвиняют!
— Вы вправе выдвинуть такое требование, — невозмутимо подтвердил американец. — Как явствует из официального обращения правительства Соединенных Штатов к правительству России, вы обвиняетесь в убийстве американского гражданина, геолога из ЮАР Гарри К. Никитина, совершенном четырнадцатого июля сего года вечером на окраине пригородного нью-йоркского парка Пелем-Бей.
— Но это же полный абсурд! Я и есть американский гражданин, геолог из ЮАР Гарри К. Никитин. У вас в руках мой паспорт.
— Подлинность этого документа вызывает сомнения. Кто-либо еще может подтвердить вашу личность?
Борзов растерянно огляделся. Взгляд его упал на Турецкого.
— Сашка! Скажи им, что я — это я! А то они тут с ума посходили.
— К сожалению, я не могу ни подтвердить, ни опровергнуть ваши слова. Я не имел счастья быть знакомым с Игорем Константиновичем Никитиным и очень об этом сожалею.
— Как?! Мы же вместе учились в ЛГУ! Сам мне напомнил, как из-за Милочки Полторак дрались...
— Я не понимаю, о чем вы говорите. Я никогда не учился в ЛГУ и не жил в Ленинграде. Что касается Эмилии Георгиевны Полторак, то она была профессором кафедры философии Московского университета. В то время, когда я там учился, ей было около семидесяти лет. Не вижу причин, по которым мы могли бы из-за нее драться.
Представитель МИДа решил, что пора вмешаться:
— Господин Никитин, правительство Российской Федерации рассмотрело просьбу правительства Соединенных Штатов о передаче вас нью-йоркской полиции и сочло основания законными. С этой минуты вы передаетесь представителям американской стороны и на вас распространяется действие всех законов Соединенных Штатов. Позвольте, господин Стейн, вручить вам официальное решение моего правительства.
— Господин Попов, от имени правительства Соединенных Штатов благодарю вас за быстрое и положительное решение нашей просьбы.
— Ваша благодарность будет передана в соответствующие инстанции. Полагаю, официальная процедура закончена. Господа, честь имею.
И мидовец важно проследовал к выходу.
— Лейтенант Вильсон, примите арестованного, — распорядился Стейн.
— Есть, сэр.
По ее команде сержанты надели на Борзова наручники.
— Мистер Никитин, — обратилась к нему Кэт Вильсон, — по закону я обязана объяснить вам ваши права. Согласно первой поправке к конституции, вы имеете право на адвоката, вы имеете право отвечать на вопросы или не отвечать на них, но все, что вы скажете, может быть использовано против вас. — Она повернулась к сержантам: — Увести арестованного.
— Йес, мэм!
Дверь за сержантами и Борзовым закрылась.
Американский дипломат сделал общий поклон.
— Господа, желаю удачи!
И тоже вышел.
Кэт Вильсон с места не двинулась. Лицо ее сохраняло все то же официальное выражение.
— Господин полковник, — обратилась она к Грязнову, — от имени руководства нью-йоркской полиции прошу вас передать руководству МУРа и Министерству внутренних дел России благодарность за содействие в аресте особо опасного преступника.
— Ваша благодарность будет доведена до сведения руководства нашего министерства, — торжественно заверил Грязнов.
И тут они все громко, от души рассмеялись.
Стекла окон вновь тренькнули от звука набирающих обороты самолетных двигателей.
— Пожалуй, мне пора, — проговорила Кэт Вильсон. — Коллеги, я была очень рада с вами познакомиться. Жаль, времени у нас очень мало. Но, может быть, это не последняя наша встреча?
— Хотелось бы верить, — сказал полковник Г рязнов.
Они вышли проводить ее на летное поле. Возле трапа самолета с натовскими опознавательными знаками на борту Кэт крепко пожала руку Грязнову, Яковлеву и Софронову, а Турецкого коротко, порывисто обняла.
— Хай, мистер Бонд! До встречи в Гармише!
— Удачи тебе, Кэт, — ответил Турецкий. Самолет вырулил к взлетной полосе, взревел двигателями, и уже через несколько минут его бортовые огни растаяли в темноте.
— Ну вот и все, — как бы подвел итог Грязнов.
Они отпустили машины сопровождения и «рафик» со спецназовцами, а сами загрузились в удобный, просторный джип.
Ехали молча. Говорить никому почему-то не хотелось. Лишь когда впереди показались огни кольцевой, Яковлев взглянул на часы и отметил:
— На все про все — три часа сорок минут. Грязнов подтвердил:
