Сергей Сибирцев - Привратник Бездны
И объяснение этому чудесному факту было до чрезвычайности не таинственно: мою голову в левоспящем состоянии сейчас же, в обязательном порядке, населяли монстры, упыри, кикиморы и прочие залетные змеи-горынычи, имеющие своей подлой целью сотворить с моим отдыхающим организмом всяческие жуткие ужимки и скабрезные каверзы, от лицезрения и участия в которых, я не имел ни малейшего удовольствия и отдохновения, получая взамен дурное постсновидческое сердцебиение, а подчас и удовлетворительной силы невротические колики в сердечной области...
Одним словом, не в моих всегдашних постельно-почивающих правилах отдаваться во власть дедушке Дреме Марфеичу, отдавливая сердечную сумку.
Не трогаясь со слюнной лужицы, я приотворил правое свободное око и сразу же обопнулся о родной голодный бодрый зрак, надежно сидящий в угольно зализанной шкуре. Шкура носила древнее царское должностное прозвище Фараон.
- Фарик, братуха, - начал я с фамильярного обращения, едва двигая спекшимися ото сна губами. - А ты чего, забыл разбудить, да? Я что - сплю и сплю, все...
Мой глянцево прибранный кот, выразительно длительно зевнул, по-родственному демонстрируя интимную сиреневую пещеру зева, видимо, слегка досадуя на мою беспробудную распростертость.
Великолепные жемчужные клыки зверя являли такую показательную девственность, что любому догадливому любящему хозяину давно бы сделалось совестно за собственное затянувшееся эгоистическое почивание.
- Фарик, а ты совсем голодный, да? - все тем же занудливым неподобающим тоном осведомился я у моего интеллигентного сожителя. - Что, ни одной косточки "вискаса", да? Нигде не завалялось... Фараон, ты мне друг, или совсем наоборот, да?
Моего терпеливого приятеля, подобные гнусные расспросы никогда не доставали. Но, возможно, слегка утомляли притязанием на некое проходное одушевленное сочувствие.
Вот именно, я изо всех только что проснувшихся сил жаждал жалости и обыкновенного кошачьего соучастия от свалившихся на мою холостяцкую голову, совершенно нежитейских перемудренных, происшествий.
Всякого рода малоуютные странности вот уже, который месяц сопровождали мою, - до недавнего времени - бесхитростную, малопритязательную жизнь одинокого столичного волка-холостяка.
Я, в сущности, перестал принадлежать самому себе.
С какой-то стати за меня стали решать, - как и чем, мне жить дальше...
Причем, самое мерзкое ощущение - это беспомощное барахтанье в паутине повседневного неведения. Эти тенета соткали-выковали именно под меня, под мою вполне беспечную сугубо типичную, вдруг (наконец-то!) заполучившую свободу, натуру, еще не успевшую насладиться этой самой дурацкой освобожденностью от рутинных, внятно громыхающих, в особенности в последние похолодавшие годы, супружеских кандалов...
Кажется, только-только освободился от мягко чугунных семейных оков, и - нате вам: дорогой господин Типичнев, будьте так любезны, примерить наши фирменные браслетки "посвященного посточевидца"...
А что сие означает, и почему непременно во сне, и непременно же в присутствии усеченной бедовой головы, отмеченного свыше "индивидуалиста"...
А незадолго до примерки "иных" наручников - мерзостный унизительный этюд общения с тандемом профессионально "отмороженных" пришельцев...
Затем, короткое общение с неопознанным (лично мною!), в ножевых прободениях, остывающим трупом, который был некогда моим соседом Цимбалюком...
Затем, не менее поучительный моноразговор с неким Игорем Игоревичем, полномочным представителем некоего тайного карательного органа...
Затем...А затем провал! Провал...
Нет, черта с два! господа - так я вам и отдался!
Я искренне убежден - со мною что-то творилось после милого задушевного наказа предупредительного Игоря Игоревича... Со мною, что-то творили! Но почему же - позорный провал памяти?! И чьи-то странные, отдающие невообразимой древностью слова-внушения: " Мой сон запретил мне описывать то, что находится за стенами святилища; да и понятно, что непосвященному не подобает слушать о том, что ему запрещено видеть..."
- Дружище, Фараон, пойми и меня - я не желаю быть игрушкой в чьих-то нежных руках... Быть и г р у ш к о й - это, пойти, препаршивое ощущение. Бр-р! Быть и жить в собственной напрочь отъятой башке, - а, приятель! А вдруг вся эта мистификация - обыкновенный пустопорожний сон, - ведь на сердце же угарно забылся! Глупый, такой, преглупый с о н-д у р ь!!
Мой безропотный голодный слушатель при последнем сдвоенном истеричном эпитете, по-дружески игнорируя мои все еще сонно таращащиеся глаза, которые буравили его холодные янтарные прорези, поворотился ко мне своим главным нервическим органом - черно-бархатным хвостом, вздыбив его султаном, и исчез из поля моего зрения.
Голодный прирученный приятель плюнул на мои бессмысленные вопросительные восклицания и отправился в поход в окрестности своей пластиковой плошки, в надежде добыть одиночные, завалившиеся припыленные заморские сухари, - современная цивилизованная сбалансированная гранулированная кошачья жратва...
Дорогое, как бы удовольствие, зато чрезвычайно бесхлопотное для ленивых эгоистических хозяев.
- Фарик, душа моя, брось, не унижай себя крохами...Твой любимчик, сейчас уже... И даст свеженького, вонюченького жменю... В сущности, как мало нам, животным земным тварям, надобно: миску жратвы, и - на боковую... А все остальные причуды - так, по лукавой зависти и дурости. Вы, которые домашние и прочие звери - чище, благороднее, опрятнее. Вы, которые звери взаимно вежливы с природой, которая для вас д о м, в котором всегда есть п и щ а. А природа всегда божественна и права. Цунами, извержения, всемирные потопы, - все это для гигиены матушки родительницы Земли. А я вот взял, гад такой, и приручил твою нежную утробу к пошлым фальшивым заморским сухарям... Ладно, не обижайся, дружище Фараон, дам я тебе эту сбалансированную гадость.
Я сидел на кухне, с вялым аппетитом откушивал свой первый единоличный чай.
Меня не волновало, в каком количестве и качестве я употребляю бутерброды, - под видом завтрака или раннего полдника.
Настенные электронные часы, безмятежно тукая секундной стрелкой, показывали: без четверти шестнадцать - самое разгильдяйское времяпрепровождение для профессиональных лодырей, среди которых значится и моя по чеховски скромная фамилия - Типичнев. А с недавней поры, с подзабытой человеческой обязывающей приставкой - г о с п о д и н Типичнев.
Меня не отвлекало от тусклого чаепития и мое любимое одомашненное существо, с удовольствием (или с неудовольствием - в зависимости от своего настроения) отзывающееся на милое древнеегипетское прозвище-величание земного божества...
Мое черное личное божество, отменно пообедавши тремя видами сухостойного чужеземного питания, справивши малую и большую нужду, самодовольно дремало на подоконнике, изредка отзываясь разжмуренными веками на очередную спикировавшую асфальтово-чернушную ворону.
Чернявые колготистые заоконные приятельницы с вечно сорванными нахрапистыми глотками, с ехидным постоянным удовлетворением приветствовали моего любимца и проказника, душеутешника и двурушника, чревоугодника и...
А совсем недавно я ухватился за хвост любопытной (в сущности, немудреной, а возможно и напротив - умудренной) мысли: у меня исподволь накопилась зависть к бытию моего кастрированного дружка.
Я завидовал хладнокровию и брезгливости (с долей свирепого неприятия), которые он, подлец, не маскируясь и не конфузясь, порою демонстрировал, - ежели вдруг, морда к морде сталкивался с особой противоположного нежного племени.
Бывало, выйду на лестничную площадку к мусоропроводу, и оставлю предусмотрительную щель в дверях. А мой любознательный и чуть встревоженный брюнетистый дружок, возьми и протиснись в сквозящую брешь...
А на бетонных утоптанных ступенях в позе классической "незнакомки" приблудившаяся волоокая мадам Мура (всех малознакомых кошек я кличу именно так, шаблонно), с холодным увлажнившимся носом, с заострившимися ушами, с легкомысленным нечесаным хвостом и прочими муркиными приспособлениями для обольщения засидевшихся одомашненных отъевшихся пижонов...
Но я спокоен за гигиеничность и мужественную девственность моего личного самодержца, даже ежели на дворе вовсю бушует грязная мартовская капель.
Моего смоляного дружка дешевыми дамскими приемами-призывами (несмотря на всю их девичью прельстительность или матронную изощренность все равно, они всегда рутинно одинаковы) не проймешь.
И поэтому я спокойно вожусь с мусоропроводной пастью, загружая ее поднакопившейся малогабаритной дрянью, и, позволяю себе наблюдать давно знакомый мне этюд кратковременного обольщения черно-атласного индивидуя замазуристой клочковатой особой, имеющей тайное женское желание умыкнуть в ближайшую нанюханную щель, подвал - короче, бомжовский приют какого-нибудь нормально зазевавшегося недотепистого домашнего мурлыку-обалдуя.
