Себастьян Жапризо - Дама в автомобиле
Женщина, что приносила мне коньяк, стояла около моего столика. Наверное, я заметила ее не сразу. Терпеливо, видимо, уже повторяя свои слова, которые донеслись до меня даже не издалека, а просто из другого мира, она спросила:
— Простите, вы мадемуазель Лонго?
— Да.
— Вас просят к телефону.
— Меня?
— Вы мадемуазель Лонго?
Казалось, меня уже ничем нельзя было удивить, но, как это ни странно, я все же удивилась. Я встала и направилась вслед за женщиной. Только когда мы проходили через зал, я вдруг увидела, где просидела больше часа: скатерти в красную клетку, много, очень много посетителей, запах горячего теста и майорана. Телефонная будка находилась на первом этаже, рядом с плитой, где готовили пищу, и воздух в ней был гнетуще сухой.
Его голос показался мне немного другим, но это был он.
— Ты еще долго будешь так сидеть, Дани? Мне уже осточертело, я сейчас на все плюну! Дани? Ты меня слышишь?
— Да.
— Дани, можно договориться.
— Ты где?
— Недалеко.
— Ты видел меня, когда я вошла сюда?
— Да.
— Филипп, пожалуйста, скажи, где ты?
Он не ответил. Я слышала в трубке его дыхание. Я поняла, что он боится, тоже боится. Наконец он заговорил каким-то свистящим голосом, от которого в трубке начала дрожать мембрана:
— Откуда ты знаешь мое имя?
— Сегодня утром я просмотрела твой бумажник.
— Зачем?
— Чтобы знать.
— Ну и что же ты знаешь?
Теперь не ответила я.
— Дани, послушай, если ты точно выполнишь то, что я тебе скажу, мы можем где-нибудь встретиться.
— А если нет?
— Тогда я немедленно отправлюсь в участок, который ты видишь напротив. Ты меня слышишь?
— Слышу, но не понимаю.
Снова молчание.
— Филипп?
— Не называй меня по имени.
— Где ты хочешь встретиться?
— В конце пристани есть дорога, которая ведет в бухту Пормия. Если не знаешь, спроси. Так вот, километрах в двух — трех от городка ты увидишь гостиницу, это — «Белла-Виста». Там для тебя заказана комната.
— Для меня?
— Я звонил туда. Я бы предпочел комнату здесь, в Касси, но нет ни одной свободной. Поезжай туда на машине.
— Я не хочу больше садиться в эту машину.
— А я хочу, чтобы ты ее угнала отсюда и чтобы тебя видели в ней. В гостинице ты переоденешься, снимешь свой костюм. Я позвоню туда через двадцать минут, чтобы убедиться, что ты уже там. И тогда мы встретимся.
— Где?
— Сначала поезжай туда. И учти, Дани, не пытайся надуть меня, твое положение гораздо опаснее моего.
— Ты так думаешь?
— О да! И не забудь: сними этот костюм.
— Я не буду ничего делать.
— Как хочешь, тем хуже для тебя… Значит, я звоню через двадцать минут.
— А почему бы нам не встретиться здесь, сейчас?
— Ты хочешь, чтобы мы встретились? В таком случае условия ставлю я, а не ты.
— И все-таки я ничего не понимаю.
— Тем лучше.
Он повесил трубку. Я тоже, дрожащей рукой.
Было уже совсем темно, когда я села в «тендерберд». За моей спиной, по краям огромной площади, шумели освещенные ярмарочные балаганы. Сквозь звуки венского вальса из тира доносились выстрелы. Чуть дальше я увидела эстраду для оркестра, украшенную к завтрашнему вечеру гирляндами лампочек.
Пахло морем и анисом. По шоссе, край которого занимали террасы кафе, тянулась беспечная толпа, которая неохотно расступалась передо мной. Я спросила дорогу. За городком шоссе круто поднималось, потом шло мимо новых домов, где на балконах ужинали люди, а дальше тянулось над освещенным луной пустынным пляжем из белой гальки.
Гостиница «Белла Виста» с башнями в мавританском духе возвышалась на высоком мысу, среди сосен и пальм. Здесь было очень многолюдно и очень светло. Я поставила «тендерберд» у въезда в парк, отдала чемодан портье с золотыми галунами, подняла верх машины, заперла на ключ багажник и обе дверцы.
Какая-то молодая женщина помогла мне заполнить карточку для приезжих. Отвечая на вопрос, кто я и откуда приехала, я вспомнила о гостинице в Шалоне, и перед моими глазами всплыло обезоруживающее красивое лицо Филиппа. Это немного приободрило меня. Нет, решительно я законченная психопатка.
Комната была маленькая, с ванной комнатой, облицованной кафелем в цветочки, с новой мебелью, с вентилятором, который охлаждал горячий воздух, и с видом на море. Окно было открыто и я бросила взгляд вниз, на освещенный бассейн, где с громкими криками плескались какие-то юнцы, потом разделась и, стараясь не замочить волосы и забинтованную руку, приняла душ.
Когда я вытиралась, в комнате зазвонил телефон.
— Ты готова? — спросил Филипп.
— Через несколько минут. Что мне надеть? У меня нет большого выбора.
— Что хочешь, только не костюм.
— Почему?
— Меня и так уже достаточно видели в его обществе. Через час встречаемся в Марселе.
— В Марселе? Это нелепо. Почему не здесь?
— Меня достаточно видели здесь. К тому же я в Марселе.
— Я тебе не верю.
— Веришь или не веришь, но это так. Ты знаешь Марсель?
— Нет.
— Черт побери! Дай мне подумать.
— Филипп, — тихо сказала я ему, — я назначила тебе встречу, она на холме, на том месте, где ты бросил меня.
— Встречу?
— На случай, если бы ты вернулся. В десять часов на улице Канебьер у дома номер десять.
— Ты знаешь, где она находится?
— Нет, но, наверное, ее не трудно найти.
— Ладно. В половине одиннадцатого. Машину оставишь на другой улице, а сама придешь пешком. Я буду тебя ждать.
— Погоди, не вешай трубку.
Но он уже повесил. Я спросила у телефонистки, откуда мне звонили. Из Марселя. Поколебавшись, что надеть — брюки, в которых была вчера или белое муслиновое платье, — я надела платье. Я выбрала его потому, что поняла: он не хотел, чтобы его видели с дамой из «тендерберда». Не будь я в таком смятении, предосторожности этого жулика показались бы мне смешными. Я причесалась и посмотрела на себя в зеркало: никаких сомнений, там была я, да-да, я, все было настолько реально, что я закрыла глаза.
Марсель — самый растянутый, самый непонятный из всех городов, которые я когда-либо проезжала. Улочки, еще более узкие, чем парижские, расходятся в разные стороны, и с какой бы стороны ты в них не въезжал, они все равно никуда не приводят. Я несколько раз останавливалась у тротуара, чтобы спросить дорогу, и ничего не могла понять из объяснений, кроме того, что я бедняжка. Мне говорили: «бедная девушка», «бедная мадемуазель», «бедняжка вы, бедняжка». И. все время выяснялось, что я еду в противоположную сторону от улицы Канебьер.
Наконец около здания, которое здесь называли биржей, я нашла огромную стоянку машин. Я закрыла «тендерберд» на ключ и пошла прямо, куда глаза глядят, и эта первая же улица, по которой я пошла, сразу же привела меня на другую, очень широкую, ту самую, оказалось, что я искала, да еще почти напротив дома, где было назначено свидание. Дом номер десять находился в нижней части улицы, у Старого порта, и на нем висела вывеска агентства путешествий. Рядом был большой ресторан — «Сентра», на тротуаре толпились люди, по мостовой сновали голубые автобусы, на зданиях горели неоновые рекламы.
Филиппа не было, но я знала, что он откуда-нибудь следит за мной. Я подождала его несколько минут, прохаживаясь взад и вперед, рассматривала — ничего не видя! — выставленные в витрине оптические приборы, потом почувствовала на своем плече его руку. На нем был все тот же светлый костюм с черным галстуком. Стоя в снующей толпе, мы долго молча смотрели друг на друга. Мне кажется, что, увидев его осунувшееся лицо, я сразу поняла, что он никого не убивал и, что эта история его потрясла не меньше, чем меня.
— Где машина? — спросил он.
— Там, на площади.
— Он все еще в ней?
— Где же, по-твоему, ему быть?
— Дани, кто он?
— Я должна спросить это у тебя.
— Не кричи. Пойдем.
Схватив за локоть, он потащил меня в сторону порта. Мы пересекли ярко иллюминированную площадь, переходя от одного переходного островка к другому, лавируя между идущим сплошным потоком машин. Филипп крепко держал меня за руку. Мы долго шли по набережной, которая называлась Рив-Нев. Ни разу не повернув ко мне головы, он тихим голосом рассказывал, что угнал «тендерберд», чтобы продать его, что до Касси ехал без остановок, а в Касси, осматривая его перед тем, как передать одному владельцу гаража, открыл багажник и увидел в нем труп. Он испугался, он стал следить за маленьким Титу, он не знал, что предпринять. Он решил, что этого человека убила я и теперь воспользуюсь ситуацией, чтобы свалить вину на него, Филиппа. Он был уверен, что никогда больше не встретит меня. Мой приезд окончательно сбил его с толку.
Мы сидели с ним в конце набережной в темноте, на куче изъеденных морской водой досок. Филипп спросил меня, как я напала на его след, после того, как он бросил меня у Беррского пруда.
