Анатолий Степанов - Заботы пятьдесят третьего года
Скинулись. Костя побежал назад к голубятне, к велосипеду...
- ...Сколько же вас! - обрадованно удивилась Роза. Не утруждая себя вставанием, Яша от стола приветствовал всех молчаливым поднятием руки.
- Еще один будет! - дополнительно обрадовал Розу сынок. - Костя Крюков по делу на десять минут отлучился. Готовь пожрать, мамахен.
- Знаю я эти дела. Вы пока в домино играйте, а я что-нибудь посоображаю.
- В домино не выходит. Нас шестеро, - доказательно возразил Яша.
- Ну, тогда в лото! - решила Роза.
Яша, не поднимаясь со стула, дотянулся до настенного шкафчика и извлек из него скрипящий голубой в белый горох мешочек и затрепанную колоду продолговатых картонок. Объявил:
- По пятаку за карту. Кто первым кричать будет?
- Я! У меня голос громкий! - вызвался, демонстрируя этот голос, Алик.
Разобрали - кто по две, кто по три карты, поставили на кон соответственно, подобрали инструмент для закрытия номеров - копейки, пуговицы, полушки, - и началось.
- Шестнадцать! Тридцать пять! Туда-сюда! Двадцать семь! Сорок! Шестьдесят один! Топорики! Девять! Дед, девяносто лет! Пятьдесят четыре! Шесть! Барабанные палочки!
Нижняя полоса - весь кон, средняя - половина, верхняя - выигравший не ставит в следующей партии на кон.
- Семьдесят два! Четырнадцать! Лебеди! Тридцать три! Восемьдесят семь!
- У меня квартира, - взволнованно объявил Александр.
- Ура советской милиции! - обрадовался за него Роман.
- Зачем вам выигрывать? Вы отобрать можете, - сказал Виллен.
- Так интереснее, - ответил ему Роман.
- Не мешайте работать, - рявкнул Алик.
Нежная наощупь ветхая материя мешочка, с ядреным скрипом перекатывающиеся под пальцами бочонками, затертые картонки на столе, черные бумажные шторы на окнах, - все в желтом колеблющемся свете коптилки. Господи, как недавно это было! В войну!
- Семьдесят пять! Шестьдесят шесть! Чертова дюжина! Двадцать семь! Срок до упора!
- Я кончил, - индифферентно сообщил Яша.
- Сроком до упора кончают особо опасные преступники. Ты - рецидивист, Яша, - скрывая раздражение, отметил Александр. Яша поднял на него страдальческие (лото - не домино, в паузах не поспишь) глаза и ответил лениво:
- Я - не рецидивист. Я просто выиграл.
- Проверить, - решил Леша.
- Отец, отец, а обыскать все равно надо, прокомментировал Лешино требование Роман. Проверили. Сошлось. Яша тщательно отсчитывал полкона. Новую партию начать не успели: объявился Константин. И не один. В левой руке у него была сумка, а правой он крепко держал за локоток сияющую Софью.
- Я вам дамочку доставил! - похвастался Константин.
- Твоя рама чуть меня не прикончила. И не доставил бы, - укорила его Софья.
- Но доставил! - возликовал Алик. - Софа, с твоими формами никакая рама не страшна!
- Ты по-прежнему шутишь пошло, - жеманно осадила его Софья и увидела Романа. Сказала галантерейно: - А я с этим товарищем не знакома.
- Протянула Роману руку лодочкой. Роман протянул свою.
- Софка! - заорал осененный Алик. - Жених! Вот такой жених! Интеллигентный, молодой и с армянским темпераментом!
- Алик ужасно бестактен, - сообщила Роману Софья. - А вы кем работаете?
- Помощником Александра. Милиционером, - проинформировал ее Роман. Но Алик не дал ему уйти от матримониальных устремлений Софьи:
- Софка, у него отец - знаменитый профессор. У него квартира четырехкомнатная!
- Зачем ты мне это говоришь?
- Не теряйся. Он - армянин. А у тебя - бюст, у тебя - задница!
- Дурак, - обиделась было Софья, но по-настоящему обидеться не успела: вошла Роза и приказала:
- Все со стола. Накрывать буду.
Роскошно поджаренная картошка на громадной сковороде. Квашеная капуста под лучком и с подсолнечным маслом в миске. Соленые огурцы прямо в банке с рассолом. Открыли килечку, порезали колбасу и приступили. Прошли первый этап, и Яша спросил:
- Александр, ты Тимирязевского злодея словил?
- Словили. Нам вон Алик помог, - нехорошо улыбнувшись ответил Александр.
- Он шутит, Яша, - осторожно сказал Алик.
- Я не шучу. Правда помог. Только вот дальше помогать не хочет.
- Не надо об этом, Саня, - попросил Алик.
- Надо, Алик, надо. Ты вон Колхознику позвонки разобрал, челюсть в кашу превратил. А он в младенчестве ротиком пузыри пускал, на колеблющихся ножках к мамкиному подолу мчался. Что ж ты его не пожалел?
- Саня, прости меня, пожалуйста, но я не могу.
- Гуманист! - Ты - не гуманист, ты чистоплюй.
Все, кроме Романа, ни хрена не понимали, хлопали глазами.
- Саня, - предостерегающе потребовал Роман.
- Что - Саня? Что - Саня?
- Ничего, Саня, - ответил Роман. - Переживем.
- Извините меня, ребята, - еще раз покаялся Алик.
- Э-э, да что с тобой разговаривать, - Александр махнул рукой. Яша, оценив накалившуюся обстановку, глянул на Софью и отдал распоряжение:
- Сонька, пой!
Софа сходила в соседнюю комнату, принесла гитару с фиолетовым бантом, уселась, кинула ногу на ногу, показав кругленькую коленку, пристроила инструмент между ногами и титьками, запела. Софа за богатого интеллигента замуж хотела, Софа изысканного Вертинского пела:
- В бананово-лимонном Сингапуре,
Где плачет и смеется океан,
Вы брови темно-синие нахмуря...
Константин пробрался к Александру, положил руку на плечо.
- Не злись на Альку, начальник.
- Я не на него, я на себя злюсь.
- Не ври, Санечка, - встрял в разговор Алик и улыбнулся.
- Обалдуй, - без сердца уже сказал Александр. Софа пела. Сильно дефонируя, но с неподдельной страстью. Уже больно жизнь, про которую она пела, была хороша.
Во время второго этапа прибежала младшенькая Элеонора, от подружки прибежала, поклевала малость со всеми и пошла спать. Объявился, наконец, и Мишка. Со свиданья, надо полагать: в Лешкином пиджаке и галстуке. Этому налили соответственно небольшим его годам. Он выпил, молниеносно нахватался пищи до отвала, осоловел, расплылся по стулу и улыбчиво щурился на все - на лампу, на родителей, на разговоры.
После второго этапа танцевали под патефон. Мужики, ногами изображая фокстротные кренделя, с удовольствием по очереди тискали королеву бала Софью.
Третий этап был краток: допили и стали прощаться. Размягченные, добрые, любящие друг друга и всех, они, благодаря за шикарный прием, лобзали Розу, Яшу, Лешку и особо тщательно Софью. И, вспомнив, Мишку тоже. Выкатились.
На улице глотнули свежего воздуха и загалдели. Обняв Александра за плечи, Алик кончил:
- Санек, ты на меня не сердишься? Не сердишься, да?
- Да иди ты, знаешь куда? - добродушно ответствовал Александр.
Костя натужно выкрикивал:
- Разбрелись все кто куда, и нет двора! А как вот так, когда, все вместе, хорошо! Держаться надо друг за друга, тогда и не утонем!
- А почему мы должны тонуть? - недоумевал Виллен.
- Потому что мы тяжелее воды, - объяснил Роман.
Расставаясь, хлопали друг друга по бицепсам.
- Ты на меня не сердишься? - в последний раз спросил Алик у Александра, который в ответ улыбнулся. Алик понял, что прощен и сказал: Мы с Вилленом пойдем?
Виллен жил в Шебашевском, и им было по пути. Они ушли.
- Пойду и я, - решил Костя, - завтра мне в первую смену.
На проезжей асфальтированной части Малокоптевского Александр и Роман остались вдвоем.
- Что делать будем, Саня? - спросил Рома.
- Не знаю.
- Сережка сегодня с фотками по основным свидетелям прошелся. Твердо опознать Стручка никто не смог. Ну, найдем мы его, ну, возьмем мы его. Он в отказку от всего будет играть. Небось по хазам натаскали. И будем мы все гоняться неизвестно за кем, как собака за собственным хвостом.
- Что вы с Серегой предлагаете?
- Оформлять Колхозника и закрывать дело.
- Рубить концы?
- Мы свое отработали, убийца найден.
- Хорошо говоришь - "мы"!
- Тогда просто - убийца найден.
Пришла Валя и не было в том ее вины: появлением своим в "Загородном" позвал. А сейчас вроде и не надо было - после встречи с ребятами успокоился, расслабился, устал. И, ощущая ненужность происходящего, понимая душевное непотребство свое, был с ней внимателен, нежен, добр до слез. До ее слез.
Сам полистал бумажки из канцелярской папочки, еще полистал, останавливаясь на особо заинтересовавших местах, закрыл папочку, встал, прошелся по кабинету и спросил, не глядя на Смирнова:
- И что вы предлагаете?
- На ваше усмотрение, - с трудом выдавил из себя еще одно непотребство Александр.
- Убийство раскрыто и я могу рапортовать начальству. - Сам все ходил по ковру, стараясь наступать на симметричные части узоров. Спел задумчиво: - "Все хорошо, прекрасная маркиза, все хорошо, все хорошо!"
- Так что же нам делать, Иван Васильевич?
Сам наконец посмотрел на Александра и сказал совсем о другом:
- А ведь справились мы, Саша, справились! Вернули покой Москве. Когда они к нам явились, а имя им - легион ей-богу, страшно стало! Но, как говорится, глаза страшатся, руки делают. Сделали наши ручки, сделали! Ну, согласись!
