Джон Гришэм - Трибуны
Людская вереница тянулась по беговой дорожке и уходила на дорогу, где бампер к бамперу стояла бесконечная очередь машин, приехавших к полю «Рейкфилд».
Чтобы набраться храбрости, Нили пришлось трижды объехать вокруг дома. На дорожке стояла машина. Кэмерон. Когда он постучал в дверь, волнуясь почти так же, как в первый раз, обед давно закончился. Как будто ему опять пятнадцать, он только что получил права и, сбрив юношеский пушок, с двадцаткой в кармане приехал на родительской машине забрать Кэмерон на их первое настоящее свидание.
Как сто лет назад.
Дверь открыла миссис Лэйн. Как и всегда, только на этот раз она не узнала Нили.
— Добрый вечер, — мягко сказала миссис Лэйн, по-прежнему красивая, утонченная и не желающая стареть.
— Миссис Лэйн, это я, Нили Крэншоу.
И только он это сказал — она узнала его.
— Ах да… Нили, как твои дела?
Догадавшись, что в их доме очень-очень долго не называли этого имени, Нили замялся, не зная, как его примут. Но Лэйны всегда были людьми вежливыми, образованными лучше других в Мессине и чуть более зажиточными. Если бы Лэйны питали к Нили плохие чувства, они не показали бы этого. Во всяком случае, родители.
— У меня все отлично, — сказал он.
— Зайдешь к нам?
Миссис Лэйн распахнула перед Нили дверь, но приглашение выглядело не совсем искренним.
— Спасибо, зайду, конечно.
Войдя, он обвел глазами прихожую.
— Миссис Лэйн, у вас дома красиво, как и прежде.
— Спасибо. Если хочешь, я подам чаю.
— Нет, благодарю. Вообще-то я надеялся увидеть Кэмерон. Она здесь?
— Да.
— Хочу сказать ей несколько слов.
— Мне очень жаль вашего тренера Рейка. Знаю, как он много значил для вас, мальчиков.
— Да, мэм.
Нили покрутил головой, прислушиваясь к голосам, доносящимся из дальних комнат.
— Пойду искать Кэмерон, — сказала миссис Лэйн и исчезла.
Нили ждал и ждал… В конце концов он повернулся к большому овальному окошку во входной двери и замер, вглядываясь в темную улицу.
Потом услышал сзади шаги и знакомый голос.
— Здравствуй, Нили, — сказала Кэмерон.
Он обернулся, и какое-то время они молча смотрели друг на друга. В первую секунду слова не шли. Нили зачем-то пожал плечами и неловко проговорил:
— Просто я ехал мимо. Зайду, думаю, поздороваюсь. Много лет прошло.
— Ну да.
Теперь Нили в полной мере чувствовал тяжесть прошлой ошибки.
Кэмерон выглядела намного лучше, чем в школе. Зачесанные назад и собранные в конский хвост густые рыжеватые волосы. Красиво подведенные очень синие глаза. На Кэмерон были чересчур просторный свитер и джинсы в обтяжку, ясно говорившие о том, что она держит себя в форме.
Он оценил.
— Ты отлично выглядишь, — сказал Нили.
— Ты тоже.
— Может, поговорим?
— О чем?
— О жизни, любви, футболе. Судя по всему, мы едва ли увидимся еще раз. Есть кое-что, что я хочу сказать.
Кэмерон открыла дверь на улицу. Нили прошел через широкое крыльцо. Когда они опустились на ступени, Кэмерон села насколько возможно дальше. Молчание длилось минут пять.
— Я виделся с Натом. Он говорил, ты живешь в Чикаго. Счастливый брак и две маленькие дочери.
— Правда.
— За кем ты замужем?
— За Джеком.
— Джек — он кто?
— Джек Сирайт.
— Откуда он?
— Мы встретились недалеко от Вашингтона. В округе Колумбия. Я там работала после колледжа.
— Сколько лет девочкам?
— Пять и три.
— Чем занимается Джек?
— Рогаликами.
— Рогаликами?
— Да. Такие круглые… У нас в Мессине не было рогаликов.
— Ясно. Хочешь сказать, у него магазин рогаликов?
— Магазины.
— Что, не один?
— Сто сорок шесть.
— Значит, вы хорошо зарабатываете?
— Его компания тянет на восемь миллионов.
— О-па… Моя крошечная компания в лучшие дни стоила двенадцать тысяч.
— Ты говорил, у тебя есть что сказать?
Ни малейшего намека на потепление. Никакого интереса к деталям его жизни.
Нили расслышал легкие шаги по полу в прихожей. Без сомнения, вернулась миссис Лэйн, и она подслушивает. Кое-какие обстоятельства не меняются никогда.
Поднялся легкий ветерок. Перед ними на мощеную дорожку упали дубовые листья. Потерев рука об руку, Нили признался:
— Ладно, слушай. Много лет назад я поступал очень плохо. Ошибался. Делал то, чего позднее стыдился. Я был глупцом. Недостойным, эгоистичным и подлым — и чем старше становился, тем больше об этом жалел. Кэмерон, я приношу извинения. Прости меня, пожалуйста.
— Я тебя простила. Забудь.
— Не могу я забыть. Не нужно меня жалеть.
— Нили, мы были детьми. Шестнадцать лет. Это из другой жизни.
— Кэмерон, мы любили. Я тебя обожал в десять лет Мы брали друг друга за руки за спортзалом, чтобы не засмеяли другие мальчишки.
— Нили… Мне правда не хочется это слышать.
— Хорошо. Но как вырвать это из груди? И почему так больно?
— Нили, мне удалось это пережить.
— У меня вряд ли получится.
— Что за наказание! Может, повзрослеешь наконец? Ты больше не футбольный герой.
— Наконец-то. Вот это я хотел услышать. Давай, бей из двух стволов.
— Нили, ты пришел, чтобы выяснить отношения?
— Нет. Чтобы извиниться.
— Ты извинился. Не пора ли уйти?
На минуту он прикусил язык. Потом сказал:
— Почему ты хочешь, чтобы я ушел?
— Потому, Нили, что ты мне не нравишься.
— Ничего удивительного.
— Понадобилось десять лет, чтобы тебя забыть. И когда я смогла — полюбила Джека. Надеялась, что больше никогда, никогда тебя не увижу.
— Ты хоть меня вспоминала?
— Нет.
— Ни разу?
— Может, однажды. Или раз в год. Как-то Джек смотрел футбол, и квотербек получил травму. Его унесли с поля на носилках. В этот момент я подумала о тебе.
— Приятно.
— Нет, неприятно.
— Я всегда думал о тебе.
Казалось, лед тронулся. Тяжело вздохнув, Кэмерон оперлась локтями на колени. Позади открылась дверь, и к ним вышла миссис Лэйн с подносиком в руках.
— Я подумала, вы захотите горячего шоколада, — сказала она, опуская поднос на край крыльца посередине разделявшего их пространства.
— Спасибо, — сказал Нили.
— Это вас согреет. Кэмерон, оденься.
— Да, мама.
Дверь закрылась, но они не обратили на шоколад внимания. Нили собирался поговорить обстоятельно — так, чтобы захватить не один год и одну тему. Ему хотелось убедиться, что когда-то в Кэмерон жило сильное чувство. Он хотел видеть ее слезы и гнев, хотел, чтобы она ударила его раз-другой. Нили хотел, чтобы его простили по-настоящему.
— Ты в самом деле смотрела футбол?
— Нет. Джек смотрел. Я случайно проходила мимо.
— Он болельщик?
— Нет. Иначе я бы за него не вышла.
— Значит, еще ненавидишь футбол?
— Можно сказать и так. Я уехала в Холлинз. Там учились одни девчонки, и я смогла уйти от этой темы. Моя старшая дочь пошла в школу при небольшой частной академии. И никакого футбола.
— Тогда почему ты здесь?
— Мисс Лайла. Она двенадцать лет преподавала мне фортепиано.
— Верно.
— И уж точно я приехала не в честь Эдди Рейка.
Дотянувшись, Кэмерон взяла чашку и спрятала ее между ладонями. То же сделал Нили.
Поняв, что он не собирается уходить, Кэмерон повела себя немного откровеннее.
— В Холлинзе у меня была подруга, брат которой играл за «Стейт». Как-то, уже на втором курсе, она смотрела футбол. Я как раз вошла в комнату — и на экране появился великий Нили Крэншоу, сам, лично ведущий по полю игроков «Тека» — то в одну сторону, то в другую… Публика визжит от счастья, комментаторы расхваливают молодого отличного квотербека. Тогда я подумала: «Вот и хорошо. Он всегда этого хотел». Герой своего времени среди обожающей его толпы. Навязчивые соученицы по всему кампусу. Лесть без конца и края. «Мистер Вся Америка», доступный всем и каждой. Это Нили.
— Две недели спустя я попал в больницу.
Она пожала плечами:
— Я и не знала. Не следила за твоей блестящей карьерой.
— А кто тебе сообщил?
— Как-то я приехала домой на Рождество и обедала с Натом. Он рассказал, что ты больше не играешь. Такой дурацкий спорт: в нем получают увечья мальчики и юноши.
— Так и есть.
— Нили, скажи наконец, что случилось с девицами? Куда делись те маленькие шлюшки и телки?
— Они исчезли.
— Наверное, это тебя убило.
«Дело пошло, — подумал Нили, — самое время излить желчь».
Вслух он сказал:
— Травма была тяжелой во всех смыслах.
— И ты стал обычным человеком, таким, как все?
— Наверное. Правда, с большим багажом. Нелегко живется забытому герою.
— До сих пор не перестроился?
— Если был знаменитым в восемнадцать лет, остальные проживешь неприкаянным. Будешь мечтать о днях славы, зная, что они давно в прошлом. Лучше бы не видеть футбола никогда.
