Самид Агаев - Ночь Волка
— Это ничего не меняет, у людей это принято, жить друг с другом, — заметил Марат.
Наивно было предположить, что она все это время жила в ожидании встречи с ним.
— Лучше, когда честно, — добавила девушка.
— Понимаю.
— А вы?
— Я тоже так считаю.
— Я имею в виду, у вас кто-то есть?
— Нет, я живу один.
— Чем вы занимаетесь?
— Бизнесом, пластмассовые изделия.
— Успешно?
Марат сделал неопределенный жест, но добавил:
— Пока все в порядке. А вы чем занимаетесь?
— Окончила институт в прошлом году, думаю, чем заняться.
— Я полагаю, что у вас сейчас хороший период; за спиной высшее образование, впереди неограниченные возможности, в настоящем красота и здоровье.
— Мне слышится зависть в ваших словах, — сказала Вероника.
— В каком-то смысле.
— Почему, разве у вас было не так?
— Совсем не так. В вашем возрасте у меня не было ни образования, ни денег, ни квартиры, и это обстоятельство чрезвычайно удручало меня в то время.
— А сейчас?
— Сейчас у меня все есть, кроме высшего образования, ведь я специалист по научному коммунизму, — сказал Марат и засмеялся.
О, как прав был мудрец, сказавший "все проходит". Марат бы сейчас добавил, как быстро все проходит. Каких трудов ему стоило получить в парткоме ходатайство в МГУ, вопрос выносился на партийное собрание; достоин, не достоин, а сейчас само словосочетание "научный коммунизм" вызывает смех.
— Разговаривая с вами, в это трудно поверить, — сказала Вероника.
— Спасибо, я уже говорил, что вы добрая девушка?
— Говорили, а, сколько вам лет?
— Тридцать восемь.
— Вы старше меня на восемнадцать лет, а мне почему-то кажется, что я разговариваю с ровесником, только с очень умным ровесником.
— Ваша доброта просто не знает границ.
— Но иногда за вашими словами чудится маленький мальчик, и в эти моменты я чувствую, что старше вас.
Марат растеряно взялся за бутылку, но бокалы были полны, тогда он выхватил из общего блюда какого-то беднягу осьминожку и принялся глотать его конечности.
— Хотите уменьшить расстояние между нами.
— Что вы имеете в виду? — взволнованно спросил Марат.
— Ничего конкретного, — улыбнулась Вероника, — чистая метафизика; я имею в виду выпить брудершафту и перейти на ты.
— Вы думаете, нас правильно поймут?
— Честно говоря, мне наплевать, как нас поймут окружающие, но мне очень важно, чтобы правильно поняли меня вы, — говоря это, Вероника протянула вперед обнаженную руку.
Выпили на брудершафт и поцеловались, чем вызвали одобрение немногочисленных посетителей, раздались нестройные хлопки аплодисментов.
— Наверное, ты хочешь спросить, почему я здесь одна?
— Нет, но если хочешь, расскажи.
— Мы стали часто ссориться; он предложил мне съездить отдохнуть одной, я согласилась, а когда он оплатил путевку перед отъездом, устроил мне скандал, как мол, я могла согласиться на это.
— А он кто?
— Бизнесмен, такой же, как ты, ему даже столько лет, тридцать восемь.
— Очень приятно, что у нас с ним еще общего?
— Я не хотела тебя обидеть, просто ты говорил о разнице в возрасте, поэтому я сказала, чтобы ты знал, что это ничего не значит.
— Пустое, давай поговорим о чем-нибудь другом.
— С радостью, ты не представляешь, какое удовольствие я получаю от разговоров с тобой. Расскажи еще что-нибудь, что, например дао говорит о любви.
— Оно обходит молчанием эту тему, видимо, эта область человеческих отношений настолько запущена, что даже ему она не по зубам.
— А тебе она по зубам?
— Мне не по зубам, даже в большей степени, иногда мне кажется, что я слышу, как растет трава, но, что касается любви — в этом я не смыслю ничего, поэтому, вероятно, в моей личной жизни полный хаос.
Сильный порыв ветра опрокинул деревянный щит, стоявший на тротуаре и выполнявший функции выносного меню; хозяин поспешил на улицу, и принялся вновь устанавливать его.
— Кажется, это знак свыше, — сказала девушка, — пора возвращаться в терем.
Марат подозвал хозяина и расплатился. В холле гостиницы Марат предложил девушке подняться к нему в номер. Вероника согласилась, но было видно, что она колебалась.
— Я возьму вина, — сказал Марат, кивая на бар.
— Хорошо, я подожду здесь.
Вероника опустилась на одно из кожаных мягких кресел, стоящих в центре зала. Марат улыбнулся ей и отправился в бар, где сказал предупредительному бармену: "Ред вайн", о кей".
Бармен достал бутылку красного вина, и что-то спросил у Марата по-английски. Но наш герой сделал непонимающее лицо, его познанья в английском языке закончились. Бармен задал вопрос на немецком, затем на греческом, потом он достал штопор и постучал им по бутылке. "О кей", — сказал Марат. Бармен вытащил пробку и вновь ввинтил ее обратно, но уже наполовину, после этого еще поставил на стойку два пузатых бокала для вина. «Мерси», — переходя на французский, сказал Марат. Вероника, увидев выходящего из бара Марата, подошла к лифту и нажала на кнопку вызова. Поднялись на четвертый этаж. У дверей гостиничного номера Вероника удивленно сказала: — "Ты живешь в номере для новобрачных"?
— Почему ты так решила?
— На двери написано "для молодых супругов".
— Как это трогательно, — заметил Марат.
— По-моему ты, что-то скрываешь? Сейчас я войду, а там сидит невеста, вся в слезах.
— Входи без опаски, там никого нет.
— Ты в этом уверен?
— Во всяком случае, когда я уходил, там никого не было.
В номере никого не оказалось. Вероника прошла сразу на балкон и, взявшись за перила, стала вглядываться в черноту бушующего моря. Марат, помедлив, пытаясь унять участившееся сердцебиение, последовал за ней; взял девушку за плечи и поцеловал в шею. Вероника обернулась, и он нашел ее послушные губы. После долгого поцелуя девушка сказала:
— Хватит издеваться, весь вечер меня обижаешь, пойдем спать со мной, я не могу одна заснуть.
Ее слова удивили Марата, но в следующий миг, он осознал, что Вероника стоит перед ним на коленях и шепчет ему в ухо.
— А это ты, — слабо произнес Марат. От ее тела исходило тепло.
— А ты кого другого ждал, — возмущенно спросила Вероника.
Марат сладко потянулся и сказал:
— Надо же, я и не заметил, как заснул. Такой сон не дала мне досмотреть.
— Какой сон? — ревниво спросила девушка.
— Я целовался с одной красивой девушкой, — мечтательно произнес Марат.
Вероника поднялась с колен, и, сделав шаг, скрылась в спаленке. Марат подумал, что надо бы пойти за ней, и успокоить, но не нашел в себе силы подняться, к тому же велика была вероятность того, что она вернется. Вновь закрыл глаза, дремля в ожидании, когда девушка вновь придет к нему. Среди ночи, ему даже показалось, что он слышит ее шаги, но никто не пришел, видимо, это был сон.
Да будет грустен тот, кто грусть в тебе родил.
Тебя печалящий, — чтоб в горести бродил.
Галя проснулась, когда утренний свет едва начал пробиваться сквозь снежную мглу; несколько времени она лежала, вспоминая события вчерашнего дня, затем осторожно отодвинулась от Шилова, встала, оделась и вышла из спаленки. Марат беззвучно спал, уткнувшись лицом в подушку и свесив голые ступни с короткого дивана.
Галя отдернула занавеску; рассвет был близок и мороз, видимо, унялся, но снег продолжал сыпать с небес. Осторожно, стараясь не греметь, Галя собрала со стола грязную посуду, и понесла на кухню. Лучину она нащипала с вечера; золы в печи было немного, вычищать ее она не стала, положила растопку, плеснула керосином, затем вытянула вьюшку, нащупала на карнизе печи коробок со спичками и подожгла. Тонко наколотая древесина тут же вспыхнула, затрещала, исходя легким дымком. Немного подождав, Галя закрыла дверцу. Гул, возникший в результате образовавшейся тяги, отозвался в ее памяти отчетливым ощущением далекого детства, и Галя на мгновение застыла, погруженная в зрительный ряд образов, мелькающих перед ее внутренним взором. Она почувствовала себя маленькой беззащитной девочкой, но это ощущение не могло, даже на миг вернуть умерших родителей, в чьей доброте и ласке она сейчас остро нуждалась и в этом была величайшая несправедливость. "Скорбь по умершим, снедает меня". Уходя, люди должны уносить с собой и память о себе, потому что это невыносимо. Или это одиночество обостряет ее тоску по родным. Тридцать шесть лет — ни мужа, ни детей. Десять лет мучительной связи с Шиловым, который, несмотря на бесконечные обещания, так и не уходит к ней от своей жены. Впрочем, она сейчас не уверена, что по-прежнему желает этого. Галя открыла дверцу и, блаженно жмурясь от хлынувшего в лицо тепла, подложила в топку дров, закрыла дверцу и поставила на чугунную плиту чайник. Послышался шорох и, из-за печи показался вчерашний гость; смущенно улыбаясь, он сказал: