Марина Серова - По секрету всему свету
Верунчик саркастически улыбнулась, готовая разбить доводы противной стороны, но я опередила ее. Неожиданно на меня снизошло вдохновение.
— Послушай, Вероника! Может, хватит валять дурака, а?
Я, не торопясь, прикурила от зажигалки, поднесенной Андреем, затянулась — и только тогда продолжала, глядя прямо в ее вытаращенные глаза:
— Мне давно известно все, что ты можешь нам сейчас рассказать, и даже больше. От тебя я добивалась только чистосердечного признания, которое могло бы облегчить твою участь. Но, похоже, мне его не дождаться. Мое терпение на исходе. У тебя осталось, — я взглянула на часы, — пятнадцать минут на исповедь. Потом твой обеденный перерыв закончится, а я прямо отсюда отправлюсь в милицию и познакомлю следственную бригаду — Андрей этих ребят хорошо знает — с материалами, которые изобличают тебя с ног до головы. Ну так как — будем говорить или нет?
Дубровина молча смотрела на меня своим холодным рыбьим взглядом. Вместо нее заговорил обладатель еще одной пары выпученных глаз — голубых, как осеннее небо.
— Вероника, что это значит?!
— Эндрю, не слушай ее, она врет! — заверещала очнувшаяся секретарша, пардон, референтша. — Она не могла… То есть, я хочу сказать, у нее нет доказательств! Это все блеф!
— Блеф? Позвольте-ка вашу элегантную сумочку, маленькая врунья!
Не дожидаясь разрешения, я почти силой вырвала у нее из рук миниатюрную сумочку из коричневой кожи и, проигнорировав протестующие вопли хозяйки, ловко запустила два пальца в наружный кармашек, прихваченный застежкой. Затем продемонстрировала потрясенной публике крохотный — не более сантиметра — черный цилиндрик с «усами». Он чертовски напоминал таракана, но по глазам моих собеседников я увидела, что они уже обо всем догадались.
— Это «жучок», господа. Если кто-то еще сомневается, переведу с профессионального жаргона: микрофон. Да-да, милая Вероника, я следила за тобой в тот день — до позднего вечера. Ты, такая занятая девушка, правая рука шефа, вдруг сорвалась с работы — зачем? Чтобы встретиться со своей двоюродной сестрой, Риммой Гаджиевой. Тебе нужно было сказать ей нечто очень важное, но она не могла выслушать тебя прямо там. Поэтому вы договорились поужинать в кафе «Встреча» на углу нашего «тарасовского Арбата» в половине девятого. Проникнуть вместе с вами в отдельный кабинет этой забегаловки я не могла, поэтому я засунула эту штуку в твою сумочку. Таким образом я смогла не только слышать каждое ваше слово, но и записать ваш разговор на пленку. По-моему, отпираться дальше не имеет смысла, ты ведь не дурочка.
— Вы… Я не…
— Расскажи, расскажи своему «жениху», чем ты ответила на доверие его бабушки! Я-то знаю, пусть теперь он послушает.
Челюсть моего клиента отвисла. Он был не в состоянии проронить ни звука. Зато Вероника обрела дар речи.
— Не слушай ее, Эндрю! Зачем вы порочите меня при нем, вы… Интриганка! Вы же знаете, что я ни в чем не виновата, ни в чем! Разве только в том, что проболталась про эту брошку…
— Вероника… Ты все знала?!
— Да, Эндрю. Прости меня, пожалуйста, прости! Я очень виновата перед тобой и… перед твоей бабушкой. Она действительно рассказала мне, что у нее есть уникальная, очень дорогая старинная брошь — фамильная реликвия. Она сказала, что про эту вещицу не знаешь даже ты: все считают, что она погибла при пожаре. А на самом деле — уцелела. Но Варвара Петровна решила никому не говорить об этом: так спокойнее, когда никто не знает. Она боялась ограбления.
— Но я не понимаю, почему тогда она открылась тебе? — В голосе Андрея слышалось плохо скрываемое раздражение.
— Она сказала… Твоя бабушка очень обрадовалась нашей мнимой свадьбе, Эндрю. Она сказала, что всегда мечтала передать «Поцелуй розы» по наследству дочери или внучке. Но бог отнял дочь, а внучки у нее никогда не было. Варвара Петровна хотела видеть внучку во мне, понимаешь? Откуда же ей было знать, что наши отношения — только спектакль… Она сказала мне, что «Поцелуй розы» будет ее свадебным подарком.
— Невероятно…
Это было единственное слово, которым мог отреагировать на все услышанное законный наследник бабули Прониной. Я тоже могла бы подписаться под этой оценкой: ох, чудят наши старички, чудят… Хотя… Попробуй-ка, Таня, представить себя в шкуре семидесятисемилетней старушки. Поликлиника — собес — совет ветеранов: все, круг замкнулся! Плюс рынок с булочной да редкие чаепития с однокашницами… Болезни, «думы о прошлом далеком» и… одиночество. Леденящее душу одиночество в долгие зимние вечера. Брр… Внук, даже самый добрый и заботливый, — всего только внук, мальчишка, у него своя жизнь. Баба Варя мечтала о внучке, о девочке, в которой она увидела бы себя молодую, о наследнице, которой могла бы передать все, что накоплено за долгую жизнь. Нет, не чашки-ложки-поварешки и даже не сорок семь брильянтов в платиновой оправе, а то, что дороже сверкающих камней, что бог отпускает человеку драгоценными «каратами» порядочности, доброты и мудрости.
И вот на самом пороге вечности старушке кажется, что она встречает такую девочку! Ту, что может не только дать счастье любимому внуку, но и стать ее собственным продолжением. Но делиться духовным уже поздно: силы не те… И она готова без колебаний отдать свою единственную материальную ценность — ту, которую таила даже от родных и подруг. Отдать едва знакомой девчонке, быть может, авантюристке и проходимке…
Невероятно? Если смотреть со стороны — то да. А если изнутри — что же тут невероятного?
Конечно, эти мысли я оставила при себе. А моя детективная сущность задала между тем очень конкретный вопрос, не имеющий ничего общего с вечными ценностями:
— Варвара Петровна показала тебе, где она прячет брошь?
— Она не показывала, где прячет. — Вероника сделала акцент на последнем слове. — Бабушка просто показала мне брошку, достав ее из ящика комода, из-под стопки постельного белья. Она лежала в металлической коробочке из-под грузинского чая — знаете, такие желтые с красным, раньше их много было.
— И ты разболтала все это своей сестре Римме, так?
— Вы же знаете, зачем спрашивать?
— И о том, что драгоценная вещица лежит в таком общедоступном месте, как ящик комода: бери — не хочу?
— При чем тут «бери»? — возмутилась Вероника. — Да, я удивилась, что ящичек даже не запирается, и сказала об этом Римме, что тут такого? Не думаете же вы, что это Римма обокрала Варвару Петровну!
— Скорее всего не она. Но вот что я действительно думаю — беда случилась именно из-за того, что ты распустила язык! Это называется «по секрету всему свету». Ты шепнула сестре, та еще кому-нибудь — дочке или другу…
— Эх, Верунчик, Верунчик… — сокрушенно вставил в нашу перепалку мужчина.
— Никому она не шептала, вы знаете! Римма ничего никому не говорила: она пообещала хранить эту тайну. Значит, «Поцелуй розы» украли не из-за меня.
— Мне бы твою уверенность…
Я смерила ее таким выразительным взглядом, что встрепенулся даже Андрей.
— Танечка, ты нас скоро отпустишь? Шеф нас убьет за опоздание.
Я отпустила их поистине королевским жестом.
— Идите, вы мне больше не нужны. Только прошу тебя, Андрей: объясни своей «невесте», что если она и на этот раз не сможет удержать язычок за зубами, разболтает о нашем сегодняшнем разговоре, — то я ей не завидую!
— Она все осознала. Правда, Верунчик?
Вместо ответа Верунчик встала из-за стола, процедила мне «до свиданья», а своему Эндрю — «я подожду тебя на улице». И, покачивая расклешенными полами норковой шубки, выплыла из кафе с видом оскорбленной добродетели.
Рубиньш проводил ее долгим взглядом, который о многом мог сказать человеку понимающему. Потом, не глядя, прикрыл мою лежащую на столе руку своей ладонью. Этим жестом он как бы «зацепился» за меня и тогда уже смог оторвать свои синие глаза от коричневой шубки.
— Спасибо тебе, Танечка.
— За что? Дело еще не раскрыто!
— Да я не про дело. Я вообще… Ты знаешь, — вдруг начал он без всякого перехода и почему-то опустил глаза, — а мы с Верой решили и на самом деле того… Понимаешь? Там, в «КПЗ» у ментов, я вдруг понял, что она мне нужна. Что никого ближе у меня нет. В общем, не стану я бабушку обманывать, Танечка. Пусть она спит спокойно: женюсь, женюсь!
Мой клиент улыбнулся той самой своей славной улыбкой, которой он меня сразу подкупил: детской, незащищенной и в то же время мужественной. Я на миг пожалела, что он не мой. Но — только на один миг.
— Что ж, поздравляю, господин клиент! — Я чмокнула его в щеку. — Не буду скрывать, как я ей завидую…
— Скажешь тоже… Кстати, зря ты так навалилась на мою невесту. Она… ну, словом, совсем не такая, какой иногда кажется. Знаешь, как она на самом деле переживала за меня… И сейчас, я уверен, на душе у нее кошки скребут.
