Ингрид Нолль - За борт!
— Почти как иностранки! Переодеваться — это так здорово! — вырвалось у Амалии.
Эллен согласилась кивком головы. Бесспорно, в ней сейчас говорила актерская кровь.
Ортруд тоже не теряла времени даром. Она появилась в серебристо-сером брючном костюме и топе с глубоким декольте, на шее у нее поблескивало ожерелье из овальных аметистов.
— Черт возьми! — изумился присоединившийся к ним Герд, облаченный в элегантный темный костюм. — Какое счастье мне выпало, оказаться в обрамлении трех граций!
— Постарайся не растратить весь свой шарм раньше времени, — съязвила Ортруд. — Гала-концерт еще не начался. И вообще, тебе следовало надеть смокинг. Где бабочка?
— Мне бы не хотелось, чтобы смокинг напоминал тебе о комнате для курильщиков.[14]
— Не вижу здесь ничего смешного! Когда наступит время выть на луну, я все равно ее найду.
Амалия с Эллен почувствовали себя неловко оттого, что Ортруд резко выскочила из-за обеденного стола и появилась снова тогда, когда все уже доели закуски.
— Нам нельзя долго рассиживаться, — напомнила Амалия. — В десять выступает группа фламенко.
Ее услышали — и в половине десятого вся компания уже была в большом зале, где звучала танцевальная музыка. Несколько пар кружились по всем правилам искусства. Амалия смотрела как завороженная. Она, конечно, предполагала, что в таких местах танцы выглядят иначе, чем на дискотеке, но до этого момента видела людей, страстно кружащихся под венский вальс, только в кино.
Ортруд нашла свободные места, официант принял заказ. Наблюдательная Эллен обратила внимание на то, как Герд молча, но с явным неодобрением отреагировал на заказанный женой бурбон-сауэр. Концертная программа началась ровно в десять. Конферансье представил артистов по отдельности, капитан произнес короткую речь, а пианист наиграл фрагменты из Альбениса и де Фальи, чтобы настроить публику на предстоящее прибытие в порт Малаги. Наконец на сцену вышли испанцы: двое мужчин и одна женщина танцевали фламенко, а другая женщина сопровождала танец пением. Амалия пришла в экстаз, стала выкрикивать: «Оле! Оле!» — и хлопала так отчаянно, что скоро у нее заболели руки. Концерт закончился ближе к двенадцати.
Несмотря на позволенную себе щедрую сиесту, Эллен чувствовала себя смертельно уставшей, и ей хотелось только одного: как можно скорее упасть в постель.
— Теперь по последней, и спать, — обратилась ко всем Ортруд. — Кто со мной в бар?
Герд покачал головой, Эллен тоже отказалась. Но Амалии, похоже, показалось, что в этой ситуации она обязана составить компанию дизайнерше по интерьерам, которой открыто восхищалась. В итоге они пошли в лифт, а Герд и Эллен разошлись по каютам.
— Я провожу тебя до двери, — сказал Герд. — А сколько лет твоей дочери? Она восхитительна и так молода…
— Амалии двадцать четыре, но порой она ведет себя как ребенок.
— Надеюсь, ты не против, что Ортруд потащила за собой этого ребенка?
— Что уж там… — задумчиво ответила Эллен. — Амалия очень интересуется ее профессией. Твоя жена по-дружески предложила ей практику.
Они почти пришли. Герд в изумлении покачал головой:
— Как она это себе представляет? У Ортруд уже пять лет не было ни одного заказа. Вот, мы уже пришли. Спокойной тебе ночи.
Он протянул ей руку. Секунду поколебавшись, Эллен обняла Герда, но он отозвался на это проявление симпатии не так сердечно, как ей бы хотелось.
Вскоре Амалия узнала, почему Ортруд привела ее именно в этот бар, — это оказалось одно из немногих мест, где можно было курить. Снаружи похолодало, зато внутри было тепло и накурено. Вообще-то, Амалия телом и душой была за свежий воздух, но когда-то все нужно попробовать. Ортруд заказала для двоих какой-то экзотический коктейль, название которого Амалия не успела запомнить.
После глубокой затяжки и изрядного глотка коктейля Ортруд снова была готова к беседе:
— Итак, на чем мы остановились?
— Не помню, — честно призналась Амалия.
— Ты, наверное, думаешь, что у нас в доме все обставлено идеально? Как бы не так. Я вот держусь за свой первый заработанный письменный стол и не в силах его выбросить, хотя он непрактичный и шатается. Доставшуюся от бабушки витрину я долгое время считала настоящим бидермайером, пока один эксперт не сказал, что это итальянская подделка пятидесятых годов, но, несмотря ни на что, она по-прежнему стоит в спальне. У Герда со вкусом дело обстояло еще хуже, и мне шаг за шагом приходилось латать прорехи в его образовании.
— Мой дядя Маттиас в восторге от вашей квартиры, — вставила Амалия.
— Много лет назад, — продолжила Ортруд, — я консультировала жену дантиста, которой хотелось переделать интерьер. У нее было полно денег, и в принципе она понимала, что плюшевые диваны и палисандровые стенки давно не придают шика. У этой маленькой пышки климакс проявился в потребительском угаре. Муж ушел с головой в работу и хобби, дети жили отдельно. С энтузиазмом предавшись потреблению, она компенсировала свое одиночество. Ну кто мог понять ее лучше, чем я! Мне было чуточку жаль эту, в общем-то, милую женщину, я не собиралась разводить ее на бабки — не дай бог обидится и пару лет ни с кем не сможет дружить. Не собиралась я бороться и с ее романтической девичьей душой, умилявшейся при виде засушенных роз и бюстов Бетховена. Мы обе приложили немало усилий, чтобы из ее дома вышло уютное и в то же время дорогое жилище, в котором не было бы ни намека ни на провинциальность, ни на чванство. Ее мужа наш проект совершенно не интересовал. Он был в основном сосредоточен на зарабатывании денег, заседал в каких-то советах, играл в гольф и имел любовницу. Я не могла поначалу поверить, но он в самом деле называл жену мамочкой.
Амалия вежливо не перебивала, но волей-неволей думала об Уве. Как же он далек от всего этого! Что вразумительного он мог сказать про мебель богатой жены дантиста! Самое большее, что могло привлечь его внимание в таком интерьере, это сломанный компьютер.
Ортруд прикурила следующую сигарету и заказала еще один коктейль. Она много пьет и держится, подумала Амалия, это плохой знак.
— У тебя, собственно, есть приятель?
— Разумеется, — ответила Амалия.
— Ну да, ты же крутая телка. Так на чем я остановилась?
— На богатых дантистах, — подсказала Амалия без прежнего энтузиазма.
Ее зачарованность новой героиней стала потихоньку исчезать. Произнеся ключевое слово богатых, девушка не удержалась и добавила:
— Какое у тебя обалденное ожерелье!
— Тебе понравилось мое колье? Оно досталось мне от свекрови, но я его не люблю. Знаешь что, я тебе его подарю, это выведет Герда из себя.
Амалия оторопела. Не нужно ей ничего — роскошный круиз сам по себе уже был большим подарком. Еще меньше ей хотелось доставлять неприятности Герду, да и вообще, украшение не подходило к ее стилю. Или это всего лишь сверкающие стекляшки?
— Очень мило с твоей стороны, — сказала она твердо, — но я не могу его принять ни при каких условиях. Рассказывай…
— Давай я надену колье тебе на шею, и ты посмотришь на себя в зеркало. Посмотрим, что ты тогда скажешь! Впрочем, я в тебе вижу себя молодую, в самом деле, ты могла бы быть моей дочерью.
— Это еще что за фигня? — тревожный звоночек прозвучал в голове Амалии, и ей захотелось немедленно убежать.
Но Ортруд к этому времени уже забыла про украшение и вспомнила, ради чего они сидели в баре:
— Я все же должна закончить рассказ о дантисте. Разумеется, меня пригласили на Housewarming party.[15] У Герда не было времени составить мне компанию. Почти все гости были чуть постарше меня и кое-чего в жизни достигли. Хозяин дома положил мне руку на плечо — он сделал это потому, что я была моложе и стройнее, чем его жена, а вовсе не из-за симпатии, — и поочередно представил собравшимся. С едва заметной иронией в голосе он объявил, что всему великолепию нового интерьера он обязан мне. В некотором смысле он дистанцировался от предпочтений своей супруги, несмотря на то что своих представлений не имел вовсе. Теперь нам нужно побеседовать тет-а-тет о гонораре, сказал он и потащил меня в спальную. Там он поинтересовался, что я думаю о кроватях со съемными жесткими матрасами, и грубо толкнул меня на кровать и хотел прямо там, на свежем белье… Это при том, что в соседней комнате собрались тридцать гостей и жена! Амалия, Герд, к счастью, об этом не знает, я доверила тебе эту тайну лишь с одной целью: пусть она послужит тебе предостережением, чтобы ты знала, какие подводные камни таит в себе моя профессия.
— Все нормально, — сказала Амалия, — теперь я в курсе. Лучше я останусь помощницей врача, а сейчас пойду посплю.
— Правильно, моя дорогая. Я тоже долго не задержусь. Позволю себе разве что последний глоточек на сон грядущий.
