Андрей Константинов - Решальщики. Движуха
— Что это было? — исторг из себя глупейшую фразу Дмитрий.
— Это был Сашенька Мирошников, — зло пояснил сидящий на руле Котька. — Сольное выступление.
— Извините, Дмитрий Борисыч! — тоскливо попросил Витя-боксер. — Не углядел я. Отвлекся буквально на секунду. А он…
— Да ладно… я сам виноват, — самокритично признался Петрухин и, потрогав языком внутреннюю сторону разбитой губы, поморщился. — Где мы едем?
— Минут десять назад промахнули Торжок.
— Понятно… Блин, башка трещит! На записи-то видно, как он меня уделал?
— Не знаю, — буркнул с первой парты Зеленков. — Разбил, урод, камеру… не работает.
— Хреново. Я-то изначально намеревался дописать допрос на месте, а теперь придется везти его в Питер. Хотя, конечно, можно где-нить по дороге купить новую камеру. Что думаешь, Костя?
Мирошников на полу застонал, и проштрафившиеся бойцы синхронно уперлись в него напряженными, полными решимости взглядами.
— Думаю, лучше доставить урода в Питер. Нет худа без добра: по крайней мере, проведем очную ставку с Бодулей.
Убийца открыл глаза. Петрухин на ощупь пошарил рукой в сумке, достал из нее «Тверскую зорьку», свинтил пробку и протянул бутылку Мирошникову:
— Пей.
— Зачем? — спросил тот, рефлекторно отстраняясь и закрывая лицо скованными наручниками руками.
В предложении Петрухина ему сейчас чудилась какая-то скрытая угроза. Возможно, месть за попытку бегства.
— Так надо, Саша. Пей, — сказал Петрухин, трогая языком разбитую внутреннюю сторону губы и морщась.
Мирошников отрицательно качнул головой:
— Не буду.
Он подумал, что его хотят убить, а водку предлагают для того, чтобы имитировать какой-нибудь несчастный случай в пьяном виде. Например, пьяный уснул на рельсах… или утонул в ближайшей речке.
— Не буду, — упрямо повторил Саша. — Ты же обещал? Ты же обещал отпустить, если все расскажу…
Петрухин посмотрел на него тяжелым немигающим взглядом. Левая сторона лица его на глазах меняла цвет и опухала.
Внезапно Александр Мирошников понял, что все бессмысленно, что эти парни по-любому сделают с ним все, что захотят.
Так, может, действительно лучше выпить? Чтобы не так страшно?
Он протянул вперед скованные руки и обхватил бутылку…
* * *В общей сложности душегуба Сашу заставили выпить бутылку водки и еще граммов пятьдесят коньяку из зеленковской фляжки.
Большего Саша не осилил — поплыл…
— А не помрет он от такой дозы? — с опаской спросил Витя.
— Не помрет, — покачал головой Зеленков. — Живучий, гад…
Вот так, в состоянии глубокого алкогольного «наркоза», Мирошникова и повезли в Питер.
Повезли — и в конечном итоге доставили в относительной целости и менее относительной сохранности.
Правда, уже в черте города имел место быть невеликий, но весьма неприятный инцидент с «нашенскими», питерскими, гаишниками.
Ну да повезло, обошлось без необратимых последствий. Не «кадры», но деньги — обратно решили всё. Хотя, конечно, аппетиты питерских дорожных полицейских оказались несоизмеримо злее, нежели у их провинциальных коллег.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Санкт-Петербург, 25 августа, чт.
В начале второго ночи вусмерть вымотанный суточным марш-броском «Петербург — Тверь — Петербург» Петрухин разбудил изумленную охрану офиса «Магистрали»: сперва нежданно-негаданным появлением, а затем — своей «потерпевшей» мордой лица.
Злой, а потому не расположенный к полуночным разговорам с «шестерками» из СБ Дмитрий торопливо расписался в вахтенном журнале. И, не расслышав брошенную охранником ему в спину фразу «Дмитрий Борисыч! Там у вас в кабинете…», подсвечивая дорогу огоньком зажигалки, проследовал в отсек, в коем размещался служебный кабинет решальщиков.
Открыв дверь своим ключом, Дмитрий с облегчением вошел внутрь, щелкнул выключателем и… вздрогнул от неожиданности. Узрев на диванчике для посетителей мирно посапывающего командированного. То бишь собственною персоною Купцова. От внезапной вспышки света Леонид проснулся, поворотил голову, на секунду явив приятелю мрачную заспанную физиономию и…
И зашелся в истерическом смехе…
— Позвольте узнать, товарищ инспектор, что вас так развеселило? — оправившись от первоначального шока недовольно спросил Петрухин.
— Это… это что? — давясь от смеха, спросил Леонид.
К слову, видок у партнера и в самом деле был что ни на есть геройский: левая сторона лица опухла и почернела, и из этой черноты на Купцова сердито поблескивал Митькин глаз.
— Это? Хм… Спецэффекты… Это я пробовался на роль в блокбастере «Летающий кулак». Кинокомпания «Калинин-Пикчерз» представляет.
— А-а… А я-то думал — «Летающий сапог».
— Не, это ты ошибся, — несогласно качнул головой Петрухин и сделал попытку улыбнуться.
Получилось, мягко говоря, не очень. А до кучи, для автора улыбки еще и болезненно.
— Ты, Дима, покамест лучше не улыбайся… не надо.
— Что? Страшно?
— Не без того. Жутковато.
— Понял, не дурак. Слушай, а чего ты вообще тут делаешь?
— Тебя жду. Я почему-то так и подумал, что по возвращении из Твери ты первым делом в офис заедешь.
— Голова! — уважительно констатировал Дмитрий. — Еще каких-то полчаса назад я и сам этого не знал.
Вообще-то Купцов изначально планировал взять напарника тепленьким и, используя эффект неожиданности, с пристрастием поговорить. Высказать всё, что думает о методах напарника и о нем персонально. Но — какое тут «строго»? Как глянешь на эту физиономию со «спецэффектом» — так сразу и руки опускаются, и язык отнимается.
Так что Леонид решил отложить разговор по душам на «опосля», а сейчас как бы нейтрально поинтересовался:
— А где ваш захваченный «язык»?
— «Язык» в состоянии глубокого алкогольного «наркоза». В коем, я так думаю, продолжит пребывать еще часика три-четыре, — объяснил Петрухин. — Я их — Мирошникова и нашу славную компашку — по дороге возле «Феникса» сгрузил. Вот сейчас умоюсь, малость себя в порядок приведу, переоденусь и тоже туда двину.
— Дви-НЕМ, — уточнил Купцов.
— Ну да, конечно. Двинем… Ладно, Лёнька, я в сортир — просраться и умыться, а ты пока… — Дмитрий порылся в сумке, достал покореженную видеокамеру и положил на стол Купцова. — Попробуй аккуратненько кассету достать и посмотреть: все ли там сохранилось?
— Однако! Вы чего с казенным имуществом сотворили?
— Это не мы. Это гаденыш Мирошников камеру разбил. Сука такая!.. В общем, будет очень печально, если сей эмоциональный вещдок не запустится.
Кассета с записью «интервью» Мирошникова, слава богу, запустилась. Ничего из ряда вон неожиданного «интервью» не содержало. За исключением, разумеется, концовки. Оч-чень была увлекательная концовка — так что Леонид посмотрел ее трижды. А потом и четвертый раз, в замедленном воспроизведении. Не потому, что режиссура или, например, операторская работа оказались хороши — отнюдь. Купцов пересмотрел эти исторические кадры исключительно потому, что те давали наглядное представление о технологии изготовления петрухинского «спецэффекта».
В кадре прекрасно угадывалась задняя часть салона «Фердинанда» и пока еще очно незнакомый Леониду мужик — Александр Мирошников. Он был без рубашки — крепкий, широкоплечий, с серебряным крестиком на цепочке. Горячо любимый напарник Купцова в кадре присутствовал в виде темного пятна в правой части экрана — это, как позже сообразил Леонид, было петрухинское плечо.
— Ну что, Саша, — спросил закадровый Димкин голос, — глупостей делать не будешь?
— Да уж теперь-то что? — ответил убийца и пожал мощными плечами.
— Это правильно, — согласился голос, после чего в кадре появилась узнаваемая рука Петрухина с ключиком от «браслетов». Мирошников протянул свои скованные конечности. Потом та же самая рука дала убийце прикурить, и тот с видимым удовольствием затянулся.
— Продолжим? — предложил закадровый голос.
— Продолжим, — ответил убийца и…
Огромный кулак вдруг резко надвинулся, занял весь экран, и в кадре мелькнула Димкина голова.
Кто-то неизвестный выкрикнул: «Сука!» — и картинка погасла.
Минут через двадцать в кабинет возвратился непосредственный участник хоум-видео. После обильных водных процедур заметно посвежевший телом, духом, но никак не лицом. Больше того — за прошедшее время оно сделалось еще страшнее.
— Ну как? Работает?
— Все в порядке, — успокоил Купцов. — Вещдок не пострадал.
— Отлично! Посмотрел?
— Да, прекрасное кинцо. Знаешь, у меня потом к тебе будет одна просьбишка.
— Какая?
— Перепиши персонально для меня последние кадры… секунд тридцать, больше не нужно. Я их каждый день буду смотреть перед сном. Чтобы засыпать в хорошем настроении… Сделаешь, Дима?
