Светлана Алешина - Сладкая приманка (сборник)
Выход из ситуации, который я для нее придумала, был банально прост. От реальности она ушла в иллюзию. Так почему бы с помощью той же иллюзии не возвратить ее в реальность? Тем более, оттого, что я попробую это сделать, в случае неудачи ничего не изменится. Ее бред дополнится еще одним штрихом, вот и все.
Я вошла в комнату, где лежала на кровати Лариса. Не знаю, почему, но мне показалось, что, если в ближайшие два дня она не сумеет родить, все окончится трагически для нее и, возможно, для ребенка тоже. Может быть, в ее глазах прочитала я это предупреждение, это послание из будущего. Люди часто чувствуют приближающуюся смерть или близкую опасность смерти.
Она, кажется, ощущала такую опасность, хоть и не могла теперь осознать ее. Это выливалось в крайне беспокойное поведение.
Она видела себя все той же пятилетней девочкой, но стала более капризной и привередливой.
— Привет! — сказала я Ларисе. — Как дела?
Она смотрела на меня, надув губы.
— Что молчишь? — продолжала я говорить тоном, которым говорят с детьми. — Тебе здесь нравится? Дядя Сережа тебя не обижает?
Она покачала головой:
— Нет, не обижает. Только с ним скучно: он только смотрит и не умеет играть ни во что.
Она посмотрела на меня с вызовом и добавила:
— А я играть хочу! Пусть он со мной играет! Скажи ему! Скажи!
— Вот какой нехороший дядя Сережа! Не хочет играть с тобой! Я его обязательно поругаю.
Я посмотрела на Ларису и решила, что нужно все же попробовать испытать мой прием.
— Знаешь, во что мы с тобой будем играть? — спросила я. — В дочки-матери.
— Чур, я буду мамой! — закричала Лариса. — Чтобы и деньги у меня были, и конфеты все, и чтобы ты меня слушалась! Ты дочкой будешь!
— Конечно, я буду дочкой, — согласилась я. — Вот мне сейчас в школу нужно идти. Только я не одна у тебя дочка.
— А еще где? — спросила Лариса.
— А вторая скоро появится, — пообещала я, сама волнуясь, как бы неосторожное слово не отбросило эту женщину вновь в состояние стресса.
— А как появится? — поинтересовалась Лариса. — Из животика?
Я была поражена. Она сама шла мне навстречу. Но поражалась я недолго, поняв, что это реакция на чрезмерно затянувшуюся беременность, — физиологические процессы протекают в организме в любом случае, независимо от психологического состояния женщины. И ее интерес к процессу появления детей закономерен.
— Конечно, из животика, — подтвердила я. — Так все дети появляются. Смотри, какой у тебя животик хороший! Наверное, в нем хорошая дочка лежит, моя сестренка.
Это был самый сложный момент. Если сейчас соединение галлюцинаций с реальностью пройдет без осложнений, можно надеяться, что из этого что-нибудь получится.
Лариса заинтересовалась своим животом, потом вдруг резко почувствовала себя сильно уставшей. Она тут же прилегла на постель и мгновенно заснула.
Не попрощавшись с Сергеем, я поспешила в управление с главной для нас новостью дня.
Глава шестая
В опустевшее ночью управление я влетела просто на ураганной скорости, едва не сбив с ног ребят из дежурившей сегодня ФСГ-3, спешивших на выезд. Наши уже, наверное, нервничали, потому что я опаздывала как минимум на час на совещание, которое Григорий Абрамович назначил на двенадцать ночи. Наступали последние сутки, за которые мы могли еще успеть разыскать и обезвредить террориста без ущерба для нашего престижа. Если не успеем, они могут оказаться последними сутками существования группы ФГС-1.
Григория Абрамовича, судя по всему, раздирали противоречивые чувства. Он явно нервничал и раздражался по поводу того, что я болтаюсь неизвестно где, не звоню и не являюсь на совещание. Времени на то, чтобы выполнить приказ, остается совсем мало, и, вполне возможно, выполнить его нам не удастся. Нужно заранее обдумать, как жить дальше. И сделать выводы раньше, чем их сделает начальство. Понятно, что мысль о все более отчетливо маячившей впереди пенсии майора Воротникова не вдохновляла и настроение ему не повышала.
Но мое отсутствие одновременно вселяло в него и какую-то надежду. Он хорошо понимал, что просто так, без серьезного повода, я нигде задерживаться не стану, да еще в такой сложной ситуации, практически в условиях цейтнота, когда счет времени шел уже на часы. Если меня нет, значит, я что-то откопала, успокаивал себя Григорий Абрамович. Я и раньше замечала, что Грэг поглядывает на меня порой с надеждой, особенно, когда мы все оказываемся в тупике.
В кабинет, где царили раздражение и беспокойство Григория Абрамовича, привычное уныние и терпеливость Кавээна и растерянность Игорька, я ворвалась с криком: «Я его нашла!»
— Я его нашла, ребята! — орала я, не в силах успокоиться. — Мы его возьмем, причем сегодня же. Тут ехать-то час, от силы — полтора. Дядь Саша, готовь машину!
Кавээн настороженно посмотрел сначала на меня, потом на Григория Абрамовича, и я смутилась. Что это я раскомандовалась, в самом деле? У нас командира группы пока еще не сменили.
Я уже готова была извиняться, но Грэг и ухом не повел, видя такую откровенную узурпацию его командирских прав. Он только кивнул Кавээну головой, и тот, сорвавшись с места, побежал в гараж. Мне было очень приятно, что Григорий Абрамович, не задав еще ни одного вопроса, отдал распоряжение приступить к выполнению моего плана. Все это говорило о том, что он доверяет и моим выводам, и моей интуиции. А я действительно чувствовала, что сегодня мы возьмем этого террориста, успеем это сделать в отведенный нам срок и выполним приказ.
— Кто? — спросил Григорий Абрамович, вставая из-за стола и доставая из верхнего ящика личное оружие — старенький проверенный «макаров».
— Машков! — ответила я. — То есть Машков-старший, брат того, взорванного на своей свадьбе. Он живет в Красном Плесе, за Волгой, на той стороне. Заброшенная деревушка почти напротив Тарасова, только немного ниже по течению.
— Так это он своего родного брата взорвал, что ли? — уточнил Григорий Абрамович на бегу, когда мы уже в полной экипировке сбегали по лестнице со второго этажа. — Зачем? И роддом тоже он взорвал? И всех остальных? Ты мотивы его поняла?
— Брата он взорвал, — ответила я. — Там явная психическая ненормальность. Мотивы очень сложные, поскольку человек он талантливый и образованный. Учился у Мартыненко, тот его считал почти гением в математике, думал, что он его место со временем займет.
Мы уже впрыгнули в машину и мчались по ночному Тарасову с максимально возможной скоростью, надеясь на высокие пилотские качества Кавээна. Редкие машины шарахались от нас в разные стороны, гаишники возмущенно хватались за свои полосатые жезлы, но, увидев яркую красно-синюю расцветку нарушителя правил дорожного движения, махали рукой, понимая, что спешить нас заставляет необходимость, а не исконно русская любовь к быстрой езде.
— Но у Мартыненко Александр Машков проработал всего год после защиты диссертации, — продолжала я рассказывать то, что мне удалось накопать за сегодняшний вечер, — и неожиданно уволился. Он, кстати, старший из братьев. Александр круто поменял свою жизнь, уехал от брата и отца, с которыми жил в то время, и поселился в этом самом Красном Плесе, один.
— Не женат? — спросил Игорь.
Я усмехнулась.
— Конечно, нет. Женщин ему заменяли бомбы.
— Он что, враждовал с братом? — спросил Григорий Абрамович. — За что он его?
— Я думаю, за то, что тот женился, — ответила я. — Вернее, за то, что у него нет никаких проблем с женщинами, что он может создать… — Я запнулась и поправилась: — Мог бы создать полноценную семью.
— Что ты хочешь сказать? — перебил меня Грэг. — Этот Машков-старший, он неполноценный какой-то, что ли? Инвалид?
— Я не могу пока с уверенностью ответить на этот вопрос. Мне нужно с ним самим поговорить. Если речь идет о психической неполноценности, то думаю, что это именно так, хотя полностью я в этом не уверена.
— На что он живет? — спросил Грэг. — Чем занимается? Где работает?
— Точно сказать не могу, но, судя по письмам, которые я нашла у Машкова-младшего в квартире, можно предположить, что он нигде не работает, деньги выпрашивает, вернее, выпрашивал у младшего брата. А занимается тем, что изготавливает свои взрывающиеся бандерольки, начиняет их бомбочками и рассылает своим жертвам.
— У тебя есть доказательства, что это именно он? — спросил Григорий Абрамович.
— Письмо к младшему брату, — ответила я, — в котором он просит его все письма, где сообщается что-либо важное, помечать красным фломастером — проводить под маркой жирную черту. И сам обещает делать то же самое. Это даже не просьба. Написано так, словно он приказ отдает, — требовательно и безапелляционно.
— Интересно, он и деньги у него таким же тоном просил? — подал голос Игорек.
