Светлана Алешина - Сладкая приманка (сборник)
В ФСБ эту информацию учли, всем так называемым свидетелям дали от ворот поворот, но адреса их на всякий случай запомнили, чтобы при необходимости воспользоваться их услугами. И теперь ФСБ всегда располагает необходимым количеством «свидетелей», готовых в любое время подтвердить все, что угодно.
Что же касается тех троих, которые действительно знали что-то стоящее, то их попросту обманули. Вознаграждение пообещали выплатить, но позже, когда придут деньги из федерального бюджета. С тех пор практически никто на их объявления не клевал.
Но последнее время в Тарасове появилась новая разновидность охотников за информацией — частные сыщики. Это были уже не наивные налогоплательщики, надеющиеся на честность и порядочность государственных структур. Частные сыщики сделали занятие сыском частным бизнесом и никогда не передавали имеющуюся у них информацию без предварительной оплаты. Вероятно, в расчете на них и было опубликовано последнее объявление ФСБ о вознаграждении за сведения о террористе. Впрочем, не думаю, чтобы в ФСБ могли серьезно надеяться на эффективную помощь со стороны частных сыщиков.
Все упиралось опять-таки в деньги. За те суммы, которыми располагала ФСБ, наши тарасовские пинкертоны и пальцем не пошевельнут, а столько, сколько они хотят, ФСБ не сможет найти, даже если продаст на базаре свои парадные мундиры и табельное оружие.
Глава пятая
…Кончался уже пятый день отведенного нам на расследование времени, когда обозначился хоть какой-то, правда не очень-то ясный, след.
Можно считать, что нам повезло, что информация об этом взрыве не попала в ФСБ. Тут постарался Кавээн. Григорий Абрамович, которого в городе знали и уважали многие из МВД, в том числе и начальники уголовки, не в службу, а в дружбу попросил сообщать о всех случаях, хоть как-то связанных с применением взрывчатых веществ, прежде всего нам. А ФСБ, если есть такая возможность, вообще не ставить в известность.
В результате к нам попало дело о взрыве в ресторане «Ромашка» во время свадьбы рабочего деревообрабатывающей фирмы «Элегант» Алексея Машкова с кассиром бухгалтерии той же фирмы Тамарой Сазоновой. Взрыв произошел в ресторане в тот момент, когда молодые принимали подарки от гостей. Взорвался один из подарков, когда его пытались распаковать. Молодые скончались от многочисленных повреждений ног и нижней части туловища.
Очевидцы показали, что подарок лежал на подносе, но никто не мог вспомнить, кто его туда положил. Машков положил перед собой аккуратно упакованный сверток в виде небольшой пирамиды, стоявшей на широком основании, и надорвал упаковочную бумагу. Раздался мощный взрыв, направленный вниз, пирамида вонзилась в потолок, а молодых и тех гостей, что оказались рядом, поразили обрезки гвоздей, которыми она была начинена.
Устройство было, без сомнения, самодельным, идентифицировать его с прежними, применявшимися во взрывах террористом, мы не могли, так как не располагали этими материалами. А ставить в известность ФСБ о наших подозрениях, что взрыв в ресторане может иметь того же автора, мы не хотели.
Против нашей версии работало то, что Алексей Машков никак не был связан с наукой. Как, впрочем, и с медициной. Он был классным краснодеревщиком, работал на фирму, получал солидную зарплату и, кроме того, пытался заниматься и собственным бизнесом. Изготавливал в свободное время наборы спальной мебели, которую, по словам тех, кто понимает в этом толк, невозможно было отличить от продукции лучших зарубежных фирм.
Друзья его говорили, что он собирался уходить из фирмы и открывать свое дело, даже взял у кого-то из представителей не совсем официальных структур большой кредит на закупку материалов. Они высказывали предположение, что смерть Машкова может быть как-то связана с этими взятыми им в долг деньгами. Больше они ничего предположить не могли, в остальном Машков был человеком абсолютно неконфликтным, врагов, кроме бригадира своего участка в мебельном цехе, не имел, с людьми ладил и сходился без проблем, словом, ни у кого мотивов его убивать не было.
Уголовный розыск ухватился за версию с занятыми деньгами и принялся искать свидетелей, которые могли бы вывести на кредитора погибшего. Григорий Абрамович не очень верил этой версии, но все же приказал Кавээну работать параллельно с уголовкой, и Кавээна мы видеть перестали — у него в уголовном розыске тоже друзей хватало.
Игорю Грэг поручил продолжать начатую мной работу по установлению связей между роддомом и профессором Мартыненко, которую я начала, но закончить не успела. Оказалось, что в два дня, как предполагал Абрамыч, там явно не уложиться. А меня направил на квартиру убитого попытаться установить, что это был за человек и не мог ли он как-то стать объектом внимания нашего террориста. Уж слишком способ убийства напоминал прежние случаи.
Алексей Машков жил один в двухкомнатной квартире, которая, как мне рассказали соседи, осталась ему после смерти родителей. Отец умер у него год назад, мать еще раньше. Друзья заходили часто, иногда и женщины. Последнее время бывала только одна — Тамара, та самая, семейная жизнь Алексея Машкова с которой закончилась столь трагично, не успев начаться.
Когда я вошла в квартиру, меня прежде всего поразила мебель. Изысканность форм и плавное изящество предметов обстановки, с любовью сработанных руками подлинного Мастера, производили странное впечатление в стенах стандартной двухкомнатной квартиры.
Я всегда уважала настоящих профессионалов, чем бы они ни занимались. Суть не в том, что ты делаешь, а как ты это делаешь. Сама я всегда стремилась стать Мастером в своей профессии. Таким, как Чугунков, мой первый наставник в спецлагере, таким, как Григорий Абрамович.
Не знаю, что я искала в этой квартире. Одна комната была наполнена инструментами и кусками свежего, ароматно пахнущего дерева, которые стояли вдоль одной стены, а вдоль другой был устроен огромный стеллаж с таким количеством незнакомых мне инструментов, что я только вздохнула и вышла в другую комнату. В мастерской я ничего не могла бы обнаружить, что не связано напрямую с профессией этого человека.
Соседняя комната служила одновременно спальней и гостиной. Кроме изысканности мебели, никаких излишеств. Кровать, стол, причудливые стулья на тонких изогнутых ножках, шкафы и шкафчики.
Стол завален эскизами разных завитушек в стиле барокко, рисунками кресел в стиле модерн, фотографиями шкафов в классическом стиле. На книжных полках над столом книги. Их было немного, но они-то интересовали меня гораздо больше, чем все остальное.
У меня есть одно такое правило, основанное на многочисленных фактах: чтобы понять человека — посмотри, какие книги он читает, что стоит у него в книжном шкафу. Я принялась за изучение книжных полок.
Книги по обработке дерева, красочные проспекты мебельных салонов и выставок я откладывала в сторону не глядя. Меня интересовало другое — были ли у этого человека какие-нибудь интересы, не связанные с изготовлением и продажей мебели?
Вот, например, штук пять детективов. Так, Агата Кристи, Сименон, Честертон, Рекс Стаут… Ни Чейза, ни Шелдона, не говоря уже о других… Это уже о чем-то говорит. О чем? Да хотя бы о том, что Машков был человеком уравновешенным, предпочитавшим плавное развитие событий и спокойную, размеренную жизнь. Что же, с профессией краснодеревщика, требующей внимательности и сосредоточенности, это сочетается как нельзя лучше.
Я перелистала еще какие-то справочники, обнаружила истрепанный «Таинственный остров» Жюля Верна, наверное, еще с детских времен остался. Из книги выпала фотография. На ней стояли, обнявшись, два мальчика с такими похожими лицами, какие могут быть только у братьев. Интересно… Нужно будет проверить, где сейчас брат Машкова, чем занимается. Никто из соседей ни слова не говорил о его родственниках. Я сделала пометку в своей записной книжке и продолжила осмотр.
Под руку мне попались какие-то женские романы. Должно быть, они принадлежали Тамаре. Было еще несколько номеров газет «Совершенно секретно» и «СПИД-И» и журнал «Лиза».
Я уже почти потеряла интерес к книжным полкам, как вдруг мне под руку попалась книга, которой просто не могло быть здесь, настолько она контрастировала со всеми остальными. «D. Bell. The coming of post-industrial society. A venture in social forecasting, — прочитала я. — Boston, 1973».
«Д. Белл. «Приход постиндустриального общества. Смелый эксперимент социального прогноза», — перевела я. — Откуда это здесь?» Быстро перебрала оставшиеся на полках книги. Больше ничего похожего на проповедника технократии Белла там не было.
Мысль моя лихорадочно работала. Я вспомнила программу анархического клуба «Свобода без ограничений», опубликованную в «Тарасовских вестях» по требованию террориста. Он выступал там с позиций, наиболее близких, пожалуй, к экзистенциализму. Экзистенциалисты — непримиримые противники технократов и приверженцев сайентизма, считающих науку главным фактором прогресса. А ведь террорист так ненавидит ученых, особенно естествоиспытателей, что начал их физически уничтожать.
