Филип Хоули - Клеймо
— Кто-нибудь потрудился объяснить, зачем им образцы?
— Парень из посольства что-то говорил про религиозный ритуал. Мол, для семьи очень важно вернуть все органы. Кажется, в племени есть причудливый обряд, который передает душу умершего из этой жизни в загробную. Если тело осквернить, то мальчик не попадет в рай или куда там уходят индейцы майя.
— А Барнсдейл и его адвокат что-нибудь говорили?
В телефонной трубке послышался тяжелый вздох.
— Я как раз об этом.
— Итак, мы вернулись к тому, с чего начали?
— Не совсем.
— То есть?
— Они не спрашивали меня о стеклах, — сказал Бен. — Только о ткани.
— Какие стекла?
— Из легочной ткани я сделал несколько стекол.
В трубке послышался легкий стук.
— Надо же, забыл им сообщить.
Люк позволил себе усмехнуться.
— Эти ребята очень конкретно выражали свои пожелания. Никто не упоминал о стеклах.
— Наверное, они им просто не нужны, — предположил Люк.
— Возможно.
— А что там?
— Ничего тебе не скажу, пока сам не увижу, понятно? Вот только доберусь домой. Генри и так уже мало что оставил от моего уик-энда.
— Пожалуй, справедливо.
— Рад, что ты так думаешь, — сказал Бен. — Между прочим, клан Уилсонов сегодня вечером устраивает барбекю. Ничего сногсшибательного, но если хочешь — присоединяйся. Как раз перед обедом будет время посмотреть стекла.
— Вижу, причин, чтобы согласиться, у меня в избытке.
— Кусочки мяса подрумянятся часам к семи.
Как только Бен положил трубку после разговора с Люком, в дверь постучали.
— Открыто.
В кабинет вошли двое рабочих в серых спецовках и почтительно улыбнулись Бену. Тот, что повыше, крепко сложенный латиноамериканец с дефектом левого уха, указал на потолок.
— Телефонная линия здесь?
Никакой реакции не последовало.
— Надеюсь, вас предупредили, что сегодня мы будем работать в вашем кабинете?
— Нет.
— И вот так уже в третий раз. — Рабочий почесал макушку, посмотрел на напарника-азиата и снова перевел взгляд на патолога. — Кто-то из ваших не выполняет свои обязанности.
— Вас это удивляет? — спросил Бен. — Если так, то вы мало тут работали.
Латиноамериканец надул щеки и шумно выпустил воздух.
— Проблема в емкости — она исчерпана. Больнице не хватает номеров. Чтобы добавить новые линии, перекладываем магистраль. Можете не верить, но мы стараемся никому не мешать. Поэтому и работаем по выходным.
Человек выжидательно посмотрел на Бена, тот согласно махнул рукой, приглашая в кабинет.
— Сколько времени вам понадобится?
— Самую малость.
Через пятнадцать минут азиат по-прежнему стоял на лестнице, его голова и плечи скрывались за подвесным потолком. Из двух открытых квадратиков потолка свешивался пучок проводов.
— Ну что там, заканчиваете? — поинтересовался Бен.
— Буквально несколько минут на то, чтобы уложить все обратно, — ответил латиноамериканец. — Извините за задержку.
— Ерунда. — Бен схватил портфель и бросил туда несколько листочков. — Еще вернетесь?
— Нет. Больше вы нас не увидите.
ГЛАВА 18
В гостях у Бена Уилсона Люк был лишь однажды, несколько лет назад на праздничной вечеринке, но двухэтажный дом в стиле Крафтсмена узнал сразу. Особняк в Видзор-сквер, старой части города, выделялся смелым сочетанием красного и коричневого тонов с ярко-желтой отделкой. Наверное, в таком домике и жили когда-то Ганс и Гретель.
Дверь открыла девочка. Из комнаты доносился шум баскетбольного матча. Кажется, играли «Лейкерс».
— Я доктор Маккена.
Девчонка мельком посмотрела на Люка, хлопнула пузырем от жвачки размером с мячик для гольфа, отвернулась и крикнула:
— Пап, это к тебе!
Дверь распахнулась настежь, и, перешагнув через Порог, Люк попал в прихожую, отделанную красным деревом. Мимо стрелой пронесся огромный бладхаунд и вырвался на улицу.
Из глубины комнаты послышался голос Бена:
— Не выпускайте собаку!
Девчонка пожала плечами, захлопнула дверь и побежала по широкой лестнице на второй этаж.
Бен стоял на кухне в забавном сиреневом фартуке и разминал картошку. Говоря с акцентом, он умудрился растянуть «привет» в полновесную фразу.
На той вечеринке Люк почти не общался с женой Бена и напрочь забыл ее имя.
— Где жена?
Бен ткнул в сторону стенки картофелемялкой.
— Болеет за «Лейкерс». Судя по всему, игра у них не клеится.
Как по команде, за дверью из красного дерева раздался женский голос:
— Проснитесь наконец и включайтесь в игру! Что за слабаки тут собрались?!
Через полупрозрачную сетчатую дверь причудливой мозаикой мелькали чьи-то костлявые локти и колени.
— Скажи маме, что я возьму ее машину, — бросила на ходу дочь, уводя за собой двух подружек в топиках и джинсах.
Бен открыл было рот, но осекся, только пожав плечами.
Жена не унималась:
— Ну давайте же, болваны! И закройте линию — проходной двор, а не защита!
Бен втянул голову в плечи.
— Пожалуй, нам лучше оставить Чарли наедине с ее страданиями.
— Так жену зовут Чарли?
Бен взял пару щипцов для барбекю и выпроводил Люка через заднюю дверь.
— Уменьшительное от Чарлотт.
— А-а, понятно.
Бен повернулся.
— Я знаю, о чем ты подумал. Так вот, ты не прав.
Люк был сама невинность, но Бен не успокоился:
— Я люблю тарантулов, это прекрасные создания.
— Конечно, а кто спорит?
— Поэтому я и назвал одного в честь жены. Что такого?
— Не уверен, что тут не о чем спорить, — сказал Люк, подходя поближе к гриль-камину барбекю. — Лучше вот о чем. Ты посмотрел стекла?
— Да. — Бен почесал нос щипцами и направил их на Люка. — Как говорила Алиса в Стране Чудес, «чем дальше, тем страньше». Дыхательные пути мальчика, особенно те, что поменьше и ведут в легкие, словно попали под торнадо.
— Заражение?
— Сомневаюсь. Клетки эпителия, выстилающие бронхиолы, практически исчезли. Пых — и нет. Оставшиеся клетки тоже обречены — у них сморщенные ядра.
— При заражении такая же картина.
— Это не сепсис. По крайней мере бактерии ни при чем. Состав белых кровяных клеток — одни лимфоциты. Нет ни нейтрофилов, ни макрофагов. Напрочь отсутствуют другие типы лейкоцитов. А при сепсисе я бы что-нибудь да увидел.
— Опухолевый инфильтрат?
— Не похоже. При типичном инфильтрате я бы нашел бластные клетки. Но — увы! — Бен перевернул кусочек мяса. — Однако главное-то впереди.
— Что?
— По дыхательным путям прошлись, как наждачкой, но вот сама легочная ткань — альвеолы — цела и невредима. Вполне нормальные альвеолярные мешочки. Получается, атакован только один тип клеток — эпителий дыхательных путей.
— Тогда почему мы не смогли сделать пациенту искусственное дыхание? Если с легочной тканью все в порядке, почему он умер?
В доме прогремел взрыв негодования:
— Разуйте глаза, парни! Неужели никогда не слышали, что мячик можно пасовать?!
— Жидкость и мусор, — важно произнес Бен, вручая Люку поднос. — На, держи.
— Жидкость и мусор? Не понял.
— Позволю себе небольшое отступление, — сказал Бен. — Итак, альвеолы нормальные. Легочная ткань — сама по себе — тоже. Альвеолы окружает тонкий слой жидкости вперемешку с клеточным мусором. Этакий раствор, омывающий альвеолярный мешочек изнутри, где плавают какие-то фрагменты погибших клеток дыхательных путей. Мертвая ткань дрейфовала к альвеолярным мешочкам, следуя закону гравитации.
Бен стал выкладывать кусочки мяса на поднос, который поворачивал Люк.
— Кислород-то в легкие вы закачивали, — продолжил Бен, — но он не смог пройти сквозь слой, покрывавший альвеолы изнутри. Ни единая капля не попала в кровеносные сосуды. Вот это, наверное, и доконало мальчика: все равно что засунуть голову в полиэтиленовый пакет.
— Только случилось это в легких.
— Точно. И организм не проявил ответной реакции. Может, просто не хватило времени. По идее в альвеолах должны были остаться следы некоей борьбы: полчища макрофагов, которые вытягивают продукты распада клеток. Но я ничего не заметил.
Бен указал на дверь:
— Что-то похолодало. Давай-ка перенесем нашу беседу туда, где потеплее.
Люк проследовал за Беном в кухню, положил поднос на кухонный стол и перешел в гостиную.
— А это как-нибудь связано с повышенным содержанием ферментов поджелудочной железы?
— Не знаю. — Бен наклонился, чтобы подбросить в камин несколько поленьев.
Люк стоял у окна, наблюдая за улицей.
— И каков же твой выбор? Отчего мальчик умер?
— Никакого выбора у меня нет. Что-то атаковало легкие, не затронув ткань. Не похоже на инфекцию — по крайней мере я такую не знаю. Возможно, автоиммунная реакция, но опять же — я такой не видел. Вот и все…
