Грегори Макдональд - Флетч и вдова Бредли
А перед самым полуднем он увидел Чарлза Блейна. В длинных шортах и желтой рубашке, в очках в тяжелой оправе и сандалиях на босу ногу, он вышел из отеля и направился к бару.
Войдя в тень пальмовых листьев, Блейн остановился, огляделся. Взгляд его скользнул по Флетчу, сидевшему за столиком в одним плавках. Блейн мигнул, вновь уставился на журналиста. Нахмурился, словно заметил ошибку в гроссбухе, повернулся, чтобы уйти, но передумал и, после короткого колебания, подошел к столику Флетча.
– Из вас получился бы хороший бухгалтер. Вы не привыкли сдаваться, – прокомментировал Чарлз Блейн появление Флетча в Сан-Орландо.
Флетч отвел взгляд от океана.
– Из меня получился бы и хороший репортер. Жаль только, что обе эти профессии для меня недоступны.
Блейн положил руку на спинку свободного стула.
– Вы не будете возражать, если я сяду?
– Я прилетел в Пуэрто де Сан-Орландо не для того, чтобы пить воду, – заметил Флетч.
Блейн сел.
– Чего желаете? – спросил Флетч. – Теплого пива или теплой «кока-колы».
– Джин с тоником.
– Разумно, – кивнул Флетч. – Пожалуй, и я составлю вам компанию.
– В Мексике превосходные лимоны, – поделился Блейн своими наблюдениями.
– Я в этом не сомневаюсь.
Подошла юная официантка, покачивая пышными бедрами. Приняла заказ, прошествовала к стойке бара.
– Хорошо отдыхается? – спросил Флетч Блейна.
– Да, благодарю.
– Необычное место вы выбрали для отдыха.
– Зато здесь все дешево, – и Чарлз Блейн перечислил стоимость всех товаров, продающихся в Сан-Орландо, в песо и долларах, включая продукты, напитки, одежду и сувениры.
– А как ваш нервный срыв? Идете на поправку?
– А он у меня был?
– Энид Бредли утверждает, что да.
– Правда? Наверное, у кого-то из нас действительно не все в порядке с нервами, то ли у меня, то ли у Энид.
– Она полагает, что у вас. Вы были без ума от ее мужа, а потому не можете примириться с тем, что он мертв. И продолжаете говорить о нем в настоящем времени.
– Я? Без ума от Томаса Бредли?
– Разве это не так?
– Томас Бредли был моим боссом. Я воспринимал его, как мой стол, стул, бюро, калькулятор. Босс – неотъемлемая часть конторского оборудования. И его замена ни у кого не вызывает никаких эмоций.
– Однако у меня есть доказательства обратного. Вы уверовали, что Томас Бредли жив и, ради поддержания этой иллюзии, пошли даже на подлог: показали мне служебные записки, вроде бы подученные от него.
Блейн коротко улыбнулся.
– Что привело вас сюда, Флетчер? О чем вы хотели меня спросить?
– Томас Бредли был ковром?
Брови Блейна изумленно поползли вверх.
– Что-то я вас не понимаю.
– Ничего удивительного. И я вас не понимаю.
Блейн осушил свой бокал и дал знак официантке принести второй.
– Отпуск в Мехико может кого угодно превратить в алкоголика. Жара, духота, а пить местную воду – себе дороже. Везде только и пишут, что ее потребление гарантирует расстройство желудка. Я подсчитал, что из-за плохого качества воды спиртного в Мексике пьют в три раза больше, чем могли бы.
– Цинизм – неотъемлемое качество хорошего бухгалтера.
– Совершенно верно, – кивнул Блейн. – Как и хорошего репортера.
– Если мы оба такие классные специалисты, как вышло, что мы сидим у черта на куличках, а наши работодатели любят нас не больше, чем зубную боль.
Блейн пригубил второй бокал.
– Если я правильно понял, вы потеряли работу?
– Я потерял работу. Я потерял карьеру. Теперь меня не возьмут даже в «Ливенуортский левитатор».
– А разве есть такая газета?
– Тетя вашей жены сказала, что вы начисто лишены чувства юмора.
– Хэппи? Вы общались с Хэппи?
– Конечно. Благодаря ей я вас и нашел.
– Тетя моей жены...
– ...Счастливая женщина?
– Да.
– Очень милая дама. По классификации Флетча это означает, что она накормила меня.
– Я удивлен, что вы смогли найти меня здесь. Мне казалось, что таких денег у вас нет.
– Разумеется, нет. А ваш так называемый отпуск оплачивает «Уэгнолл-Фиппс»?
– Да, – признал Блейн.
– Я рад, что Энид Бредли не отправила вас приходить в себя от нервного срыва на остров Макдональда.
– А где он находится?
– Почему бы нам не закончить со светской болтовней, мистер Блейн, и не перейти к делу.
Чарлз Блейн кивнул, словно после длительных переговоров, соглашаясь на не слишком выгодные условия. Откинулся на спинку стула.
– Полагаю, я должен перед вами извиниться.
– Наконец-то мы куда-то приплыли.
– Действительно, я вас использовал. Сознательно. Разумеется, не вас лично. За это я и извиняюсь. Я использовал прессу. Мне казалось, что я вправе это сделать. К сожалению, я упустил из виду, забыл, что пресса состоит из конкретных людей, которым мои действия могут причинить немалый урон.
– Черт побери. Я сейчас заплачу.
– Я извинялся, – пояснил Блейн.
– Будем считать, что вы прощены. Пока. А теперь, пожалуйста, переходите к фактам.
– Фактов-то у меня нет. Я сам хотел выяснить, что к чему. Едва ли можно ставить мне это в вину.
– Разберемся и с этим.
– Итак, я работал... работаю... в «Уэгнолл-Фиппс». Не самая большая компания в мире, но эффективный, слаженно работающий концерн, приносящий немалую прибыль. Томас Бредли, его основатель, занимает пост председателя совета директоров. Благоразумный, спокойный человек, хороший бизнесмен. Все в нем хорошо, кроме длинных похабных анекдотов, которые он так любил рассказывать.
– Вам не нравились его похабные анекдоты?
– Я не понимал, в чем, собственно, соль. Моя жена и я... мы – самая обычная супружеская пара. И в семейной жизни не признаем экстравагантности, – Блейн чихнул.
– Понятно.
– Он женат на Энид больше двадцати лет. У них двое детей.
– Это я знаю.
– Любил ездить верхом. Для удовольствия или... может на лошади ездят для чего-то еще?
– Говорят, верховая езда полезна для пищеварения.
– Потом пошли разговоры, что он болен.
– Кто вам это сказал? Когда?
– Алекс Коркоран, занимающий, если вы этого еще не знаете, пост президента «Уэгнолл-Фиппс».
– Я знаю.
– Разумеется, рядом с Алексом все кажутся больными. Он – крупный, пышущий здоровьем мужчина, чуть ли не каждый день играющий в гольф. И это хорошо. На поле для гольфа он зарабатывает для «Уэгнолл-Фиппс» больше денег, чем все другие коммивояжеры вместе взятые.
– Когда Алекс упомянул, что, по его мнению, Бредли болен?
– Примерно два года тому назад. Точно сказать не могу. Возможно, я сам это заметил.
– Что вы заметили?
– Насчет Тома? Он похудел... стал спокойнее. Сдержанее. Ушел в себя.
– То есть вы поняли, что с ним что-то происходит.
– Да. А потом нам объявили, что он уезжает в Европу на лечение. Длительное лечение. Ничего конкретного сказано не было. Уезжает, и все. Мы, естественно, подумали о самом худшем. Решили, что у Томаса Бредли рак.
– Но никто не пожелал выяснить, чем именно вызван отъезд в Европу?
– Нет, конечно. Одновременно нам сообщили, что исполнение обязанностей председателя совета директоров возлагается на Энид Бредли.
– И как она справлялась с этими обязанностями?
– По-моему, хорошо. Если она не могла сразу ответить на мой вопрос, то брала тайм-аут, и отвечала на него следующим утром, причем ее решение всегда оказывалось оптимальным.
– Как вы объясняли себе подобные ситуации? Полагали, что вечером она обсуждала возникшую проблему с Томасом Бредли?
– Да. Поначалу. Тем более, что по утрам, раз или два в неделю, я получал от Бредли служебные записки, с подробным анализом тех или иных вопросов. Разумеется, от Томаса Бредли. Личные отношения в них не затрагивались. Речь шла только о функционировании «Уэгнолл-Фиппс».
– Что значит, вы их получали? Они приходили по почте? Откуда?
– Нет. Я всегда находил их на своем столе. Мне представлялось, что их приносила Энид Бредли.
– Ладно. Посмотрим, что у нас получается. Этот парень лежит в больнице, возможно, в Европе, поддерживает связь с женой по телефону и держит руку на пульсе своего бизнеса, посылая начальнику финансового отдела подробные служебные записки.
– Все правильно. А потом, в конце ноября, в пятницу, прошел слух, что Томас Бредли умер. Напрямую никто ничего не говорил. Но атмосфера в конторе изменилась. Все как-то погрустнели. Лица стали печальными. Вы меня понимаете?
– Конечно. Но вы не из тех, кому достаточно одних слухов. Вероятно, вы захотели выяснить их первопричину.
– Захотел. Естественно, это сообщение взволновало меня. Около восьми вечера я позвонил Алексу Коркорану. Он был крепко выпивши. По голосу чувствовалось, что он очень расстроен. Он подтвердил мои подозрения.
– То есть прямо сказал, что Томас Бредли умер?
– Да. Голос его дрожал, язык заплетался. Он сказал, что Энид сейчас очень тяжело. И попросил не говорить с ней о смерти мужа. У нее, мол, сильный характер. Ей не нужны ни соболезнования, ни цветы. Она не собирается заказывать церковную службу.
