Татьяна Степанова - Девять воплощений кошки
Она остановилась. Итальянский дворик теперь сам кружился вокруг нее. Все эти флорентийские чудеса… Но нет, далеко вам до чудес тех… которые мы только что видели там, в Нижнем царстве.
– Знаешь, куда я хочу теперь? – спросила Анфиса.
– Конечно.
– Скажи, куда?
– Туда же, куда и я.
– Вот! Вот почему жуткое всегда манит больше, чем красота?
– Там не так уж и жутко, Анфиса.
– Там же мумии! – Анфиса сняла Катю на фоне Итальянского дворика. – Айда в Египетский зал!
И они снова отправились по музею в Египетский зал, с которого и началось их путешествие, когда Виктория Феофилактовна разрешила им увидеть «Проклятую коллекцию».
Из которой они узрели лишь два артефакта. Лот номер первый не то чтобы напугал всерьез, но оставил в душе какой-то нехороший, недобрый…
Знак.
Именно так – знак.
Потом, уже после всего, Катя думала об этом как о знаке, первом на их пути.
Они вошли в Египетский зал, и Ладья Вечности из смерти в жизнь…
Она возникла лишь на мгновение в музейном освещении, каком-то необычном – тусклом, ночном.
А потом свет потух. И послышались женские голоса:
– Ну, вот, опять двадцать пять!
– Нет, тут действительно что-то с проводкой серьезное.
– Но электрик ведь чинил сегодня днем.
– Значит, так починил, значит, такой электрик. Этот мальчишка безрукий…
Катя узнала говоривших по голосам – две смотрительницы залов: эта колоритная Василиса Одоевцева и ее напарница пожилая… как ее имя-отчество… Василиса, конечно, тоже пожилая, но она такая… такая… просто Клеопатра в своем парике цвета воронова крыла.
– Эй, кто здесь? – тревожно спросила Арина Павловна Шумякова.
– Простите, это мы, мы вас тут сегодня фотографировали, – отозвалась Катя.
– А, девочки… а то я вижу силуэты на фоне двери. Стойте там, а то налетите, не дай бог, на какую-нибудь витрину. Слушай, Вась, эй, Вася, ты где?
– Тут, я пытаюсь по аварийке дозвониться. У них там занято, – Василиса ответила откуда-то из темноты.
– Система сбои дает. Но у нас здесь вообще что-то со светом всю неделю, – Арина Павловна Шумякова, судя по голосу, шла к двери. – А сигнализация?
– Датчик горит.
– Хоть это хорошо. Вот что, я спущусь вниз, кого-нибудь найду на пульте, скажу, что мы тут во мраке.
– Лучше на пульт позвонить, ты что, служанка, им бегать?
– По сотовому?
– Ну да, конечно, сейчас я позвоню.
– Вась, это же внутренний номер.
– Ах, правда, я совсем в этом не разбираюсь, во всех этих чертовых кнопках.
– Я пошла вниз. Девушки, вам лучше перейти в другой зал, у нас опять ЧП со светом.
Катя и Анфиса послушно повернули назад. Через минуту на свет из тьмы вышла и Арина Павловна Шумякова.
– А вы куда сейчас? – спросил ее Анфиса, нацеливая на нее камеру.
– К техникам и на пульт.
– А где это?
– Рядом с библиотекой.
– И там ведь хранилище рядом, да?
Катя взглянула на Анфису. Вот так! А всего час назад она вылетела оттуда, как пробка из бутылки.
А теперь снова ее туда тянет, как магнитом. Как и к мумиям и чудесам Египетского зала, который для осмотра и съемки сейчас недоступен.
– Не совсем, но…
– Ой, а можно мы с вами вниз? – Катя решила прийти на помощь подруге и уговорить эту музейную воблу…
– Да, пожалуйста, Виктория Феофилактовна просила вам содействовать в вашей работе здесь, только что для вас интересного у наших техников?
– Тут все, все у вас интересно, – заверила ее Катя.
Никакие техники их с Анфисой, естественно, не интересовали. Но там ведь недалеко этот зал с матовыми светильниками, шкафами до потолка и тенями в нишах между шкафов. И ящиками, и тем, что из ящиков уже извлечено и покоится на столе под светом софита. Можно опять туда заглянуть под каким-то предлогом. Хоть и жутко там, но как эта жуть снова манит…
И они двинулись по служебному коридору, а потом свернули. Арина Павловна открыла дверь на служебную лестницу. Они начали спускаться, Катя, по своему обыкновению, очень быстро, вприпрыжку, оставив Анфису и запыхавшуюся Арину Павловну позади, и в это мгновение…
Тьма. Свет погас и на лестнице.
– Ой, – пискнула Анфиса, – тут ничего не видно, как в…
Она побоялась уточнить.
– Девушка, вы уже спустились? Там дверь в коридор, дверь, которая на лестнице, откройте ее, может, в той секции свет есть. А то мы здесь рискуем шею сломать, – Арина Павловна спускалась.
Катя, цепляясь за перила, сползла вниз на площадку. Лестница – глухая, без окон. И тьма тут капитальная, как в гробнице… Они, египтяне, устраивали внутри ловушки и разные смертельно опасные штуки…
Катя на ощупь нашла дверь и ручку двери, толкнула.
– Я не могу открыть.
– Но эта дверь на лестницу не запирается.
– Здесь не заперто, но что-то мешает. Сейчас попробую, надо сильнее толкнуть дверь.
Катя налегла плечом в кромешной тьме.
И тут…
– Ой, ой, я лечу, держите меня айййййййййййй!
Анфиса, в этой кромешной тьме оступившаяся на лестнице, полетела вниз стремительно и неудержимо и всей своей мягкой увесистой тушкой сбила Катю с ног.
Дверь под их тяжестью открылась, и они упали на что-то.
– Анфис, подожди…
– Вот так грохнулись, Кать, ты как?
– Что у вас случилось, я уже иду, я тут, вам помочь? – Голос Арины Павловны.
– Кать, прости, я не хотела, я через ступеньку шагнула… Ой, моя нога…
– Анфис, подожди, тут что-то…
Катя ощутила что-то твердое, пошарила рукой и отдернула, ей показалось – шерсть! Нет, волосы и что-то липкое…
Это жуткое прикосновение во тьме…
Липкое на ладони…
Волосы…
Рука Кати наткнулась на чью-то руку.
– Тут кто-то есть! – завопила и Анфиса. – Ой, пожалуйста, включите свет!!
Во тьме, словно из ниоткуда, возникло желтое пятно. Свет карманного фонаря резанул, как бритвой.
Катя прикрыла глаза рукой.
Ослепленная, она не видела, кто направил на нее фонарь. Кто явился на вопль Анфисы из тьмы.
Ладонь чем-то измазана… черным… нет, красным…
Пятно фонаря дернулось вбок, поползло по полу.
В желтом гнойном свете появились ноги в туфлях на высоких каблуках, раскинутые руки, растрепанные волосы.
Распростертое тело.
Женщина ничком, уткнувшаяся лицом в пол.
– Сколько тут крови, – ахнула потрясенная Арина Павловна. – Да опусти же ты свой фонарь, наконец! Надо свет наладить! И сообщить… позвать охрану. Она же мертвая!
Глава 17
Убийство в музее!
Есть вещи, которые случаются с вами, но верить в них трудно. Вы спускаетесь по лестнице – самое обычное дело. Гаснет свет, потому что в музее не все ладно с электричеством.
Вы открываете дверь на лестницу, чтобы впустить в эту первобытную тьму, разом обрушившуюся на вас лавиной, хоть немного света.
Но свет отсутствует.
Внезапно вы падаете на что-то.
И это что-то – некогда живое и теплое, а теперь окоченевшее, окровавленное, изуродованное, пугает вас до полусмерти.
И вы кричите от страха.
И прибегает охрана.
И включают наконец свет в этой секции музея.
И на ваших руках – кровь.
И они… все они, кто прибежал, смотрят на вас, как на зачумленную.
Потому что вы – в крови. И тело на полу у ваших ног.
И тут вызывают полицию.
И полиция приезжает среди ночи в музей на Волхонке.
Так или примерно так, если не считать, что с вами в этот момент ваша подруга, тоже перепуганная насмерть и вся перемазанная кровью и еще чем-то… чем-то что даже хуже крови… И пожилая смотрительница музея, чьи руки трясутся, когда она пытается дать вам свой носовой платок.
И еще один человек. Вы его не знаете. Не видели никогда. Но он появился с фонарем из этой кромешной тьмы. И как раз оттуда, с той стороны коридора.
Когда по вызову прибежавших охранников в музей приехала полиция, Катя, Анфиса и Арина Павловна Шумякова сидели в комнате техников.
В коридоре дежурили охранники, чтобы к трупу никто не прикасался.
В музей на Волхонке приехали оперативно-следственная группа МУРа и из Следственного комитета. И Катя к великому своему облегчению увидела, что возглавляет эту внушительную бригаду сыщиков и криминалистов сам начальник МУРа полковник… нет, уже генерал Алексей Елистратов, как это и положено, по делам такой юрисдикции.
Шеф криминальной полиции Подмосковья полковник Федор Гущин – старинный приятель Елистратова еще по Высшей школе, обычно так говорил: «Сейчас позвоню Алешке, узнаю», если нужно было что-то узнать.
Катя с Елистратовым тоже встречалась, когда расследовались совместные дела.
Перед тем как начать осмотр места происшествия, Елистратов заглянул в комнату техников, где сидели те, кто обнаружил труп. На мгновение задержал свой взгляд на Кате – узнал, поднял свои короткие кустистые черные брови удивленным домиком. Но пока ничего не сказал. Не поздоровался даже.
