Василий Шарапов - Честь и мужество
Азязовой с того момента, когда она впервые запустила руку в чужой карман, удалось продержаться на воле более четырех лет. Кроме изложенных выше причин, этому во многом способствовало и то, что она оказалась неплохим психологом, безошибочно угадывала, кого и как можно затянуть в свои сети.
Однажды у дочери лаборанта кафедры оперативной хирургии Комаровой в трамвае украли кошелек с деньгами.
— Ах, несчастье-то какое, — сокрушалась Азязова. — Ну ничего, Анна Ивановна, не оставлю я вас в беде.
Она тут же незаконным путем начислила Комаровой заработную плату, придвинула ведомость:
— Распишись, Анна Ивановна.
Комарова расписалась и, не имея мужества выйти из-под влияния хищницы, стала с тех пор ее соучастницей.
Точно так же, оказав «материнскую помощь», вовлекла Азязова в свою преступную шайку и старшего бухгалтера материальной группы Морудову, дочь которой выходила замуж.
— Расходы-то, Нина Петровна, с этой свадьбой, расходы… Я вот тут начислила, распишись.
Говорят, земля слухом полнится. Не могли остаться в безвестности и «благодеяния» Азязовой. По институту пошли разговоры: такая добрая, отзывчивая, уважительная. Восхищались и ее трудолюбием: такая работящая, неугомонная, отдыха не знает. Тут имелось в виду то, что несколько лет подряд Азязова отказывалась от очередного отпуска, в бухгалтерию приходила первой, уходила последней. Все это ради создания видимости исключительной занятости. Лишь ее соучастницы догадывались, что остается она после работы для того, чтобы изыскать новые варианты хищения денег.
Короче, это уже потом, когда Азязову привлекли к ответственности, на нее была дана резко отрицательная характеристика: груба, высокомерна, ленива. А прежде неизменно подчеркивалось ее ревностное отношение к работе, ее «большой и заслуженный авторитет у сотрудников института». Что ж, на протяжении многих лет слыша такое, Азязова и сама, возможно, поверила в этот самый свой «авторитет», в свою «непогрешимость». Вероятно, отчасти этим и были продиктованы ее раз и навсегда затверженные на допросах показания: отрицать все и вся.
— Не виновата я. Ни на грамм не виновата!
В результате расследование дела подвигалось вперед гораздо медленнее, чем того хотелось бы руководству следственного отдела. И все-таки оно продвигалось! Да, начисляя деньги, скажем, умершим, Азязова правильно рассуждала, что те-де не заговорят. Однако на свою беду забыла о том, что жили-то они среди живых. Просчиталась Азязова и в отношении лиц, разъехавшихся с берегов Волги по разным уголкам страны. При современных средствах связи и околозвуковых скоростях передвижения тысячекилометровые расстояния покрываются в считанные часы. Один за другим дали свидетельские показания, помимо, разумеется, куйбышевцев, Пименова-Шевцова О. К. из Сызрани, Девятов И. А. из Ульяновска, Орлов В. Н. из Набережных Челнов, Рыжкова В. Н. из Балашова, Харькова З. П. из Липецка, Мелибаев А. М. из Ленинабада… Да, говорили они, действительно, в мединституте мы работали, но деньги, которые нам начислялись после нашего отъезда, мы не получали и расписывался за нас кто-то другой.
Видела Уланова, люди говорят правду. И Левков, и другие участники оперативной группы тоже видели. Азязова же, намертво закусив удила, продолжала гнуть свое:
— Нет моей вины, нет!
Лишь в тех случаях, когда решительно все — и очная ставка, и заключения экспертизы, и доводы следователя — неумолимо свидетельствовало, что подлог совершен ею, признавалась в хищении определенной суммы. Но уже на следующий день отказывалась от своих слов, мотивируя это чаще всего тем, что ее, мол, просто-напросто запутали.
— Голова пошла кругом, потому наплела на себя напраслину.
И бросала быстрый, острый, как бритва, взгляд на Уланову. Вдруг, думала, та в конце концов не выдержит, нашумит, накричит, а возможно — не каменная же, есть же, черт подери, у нее нервы — и оскорбит. Вот была бы удача! Тогда Азязова потребовала бы другого следователя, который, быть может, на ее счастье оказался бы не таким дотошным и въедливым. Однако Азязову, как всегда в подобных случаях, ждало полнейшее разочарование. Уланова оставалась ровной, сдержанной, корректной, не позволяла себе не то что закричать, но и повысить голос. Досталось ей не рядовое дело — досталось дело большой государственной важности, и давать волю своим чувствам противопоказано категорически.
Трудно было Улановой. И от нервного напряжения, и от физической усталости. Раньше девяти вечера домой не возвращалась. И нередко за весь день во рту не было, по пословице, и маковой росинки, ибо, чтобы сбегать в буфет, выкроить время не удавалось. Иным от такой жизни и белый свет стал бы не мил. Уланова к числу подобных людей не принадлежала. Никто и никогда не слышал от нее ни единой жалобы. Наоборот, неизменно видели ее в бодром, приподнятом настроении. Над нею даже подшучивали:
— Уж не выиграла ли ты, Света, по лотерее «Жигули»?
— Выиграла. Только не машину, а нечто большее…
То была ответная шутка. Но давно подмечено, что в каждой шутке есть доля правды. Была она и в словах Светланы Васильевны. Ее выигрыш не поддавался никакой оценке. А заключался он в том, что к концу следствия Уланова восстановила доброе, честное имя сотен и сотен людей, оклеветанных матерой хищницей, изнурительный поединок с которой продолжался целый год!
И еще полтора месяца Уланова писала обвинительное заключение. Оно составило объемистый том более чем в четыреста страниц. За один раз прочесть его на суде оказалось невозможно — потребовалось два дня. И все время, пока продолжалось чтение, кто-нибудь не выдерживал, сдавленно шептал:
— Надо же!..
Зато когда голос судьи смолк, наступила гнетущая тишина. Людям было не по себе. Им стало совершенно ясно, что подсудимая преступила все грани дозволенного, что за свое преступление — хищение денег в особо крупных размерах — она может поплатиться высшей мерой наказания: расстрелом. Поняла это и Азязова. На помилование не надеялась. А раз так, решила: уж если помирать, то с музыкой. И пошла честить сотрудников института налево и направо с утроенным рвением. Не пощадила никого. Всех, кого знала — а кого она не знала за многие годы работы в стенах этого старейшего в городе высшего учебного заведения? — постаралась облить помоями, вывалять в грязи, перевернуть их постельное белье.
Это было омерзительно и отвратительно. Как почти в каждом многочисленном коллективе, в Куйбышевском медицинском имеются, конечно же, свои недостатки, свои упущения. Но в целом-то трудятся здесь люди одаренные, высококвалифицированные, а главное, беззаветно преданные своему делу. Будь то рядовой врач или профессор, кандидат или диктор наук, все они являются зоркими и надежными часовыми здоровья советских людей, все они во имя поддержания, а очень часто и спасения жизни этих людей отдают частицу своего сердца. И у человека нормального неизменно вызывают чувство глубочайшей признательности и благодарности.
Азязовой такое чувство оказалось недоступно. Она испытывала другое — лютую ненависть. Снедаемая ею, лила и лила потоки желчи, испытывая при этом мстительное удовлетворение. Все-таки не бесследно уйдет в небытие, многим кровушку испортит, а кого-нибудь, может быть, и до инфаркта доведет. Верно, крови ни в чем не повинным людям испортила немало, но в общем просчиталась и тут. Исходя из соображений человеколюбия, суд нашел возможным полагающуюся ей за содеянное преступление высшую меру наказания заменить тюремным заключением. Правда, срок заключения вполне достаточен для того, чтобы Азязова смогла заново пересмотреть всю свою жизнь. Есть над чем подумать и Морудовой, Андреевой, Ракчеевой, Комаровой, Поликарпову.
Таково вкратце уголовное дело № 6305. Дело весьма поучительное.
— Оно лишний раз подтверждает старую истину: хочешь быть богатым и счастливым — живи честно, — говорит Светлана Васильевна.
Кстати, теперь она не Уланова, а Левкова. Но об этом уже другой рассказ.
Галина Владимирова
ИСТИНА, И НИЧЕГО, КРОМЕ ИСТИНЫ
Очерк
С чего начинается биография? Наверное, все-таки с выбора профессии. Когда девочки и мальчики заканчивают школу и перед ними встает вопрос «делать жизнь с кого», то многие мечтают о профессиях романтичных: актера, летчика, криминалиста. Мечтают… Но мало кто на деле знает, что за адова работа того же, скажем, актера или криминалиста.
Именно из-за этого незнания некоторые юноши и девушки выбирали следовательскую стезю, видя себя лишь продолжателями дела Шерлока Холмса, Эркюля Пуаро, Мегрэ, а в последнее время и Пал Палыча Знаменского. А работа оказалась не захватывающим детективом, в ней будни с утомительной писаниной, нередко с бесплодными, изматывающими нервы допросами, порой с отчаянием от частых встреч с вероломством, подлостью, жестокостью. И, не сумев себя преодолеть, сколько несостоявшихся детективов простилось с мечтами юности.
