Екатерина Лесина - Лунный камень мадам Ленорман
– Пошли, – согласился Мефодий, и сердце при мысли о том, что свадьба не состоится, забилось быстрее. Несколько минут сидели молча. Он разглядывал Грету, она – собственные руки, непривычные, белые, с подпиленными розовыми ноготками.
Вчера мама отвела Грету к своей маникюрше!
– Не пошлю, – со вздохом ответила она, нежно касаясь лаковой поверхности ногтей.
– Потому что любишь его?
– Что? – Грета вздрогнула, словно бы думала совсем-совсем о другом. – Ах да, конечно, люблю… и мы будем жить долго и счастливо. Как в сказке.
Она вдруг усмехнулась другой, жесткой улыбкой, добавив:
– В моей сказке. Вот увидишь, я ее сочиню.
Свадьба состоялась. И невеста была прекрасна в белом изысканном платье…
– Вот увидишь, – мама, чей наряд отличался элегантной простотой, держала Мефодия под руку, – этот брак долго не продлится.
Она ошиблась. Все ошиблись, но каждый по-своему.
Мефодий потер виски, чувствуя, как возвращается ночная мигрень. А Машка подалась вперед.
– Вам плохо?
Плохо, и уже давно.
– Я не убивал брата. – Почему-то ему было важно, чтобы хоть кто-то, пусть даже эта совершенно посторонняя девица, знал правду. – Я не убивал брата, но из-за меня погибла Леночка.
Странный сегодня день. И что его на исповеди потянуло? И надо бы замолчать, но не получается.
– Я не убивал, – вновь повторил Мефодий. – Но я виноват в ее смерти.
– Зачем вы мне все это рассказываете? – Машка поправила растрепанные волосы. И ресницами хлопнула. Блондинка.
– Затем, что… – Проклятье, он и сам не знает. Должен. Хоть кому-то, пусть и не исчезнет камень с души, но вдруг станет полегче?
– Какая тебе разница?
Злиться на Машку за свои ошибки – что может быть более глупым? И Мефодий упал в кресло, вцепился в подлокотники так, что кожа затрещала.
– Леночка была забавной… легкой… чем-то на тебя похожа.
Семнадцать лет. Ножки-веточки, ручки-палочки, черный купальник, перечеркнутый белой лентой. Высокие каблуки. Леночка шла по подиуму, слегка покачиваясь, словно на ветру. Или на сквозняке, которых в старом здании было изрядно. Она остановилась на краю сцены и замерла в натренированной, но все же отчего-то смешной позе, выпятив тощую ножку и руку уперев в бедро.
Конкурс красоты оказался куда забавней, чем Мефодию предполагалось вначале. Его пригласили судить, а он взял и согласился.
Посеребренная корона со стекляшками, хрустальная ваза, цветы и плюшевый медведь размером с саму победительницу – блондинка впечатляющих форм порывалась обнять то медведя, то Мефодия, хлопала накладными ресницами и притворно рыдала от счастья. В синих глазах ее виделся расчет, и Мефодий сбежал, отказавшись от высокой чести совместного ужина. А на ступеньках Дома культуры увидел ту самую, темноволосую хрупкую девочку, которая отчаянно рыдала. Она не стеснялась слез и терла глаза кулачками, размазывая тушь. Губы ее кривились, подбородок дрожал.
– И на кой ляд оно тебе надо? – спросил Мефодий, присаживаясь рядом. Зачем? Сам не знал.
– Что?
Плакать она не прекратила.
– Корона.
– Я некрасивая.
– Красивая, – возразил Мефодий. Она же мотнула головой, упрямо повторив:
– Некрасивая. Все смеялись и…
– Я не смеялся. Пойдем. – Он подал руку, а девушка ее приняла, не спросив даже, куда ее ведут. Мефодий же притащил новую знакомую в ресторан и только там представился. А она не стала улыбаться или переспрашивать, верно ли имя услышала, лишь кивнула и ответила:
– Леночка.
Вчерашняя школьница. Студентка-педагог с мечтой о большом мире, в котором не хватает красоты, с робкой надеждой «выбиться в люди», хотя бы через подиум. И она легко рассказывала и о себе, и о надеждах, и о мечтах, которые, конечно, недостижимы, но разве дело в этом? Мечты нужны затем, чтобы мечталось. С ней было легко. И Мефодий точно вынырнул из болота, в котором бултыхался в последние годы. Работа, работа и снова работа. Дела. Редкие встречи с Кириллом. Грета, которая меняется, и эти перемены совсем Мефодию не по вкусу. Софья, которую довелось увидеть лишь раз. При ней мальчишка, совершенно не похожий на брата, какой-то длинный, с не по возрасту ехидным взглядом.
Мамина смерть – она так и не дождалась ни развода Кирилла, ни иных, помимо Григория, внуков.
И снова работа. Скоротечные романы, в которых ничего серьезного. Пустота в душе – ее Мефодий привычно заполнял работой. И Леночка, которая ела мороженое, облизывая ложечку. Она позабыла о слезах и упущеной короне, сидела, мотала ногами и вертела головой, с совершенно неприличным, но живым интересом разглядывая посетителей ресторана.
– Я никогда в таких местах не бывала, – сказала она и, устремив взгляд на Мефодия, добавила: – Ты богатый.
– Не то чтобы очень.
– Ты думаешь, что я теперь поеду к тебе домой…
– Не думаю.
Ложь. И оба это знали, но Леночка только плечиком дернула, и узкая бретелька сарафана с этого плечика съехала.
– Думаешь, только я не хочу быть игрушкой!
На следующий день он поймал ее у общежития и сунул букет роз.
– Спасибо, – сказала Леночка, пытаясь удержать его. – Очень красиво, но… не надо.
Это не было привычной игрой в охотника, да и Леночка не играла в дичь, подстегивая его интерес своими отказами. Она не умела притворяться. И смеялась, когда было смешно, огорчаясь, плакала. Таскала его по дешевым студенческим кафешкам и в приют для животных, на велосипедную прогулку по осеннему парку… А однажды, сидя на холодном каменном бортике – Леночка кормила уток, – она спросила:
– Зачем тебе я?
– Нравишься, – честно ответил Мефодий и, вспомнив про ту давнюю свою ошибку, предложил: – Выходи за меня замуж.
– Сейчас?
– Можно завтра. Только обязательно. Выйдешь?
Она ответила не сразу, и минута ожидания для Мефодия показалась вечностью.
– Выйду, конечно. – Леночка положила булку, которую крошила уткам, на парапет. – Только… ты потом не будешь говорить, что вытащил меня из нищеты? У меня приданое есть!
И рассмеялась.
Свадьбу сыграли осенью, уже не той, ранней, когда много позолоты и света, но поздней, дождливой.
– Не мог лета подождать, – проворчала Грета, кривясь и прячась под черным куполом зонта. – Господи, а невесту ты себе где подобрал?
Леночка была хороша. Ей шло простенькое белое платье, сшитое местной портнихой.
– Мог бы и в приличный вид привести…
Нынешняя Грета до безобразия походила на его, Мефодия, мать.
– И правда, брат, что ты девочку позоришь?
Девочка была счастлива. И подружки ее, такие же легкие, несерьезные, визжали, толкались, пытаясь поймать букет. Дядька порывался сыграть на баяне. А прочие родичи, разглядывая убранство ресторана, шептались.
– Боже мой, – Грета поймала его на улице, куда Мефодий вышел, чтобы отдышаться, а заодно уж позволить невесту украсть. – У тебя, друг мой, на редкость пошлая свадьба.
– Традиционная.
– Я и говорю: пошлая до невозможности. Тебя же отымели, как щенка! Вытащил из грязи принцессу, а с ней с полсотни родичей, которые сядут на шею и будут требовать… вот увидишь. А эта коза станет истерить, когда ты троюродному дяде пятиюродного племянника ее мамы откажешься помогать.
Она зло кривила губы и мяла сигарету, которую даже не прикурила. В этом видалась… ревность?
– Ты хотя бы контракт брачный подписал?
– Нет.
– Идиот, – буркнула Грета и ушла, хлопнув дверью. Шум дождя заглушил и этот звук, и шаги за спиной, и только когда холодные руки в перчатках из искусственного шелка легли на шею, Мефодий вздрогнул.
– Это я, – Леночка улыбалась. – Или уже не рад?
– Рад.
– Не врешь, – с облегченным вздохом сказала она. – А я испугалась.
– Чего?
– Ее. Жены твоего брата. Она так смотрит, будто… не знаю, ненавидит меня? За что? Или думает, что я из расчета вышла… и, наверное, все твои родственники так думают. Мои тоже. Мама злилась, пыталась отговорить… с богатым жизни не будет.
– А ты не послушала?
– Не послушала, – Леночка обняла его и прижалась к плечу. – Мне без тебя жизни не будет. Не слушай никого. И я не стану.
Два года… много ли?
Медовый месяц. И яркая красота тропических островов. Песчаные пляжи. Пальмы. Отдых в гамаке и вылазки на местный рынок. Сувениров полный чемодан, потому как нельзя обидеть родичей.
Мама говорила Леночке, что, выйдя замуж за такого, как Мефодий, она позабудет о родных. Но Леночка ведь не такая! И Мефодий вовсе не зазнается… ему надо навестить Леночкиных родителей.
Застолье. И водка, которую требуют выпить, иначе окажется, что Мефодий кого-то там не уважает. Мамины пироги, и мясо под сыром, оливье, нарезанное крупно. Еды слишком много, а ему подкладывают еще и еще…
– Вы же придете на выходных, – не спрашивает, но утверждает массивная женщина с рыжими крашеными волосами.
– У меня работа.
– Брось, выходные же. – Леночкин отец, массивный, громогласный, панибратски хлопает по плечу. – На выходных отдыхать надо.
