Фил Уитейкер - Портрет убийцы
Женщине-полицейскому ничего не удается добиться. Никто из детей ничего ей не проясняет. Собственно, у них такой виноватый вид, что мне кажется: все они в этом участвовали. И случилось это, несмотря на то что я с начала дня не выпускал Мэри из виду. Женщина-полицейский возвращается к себе на участок для совещания с сержантом.
В обеденный перерыв на спортивной площадке раздается пение: «Мэри Скэнлон, Мэри Скэнлон, сидит в уборной без трусов». Ты ведь знаешь, какими жестокими могут быть дети.
Извини меня за эти игры. Мне хотелось, чтобы ты знала, какой для нас была тогда жизнь. В те дни преступление было окружено гласностью. Требовалось заявление, жертва, жалоба: «Меня ограбили, меня изнасиловали, на меня напали». Единственным преступлением втихаря было убийство, но даже и тогда мертвец вопиет. А Мэри Скэнлон с самого начала вела себя тише вошедшей в поговорку могилы.
Следствие— Вы — Гордон Роберт Финдлей?
— Совершенно верно.
— Можете объяснить, в каких отношениях вы состояли с покойным?
— Мы с Рэем были соседями. Его дом стоит на одной с нами улице. Мы туда переехали в одну и ту же неделю — было это в семьдесят втором. Мы видели, как подъехал фургон с его вещами, когда мы вытаскивали коробки из нашего. Мы подошли к нему, поздоровались и с тех пор были друзьями.
— И близкими друзьями?
— Думаю, что да. Мы с Гэй брали к себе его дочку, когда он работал, — это после того, как жены не стало. А он отсутствовал дома в самое разное время. Наши мальчики были немного старше, но Зоэ хорошо с ними ладила. Стала, так сказать, частью семьи. Рэй за это оказывал нам услуги, и с годами мы хорошо его узнали. Даже очень хорошо.
— Вы не заметили перед его смертью каких-либо в нем перемен?
— Трудно сказать. Он ведь несколько лет был на ночной работе — Зоэ-то, понимаете ли, уехала, — поэтому мы не так часто сталкивались с ним, как раньше. Но все-таки время от времени он к нам заходил, а после смерти Гэй не жалел сил — заскакивал, чтоб проверить, как я. Я б сказал, очень он уставал — нелегко ведь ночь за ночью не спать в его возрасте. Я сам работал посменно, так что знаю, каково это. Днем никогда толком не выспишься. Я говорил ему, что надо с этим кончать…
— Мистер Финдлей, извините. Могу я просить вас сосредоточиться на заданном вопросе? Вспоминая Рэймонда Артура в те недели или месяцы, которые предшествовали его смерти, заметили ли вы в нем какие-либо перемены?
— Ну да, я же сказал: он выглядел изрядно усталым. А ничего другого, право, не было. Это был по-прежнему добрый старина Рэй. Всегда находил для всех минутку.
— Так что только был усталым?
— Ничего другого не могу сказать.
— Понятно. Благодарю вас. Мистер Форшо?
(Мистер Форшо встает.)
— Мистер Финдлей, в ваших показаниях сотруднику коронера вы говорили, что покойный показался вам в весьма подавленном состоянии. Помните это ваше высказывание?
— Ну, я не могу сказать точно. Это ведь было достаточно давно. Память у меня сейчас, знаете ли, уже не такая, как прежде.
— Нет, конечно. Но я напоминаю вам, что когда с вами разговаривали сразу после смерти Рэя Артура, вы сказали сотруднику коронера, что настроение у господина Артура последнее время было весьма подавленное. Я готов признать, что вам трудно вспомнить в точности, какие слова вы употребили, но не припомните ли вы, что вы под этим подразумевали?
— Нет. Как я сказал, он поразил меня тем, что выглядел очень усталым, вот и все.
— А когда вы сказали сотруднику коронера, что вам кажется, там какие-то семейные проблемы, что вы имели в виду?
— Не помню, чтобы я такое говорил.
— Мистер Финдлей, у меня в руках ваши показания, с вашей подписью и датой — двадцать шестое октября. Это немногим меньше месяца назад. Не кажется ли вам удивительным — я уж не говорю: удобным для вас, — что вы так плохо помните версию, которую в то время изложили?
— Мистер Форшо, по-моему, вы подошли к самой сути дела. Мистер Финдлей, адвокат пытается установить, которое из ваших высказываний или сегодняшних показаний действительно отражает ваше впечатление от Рэймонда Артура в период, закончившийся его смертью. Должен напомнить, что вы находитесь под присягой и что дача ложных показаний влечет за собой не менее серьезное наказание в этом суде, как и в любом другом. Если это вам поможет, я могу дать вам несколько минут для прочтения показаний, которые вы дали в моем кабинете в октябре.
— В этом нет необходимости, сэр. Я держусь того, что говорю: Рэй был человеком жизнерадостным, таким, как обычно. Я помню того полицейского, который за мной пришел, — у меня никак не складывались с ним отношения. И я, безусловно, не говорил того, что утверждает джентльмен.
— Мистер Форшо?
— Нет, вопросов больше нет, благодарю вас.
(Мистер Джонсон встает.)
— Мистер Финдлей, вы говорите, что Рэймонд Артур казался усталым. Как это проявлялось?
— Что значит — как?
— Что такое вы в нем заметили, чтобы решить, что он чрезмерно утомлен?
— Ну, мы с ним пошли выпить в «Бриклейерс армс». Он только что отдежурил несколько ночей и как бы отмечал это событие. Я пошел к стойке бара взять добавки, меня не сразу обслужили, а когда я вернулся к столику, Рэй спал.
— Он заснул в шумном кабаке? Сидя за столом?
— Да, как бы клевал носом, но, конечно же, спал.
— А что он вам сказал, когда проснулся?
— Посмеялся, сказал, что разучился пить.
— И когда же это было?
— Я бы сказал, в конце лета. В августе, в сентябре.
— И вы не упомянули об этом сотруднику коронера, когда он приходил разговаривать с вами?
— Я в ту пору об этом не подумал. Рэй попал в автомобильную аварию — это все, что я знал. Мне и в голову не пришло, что он мог заснуть за рулем.
— И вы считаете, что именно это произошло, да?
— Должно быть. Не могу поверить, что Рэй мог намеренно такое с собой проделать.
— Нет, мистер Финдлей, я уверен, что он этого не делал. Вопросов больше нет.
Глава пятая
Верхний Лаз
Вдоль дороги тянутся старые дома — низкие входные двери, толстые стены, неоштукатуренные бревна. Строения переходят одно в другое, образуя сплошной длинный ряд, — понять, где кончается одно и начинается следующее, можно лишь по тому, что белая окраска сменяется желтой или кремовой. Позволив себе поволынить, я теперь шагаю быстро — время поджимает. Свет стал уже угасать, температура неуклонно падала по мере того, как солнце опускалось из своего невысокого зенита. По ходу я проверяю номер на каждой двери: 46, 48, 50.
Ищу желтую гаргулью — солнечные часы над калиткой. Она плохо закреплена, как он и говорил. Я никогда не бывала в этом городе — во всяком случае, во взрослом состоянии, — однако при наличии инструкций способна найти малейшую веху. Сквозь прутья калитки протянута цепь с замком. И цепь, и замок выглядят новехонькими — блестящая нержавеющая сталь на фоне черного чугуна. На секунду меня охватывает тревога: что-то не так, я не сумею войти, но когда я толкаю калитку, она открывается.
Я иду по мощеной дорожке. Чем больше я удаляюсь от улицы, тем у́же она становится. В стенах по обе ее стороны вделаны крошечные окошки с деревянными рамами, хотя едва ли они дают много света. Я жду, что кто-нибудь окликнет меня, подозрительно спросит: «Чем могу служить?» Никакой двери не видно. Я понимаю, что запомнила про гаргулью и про дорожку, но не помню, куда я должна потом идти. Я дошла почти до конца дорожки и тут увидела, что это еще не конец. Проход резко поворачивает влево, тянется еще ярдов десять и выводит в маленький дворик. Я выхожу сзади дома № 54, и тут справа, фасадом к тылу другого дома, стоит двухэтажное здание — белая штукатурка и пара глиняных горшков с потрескавшейся землей по обе стороны входа. На черной двери — медные цифры: 5 и 2.
Я нажимаю на кнопку звонка, вделанную в кирпич. Дверь тотчас открывается, словно хозяин стоял за ней и ждал. Я растерялась, лишившись промежутка времени, в течение которого предполагала подготовиться. Я смотрю на него секунду-другую, пытаясь вернуть себе равновесие. А он нейтрально смотрит на меня, светлые голубые глаза глядят в мои. У него коротко остриженные седеющие волосы, выражение лица настороженное, но не недружелюбное. Я заставляю губы изобразить сияющую улыбку:
— Мистер Барр?
Он кивает, и лицо его смягчается.
— Пожалуйста, зовите меня Диклен. А вы, должно быть, Зоэ. — Он поводит рукой. — Входите.
Я следую за ним в переднюю, и он показывает мне, куда повесить жакет и сумку. Проходя мимо него, я улавливаю слабый запах алкоголя.
— Я думал, вы приедете всей семьей. — Дверь, должно быть, разбухла от льющихся в последнее время дождей — она застревает, и ему приходится как следует толкнуть ее, чтобы закрыть.
— Они отправились плавать, — говорю я с ухмылкой. — А иначе мы в жизни не обменялись бы ни словом.
