Гастон Леру - Призрак Оперы
Долго и мрачно смотрел он в зябкую, неуютную аллею, в мертвенно-бледную ночь. Аллея была пуста, как и его сердце. Он любил в Кристине ангела, но презирал теперь земную женщину.
Как она насмеялась над ним, маленькая и коварная северная фея! Стоит ли иметь свежие щечки, такие стыдливые и ежеминутно готовые залиться краской целомудрия, чтобы проводить ночь в нескромной тесноте роскошной кареты, наедине с таинственным возлюбленным? Должны же быть какие-то границы, священные для самой гнусной лжи и лицемерия. Как эти ясные, по-детски чистые глаза совмещаются с душой куртизанки?
Она не ответила на его зов…
Но по какому праву он встал на ее пути? На пути женщины, которая просила забыть ее.
«Уйди! Исчезни! Ты — лишний!»
И он в двадцать лет подумал о смерти…
Утром слуга нашел его сидящим в постели. Он даже не раздевался, и слуга перепугался, увидев лицо хозяина. Рауль вырвал из его рук письмо. Он сразу узнал все: бумагу, почерк… Кристина писала:
«Друг мой, приходите послезавтра в Оперу на бал-маскарад. Будьте ровно в полночь в маленьком салоне за камином вестибюля. Встаньте у двери, ведущей в Ротонду. Никому на свете не говорите о нашем свидании. Наденьте белое домино и маску. Ради всего святого, сделайте так, чтобы вас не узнали. Кристина».
X. Бал-маскарад
На забрызганном грязью конверте не было марки. Только надпись карандашом: «Виконту Раулю де Шаньи лично» и адрес. Письмо, очевидно, подбросили в надежде, что какой-нибудь прохожий подберет его и принесет по адресу. Оно было найдено на тротуаре на площади Оперы.
Рауль лихорадочно прочитал его, и этого было достаточно, чтобы вновь обрести надежду. Образ коварной Кристины, забывшей о своем долге, забывшей и о себе и о нем, уступил место образу несчастной невинной девочки, жертвы собственной неосторожности и слишком большой чувствительности. Но в какой мере она была жертвой? Чьей пленницей она стала? В какую пропасть ее заманили?
Это были жестокие и мучительные вопросы, но что стоила эта мука рядом с безумием, в которое ввергала его мысль о лживой и лицемерной Кристине! Что же случилось? Какой монстр околдовал ее и каким способом?
Ну, конечно же, все дело в музыке! Чем больше он об этом думал, тем больше в этом убеждался. Он вспомнил, каким тоном она сказала ему там, в Перросе, что ее посетил небесный посланник. Он не забыл отчаяния, которое овладело Кристиной после смерти отца, и того отвращения, которое она испытывала в ту пору ко всему на свете, даже к своему искусству. Она вышла из консерватории бездушной поющей машиной и вот вдруг преобразилась, как будто ее коснулось божественное дыхание. Пришел ангел музыки! Она спела Маргариту и познала триумф. Ангел музыки!.. Так кто же стал для нее этим чудесным гением? Кто, узнав о легенде, столь милой сердцу старого Даэ, так жестоко использовал ее, кто превратил девушку в безропотный инструмент, послушный его воле?
Такие вещи случаются в жизни, и Рауль слышал об этом. Он слышал о том, что произошло с княгиней Бельмонте, когда она потеряла мужа. Ее горе перешло в глухое оцепенение, и целый месяц княгиня не могла ни говорить, ни плакать. Физическая и духовная апатия бедной женщины возрастала, и жизнь постепенно, с каждым днем, уходила из нее. Каждый вечер ее выносили в сад, однако она, казалось, даже не соображала, где находится. Рафф, величайший певец Германии, находившийся в Париже проездом в Неаполь, захотел посетить этот сад, славящийся своей красотой. Друзья княгини упросили артиста спеть, спрятавшись в рощице, где отдыхала больная. Рафф спел простенькую арию, которую княгиня часто слышала от своего мужа в первые годы их счастливого союза. Ария была выразительной и очень трогательной. Мелодия, слова, чудный голос — все это вместе стало толчком, который до самых потаенных глубин потряс душу княгини. Из глаз ее хлынули слезы. Она плакала, она была спасена: она навсегда осталась в убеждении, что ее супруг сошел с небес на землю, чтобы спеть для нее их любимую арию.
«Да, но это длилось только один вечер, — думал Рауль, — один-единственный вечер… Такое прекрасное видение не могло длиться долго…» Она непременно обнаружила бы певца за кустами, бедная скорбящая княгиня Бельмонте, если бы каждый вечер, в течение трех месяцев, приходила в тот сад…
А ангел музыки три месяца давал уроки Кристине. Очень пунктуальный учитель… И вот теперь он прогуливается с ней в Булонском лесу.
Так, терзаясь и стискивая побелевшие пальцы, бедный Рауль терялся в догадках и спрашивал себя, для чего девушка пригласила его на бал-маскарад и какую роль ему уготовила? До каких же пор девица из Оперы будет насмехаться над благородным, неискушенным в любви юношей? Какая мука!
Эти размышления бросали Рауля из одной крайности в другую. Он уже не знал, жалеть Кристину или проклинать ее, и тогда жалел и проклинал одновременно. Тем не менее он раздобыл себе белое домино, так, на всякий случай.
Наконец настал час свидания. С черной полумаской на лице, украшенной длинной широкой лентой, наряженный в нелепый белый балахон Пьеро, виконт отправился на бал, сгорая от стыда. Светский человек не надевает маскарадного костюма, когда отправляется на бал в Оперу, — его засмеют. Одна лишь мысль была ему утешением — надежда, что его не узнают. Кроме того, полумаска и белое домино давали ему немалое преимущество: Рауль мог чувствовать себя в безопасности от любопытных глаз и спрятать свою печаль. Впрочем, он мог обойтись и без маски Пьеро, потому что ее заменяло его собственное лицо.
Этот бал был долгожданным праздником, который ежегодно устраивается в последние дни перед постом в честь дня рождения знаменитого рисовальщика, соперника Гаварни, чей карандаш сделал бессмертным денди, жившего в давние дни на улице Куртий. Именно поэтому он был веселым и менее скованным условностями, чем обычные балы-маскарады. Там собралось немало художников, которые пришли вместе со своими натурщицами и мазилами-подмастерьями, и те к полуночи разошлись вовсю.
Рауль поднялся по парадной лестнице без пяти двенадцать и сразу окунулся в буйство ярких разноцветных костюмов, теснившихся на мраморных ступенях, среди самых роскошных декораций в мире; он избежал назойливых приставаний, не отвечая на шутки и отвергая фамильярность некоторых чересчур веселых гостей. Пройдя через большой вестибюль, где едва не попал в объятия исполнителей зажигательной «Фарандолы», он добрался до салона, который был указан в записке Кристины. Там было особенно много народа, потому что это был перекресток, где назначали свидание те, кто собирался отправиться на ужин в Ротонду, и те, кто хотел побаловаться шампанским. Здесь царило необузданное веселье. Рауль отметил про себя, что для их тайной встречи Кристина не зря выбрала такую толчею, где под маской можно чувствовать себя надежно защищенным от нескромных глаз.
Он прислонился к стене возле двери и стал ждать. Ждать ему пришлось недолго. Мимо прошла фигура в черном домино и, не останавливаясь, быстро сжала ему кончики пальцев. Он понял, что это Кристина, и последовал за ней.
— Это вы, Кристина? — еле слышно спросил он.
Фигура в черном домино резко обернулась и приложила палец к губам, очевидно, умоляя не произносить ее имени.
Рауль молча шел следом, боясь снова потерять ту, кого любил больше всего на свете и на кого больше не сердился. Он уже не сомневался в том, что «ей не в чем себя упрекнуть», несмотря на ее странное и необъяснимое поведение. Он заранее был готов простить ее. Потому что любил. И верил, что она, конечно же, объяснит ему причину столь долгого отсутствия.
Время от времени фигура в черном оборачивалась, будто желая убедиться, что белое домино идет следом.
Когда Рауль, не теряя из виду своего проводника, опять проходил по главному вестибюлю, проталкиваясь через экстравагантную, бесшабашно веселившуюся толпу, в глаза ему бросилась группа людей, окруживших человека очень мрачного вида в странном и оригинальном костюме.
Он был в ярко-красной одежде и в огромной шляпе с перьями, надетой на голый череп — имитацию, ничем не отличающуюся от оригинала. Восхищенные зеваки осыпали его комплиментами и спрашивали, в какой мастерской — не иначе как посещаемой Плутоном — ему изготовили и раскрасили такую прекрасную голову. Позировала, должно быть, сама «Безносая».
Человек с головой мертвеца, в шляпе с перьями и в пурпурной мантии волочил за собой длинный шлейф из красного бархата, ярко пламеневший на паркете, а на спине у него золотыми буквами были вышиты слова, которые весело и громко повторяли окружающие: «НЕ ПРИКАСАТЬСЯ — КРАСНАЯ СМЕРТЬ!»
Кто-то хотел до него дотронуться, но тут же из пурпурного рукава высунулась костлявая рука, схватила смельчака за запястье, и тот, почувствовав холодное пожатие смерти, от которого, казалось, никогда не освободиться, испустил крик боли и ужаса. Через мгновение Красная смерть отпустила его, и он, дико вскрикнув, исчез в веселящейся толпе. В этот миг жуткий персонаж повернулся в его сторону, и Рауль едва не вскрикнул: «Мертвая голова из Перроса!» Он узнал ее! Он ХОТЕЛ броситься к человеку в красном, позабыв про Кристину, но неожиданно подоспевшая фигура в черном домино, которая, казалось, тоже была в страшном волнении, схватила его за руку и поспешно увлекла прочь из вестибюля, подальше от этой сатанинской толпы, где гуляла Красная смерть…
