Ольга Тарасевич - Копия любви Фаберже
– На свалку пора эту технику выбрасывать, – пробормотал следователь, проверяя почту.
Начальник службы безопасности «Pan Zahar Group» свое слово сдержала. Во «входящих» значилось письмо от Жанны Леоновой объемом несколько мегабайт.
«Не могла заархивировать, – негодующе подумал Седов, разыскивая в столе флешку. – Ну конечно, с их продвинутой техникой и безлимитным Интернетом по выделенной линии чего такими мелочами заморачиваться».
Секретарь шефа на рабочем месте отсутствовала. Владимир сел за ее компьютер, вошел в свою почту и застонал. Это был заархивированный файл!
Потенциально недовольные конкуренты. «Персональные» маньяки Паничева и Захарова. И огромный, безразмерный перечень жаждущих внимания руководства «Pan Zahar Group» девушек!
Нет, наверное, это хорошо, что Жанна Сергеевна выявила всех барышень, делающих сайты, посвященные крутым бизнесменам, ведущие «Живые журналы» на предмет своей неземной любви, присылающие письма, подарки, караулящие объекты своей страсти у офиса. Отдельным большим списком шли девицы, видимо, имевшие доступ к телу, потому что в скобках рядом с их именами было помечено: «личные отношения».
Но как разобраться в этом массиве информации?! Совершенно непонятно! Для качественной отработки такого количества подозреваемых требуется оперативно-следственная группа из пяти-шести следователей и внушительного числа оперативников. А уж никак не один-единственный следак, у которого к тому же три «глухаря» и семеро задержанных, находящихся под стражей…
«Опустим пока Паничева и конкурентов, – решил Седов, вырезая куски текста. – Для начала попытаюсь разобраться с девчонками Захарова. Но, елки-моталки, это ж сколько надо иметь бизнесменам нервов и здоровья, чтобы жить в таком кошмаре? Однако дело даже не в этом ужасно огромном списке. Леонова, судя по всему, человек предусмотрительный и дотошный. Но и она может кого-то упустить. И эта „кто-то“ по закону бутерброда запросто имеет шанс оказаться той самой девицей, которая прислала письмо с угрозами. Или же вообще никак себя не проявила. А наняла киллера…»
Как только в приемную вошла секретарь шефа, у Седова зазвонил сотовый телефон.
– Подсиживаешь! – воскликнула девушка и шутливо погрозила кулачком. – Кто сидел на моем стуле?
Володя приложил палец к губам. Звонила судмедэксперт Наталья Писаренко, видимо, из секционной, потому что в трубке раздавался пронзительный визг вгрызающейся в кость пилы. И так плохо слышно, а когда еще над ухом щебечут и Санта-Барбару разводят…
… – приезжай срочно, у твоей Калининой кое-что обнаружили.
– Простите, я не расслышал, – схитрил Седов, догадываясь, что суть вопроса эксперт, скорее всего, не изложила. – Что там обнаружили?
– Володенька, солнышко мое, ты дурака не валяй, хорошо? – зашипела Писаренко. – Я одно вскрытие провела, и еще пара на очереди. Первый труп попался весь искромсанный, места живого не осталось! Пока я все раны опишу, утро настанет. Я не помню, когда у меня выходные были! Так что приезжай, буду работать и с тобой общаться. Что за жизнь такая, ни одной минуты свободной у меня нет, ты это понимаешь?!
Видимо, сдерживая начинающуюся истерику, Наталья отключилась.
Забыв поблагодарить секретаря, Седов вытащил из usb-порта флешку и заспешил в свой кабинет. Быстрее, быстрее! Выпить сладкого чая, сжевать булочку, купленную в магазинчике у прокуратуры. И в путь!
Привыкнуть к моргу, наверное, могут лишь судебные медики и санитары. У Владимира при виде тел со вскрытыми брюшными полостями и вытащенными наружу внутренностями невольно возникали мысли, что все-таки та смерть, которую он видит по долгу службы, не такая пугающая, как ежедневное зрелище, предстающее перед глазами судмедэксперта. Оказавшись в секционной первый раз, еще во время практики на юрфаке, он мужественно боролся с тошнотой и головокружением. С бледным как мел лицом, все-таки выдержал зрелище проводимой аутопсии, от первого касания скальпелем кожи до исследования легких, сердца, желудка. Только уже на финальной стадии, когда увидел, как мозг помещают вместе со внутренностями в брюшную полость, а черепную коробку набивают тряпками, по-настоящему испугался, что его стошнит прямо при всей группе. И выбежал в коридор. Тогда кто-то из экспертов и объяснил, что не пустой чаек надо перед такими визитами пить. А позавтракать и что-нибудь сладкое съесть. Это неверный стереотип – будто вывернет наизнанку. На пустой желудок и тошнит чаще, и сознание потерять можно… Панический ужас перед кровью, разрезанными животами, развороченными грудными клетками прошел у Седова еще в студенческие годы. Но полной эмоциональной независимости от этой картины освежеванного человеческого тела все-таки не наступило. После похода в морг Владимиру казалось, что все вокруг пропитано едкими запахами формалина и экскрементов. А еще скелет и внутренности каждого случайного прохожего, как при рентгене, почему-то виделись пугающе отчетливо.
Когда была возможность перекусить перед общением с судебными медиками в секционной, Седов всегда ею пользовался. Видимо, организму в стрессовом состоянии действительно нужен какой-то резерв энергии…
Сладкая булочка, мягкая и ароматная, колом стояла в горле. Седов сделал пару глотков чаю аж с четырьмя ложками сахара. Набросил куртку, взял портфель. И, убедившись, что все нужные бумаги убраны в сейф (а это значит, что имеющая склонность превратить протокол допроса в горстку пожеванных клочков Амнистия будет вести себя прилично), закрыл дверь кабинета.
Ему, конечно, хотелось поехать на машине. Салон «Жигулей», пусть и прокуренный, дребезжащий на каждой колдобине, все равно лучше вагона метро с утрамбованной людской массой. Но, посмотрев на часы, Седов грустно вздохнул и направился к ближайшей станции. В такое время проспекты и шоссе уже начинают закупоривать пробки.
Выиграть гонку к свободному месту в вагоне оказалось непросто. Но Седов все же успел плюхнуться на скамейку раньше шустрого худого парня с ненатурально белыми патлами.
Через стекло, в соседнем вагоне, виднелась симпатичная молодая брюнетка. Ее плечо по-хозяйски сжимала ладонь мужика, плешивого, с упитанными щеками и отвисшим подбородком. Личико девушки светилось от счастья.
«Неужели мы с Ингой выглядим так же нелепо? – поморщившись, подумал Седов. – Мне надо ее оставить – пусть устраивает свою жизнь с мужчиной, который ей больше подходит. В крайнем случае пора прекратить жрать что попало и пойти в спортзал. Хотя Инга уверяет, что ей нравится мой пузан и то, что я намного старше. Странные создания – женщины… Взять ту же Наталью Писаренко. Красивая баба. Не знаю, сколько ей лет. Встретил как-то ее с мужиком, думал, муж. А оказалось, сын. Хорошо выглядит. А рисует как отлично! Но ее профессия… Нет, в глубине души я никогда не соглашусь, что судебная медицина – это женская работа. Особенно если речь идет о красивой бабе. Но Наталья – тот еще живчик. Никогда не знаешь, чего от нее ожидать…»
Еще после звонка судмедэксперта Владимир предположил: появилась новая информация, которая может повести работу следствия в другом направлении.
Но то, что рассказала Наталья…
Непонятная, странная находка судебных медиков ничего не объяснила.
И спутала все карты…
Глава 5
То был рок! Зов судьбы! Я слышала ее глас, я откликнулась. И снова счастлива, так сильно и прекрасно, как была счастлива только во время наших отношений с Ники!
Но стану писать обо всем по порядку.
Отчего-то очень мне хотелось отметить десятилетие моей работы на императорской сцене. Во снах виделись мне большие яркие афиши – «Бенефисъ Кшесинской 2-й»[35]. И уборная, уставленная корзинами с цветами, заваленная подарками. Все ночи я танцевала так прекрасно и отчаянно, как только можно танцевать на своем бенефисе.
А поутру убеждала себя: не принято ведь устраивать такое. Бенефис проводится, чтобы отметить двадцатилетие работы на сцене или же и вовсе – окончательный и полный уход из театра.
Но на следующую ночь все повторялось: афиши, цветы, танец.
Измучившись до невозможности, я решила, что имею право пренебречь сложившимися уже в театре традициями и попытаюсь добиться разрешения все устроить.
Но как это сделать?
Конечно, я могла бы обратиться к Ники. Он ведь всегда приходил на помощь. Может, в нем не было горячей любви ко мне. Но его доброта и милосердие всегда являлись безмерными.
Только он помог мне удержаться в театре в 1896 году. Тогда мне, балерине со сложившимся репертуаром, не дали роли в балете Дриго «Жемчужины», который ставили в честь коронации Ники. Главную роль получила Леньяни, остальные распределили между другими танцовщицами. А мне – мне! – не досталось ничего!!! Да, честно признаюсь, мне было больно видеть Ники рядом с его глупой гусыней Алисой, которую я пыталась полюбить и мысленно называть императрицей. Но, наверное, нельзя все же искренне полюбить ту, которая стала преградой в любви. Мне было больно, однако ж я понимала, что должна получить роль, потому что иначе вся труппа будет надо мной смеяться, и потом дирекция театра вообще перестанет приглашать меня в спектакли. И тогда я написала Ники. Честь моя была спасена. Специально для меня Дриго сочинил дополнительную музыку, Петипа поставил па-де-де, и я была восхитительна в роли Желтой Жемчужины!
