Марина Серова - Гиблое место
Ладно. Когда это еще будет! Пока же я совсем себя таковой не чувствую. Несмотря на вражеские происки.
Напевая, я повернула ключ зажигания. Мотор зафырчал, и мы с моей четырехколесной подругой отправились в дальние странствия.
Потому как жила моя фатальная подруга в самом что ни на есть далеком районе с гордым названием Солнечный.
* * *Конечно, если ты собрался посетить Ритку Шатохину, ты должен готовиться ко всевозможным неприятностям. Может быть, ее вообще в детстве прокляли, размышляла я, когда на перекрестке попала в кошмарную пробку.
Мимо нас проезжали люди в трамваях, явно ликующие и злорадствующие, а мы уныло стояли, лишь изредка продвигаясь черепашьими шажками по направлению к дяденькам в желтых жилетах, которым срочно потребовалось в час пик заняться ремонтом дороги.
Хорошо еще, что я не попала в аварию!
Отчетливо представив себе, как Шатохины-старшие решили не приглашать злую фею на Риткины крестины, и она, пробравшись хитростью, зловеще шепчет над светлокудрой Риткиной головой заклятия-проклятия, я фыркнула. Фея эта зловредная почему-то была как две капли похожа на тот самый перекрашенный «СД-ром», который сумел отравить мне последние мгновения. Такая же крашеная кикимора… Ну и вкус у тебя, друг мой! А я-то думала, что от общения с такой духовно развитой особой, как я, он начал изменяться к лучшему!
Рядом со мной примостился сиротливо «пежорожец», владелец которого смотрел вперед таким печальным взглядом, что и у жестокосердного сердце бы растаяло от глубины его страданий.
Я краешком глаза взглянула на его четкий профиль, и сердце мое забилось, как птица — ну и ресницы у парня! Он же, как бы поймав эманацию любви, взмахнул своими опахалами вокруг глаз, заставив мое сердце затрепетать. Это же какая несправедливость! Зачем ему такие глазищи! Вот кому никто не скажет, что он подурнел!
Впрочем, может, он и подурнел, тоскливо подумала я. И вообще вряд ли он выскочит ради тебя из своей старой развалины, Танечка. Тем более что ты у нас такая подурневшая…
Кажется, мы выкрутились, машины облегченно набирали скорость, оставляя позади бестолковых тружеников-ремонтников. Я вырулила прямиком на проспект Октября, оставив, к великому сожалению, мужчину своей мечты далеко позади. Он безнадежно отстал, но — увы, вряд ли был этим опечален.
Ну и ладно, подумала я, в конце концов, наверняка он не принес бы тебе счастья. Встретила-то ты его по дороге к Ритке Шатохиной. А это ничего хорошего не сулит…
* * *Ритка жила не просто в этом богом забытом районе, непонятно почему именуемом Солнечным, а на самой его окраине. В принципе, когда она получила там квартиру, мы все умирали от зависти. Потому что квартир без родителей у нас в ту пору не было, а добираться… Подумаешь! Доехать как-то можно. К утру из любого места доберешься… Так мы думали, когда первый раз я попала в Риткину квартиру.
Первое, что меня потрясло, — это абсолютная заброшенность и пустынность. Я вышла из трамвая и остановилась. Времени было всего-то восемь вечера, а народу — никого.
Правда, квартира сама по себе замечательная. Модернизированная и светлая. Мы там совсем неплохо провели время… с пивом.
Сейчас, когда я вырулила прямо к Риткиному подъезду, я усмехнулась. Бог мой, какими же мы были тогда маленькими! А казались себе прожженными декадентками… На самом же деле обе мы были всего лишь «ананасиками», и даже не в шампанском, а в лимонаде «Буратино» отечественного розлива.
От воспоминаний мне стало тепло на сердце и немного грустно. Время, черт побери, умудряется бежать сквозь пальцы с такой быстротой, что не замечаешь, как на горизонте появляется двадцатилетний «СД-ром» с крашеными волосенками, и, несмотря на то что сей продукт акселерации и дурного вкуса выглядит лет на десять старше тебя, он бросает тебе в лицо, что ты «ужасно подурнела»!
Конечно, мне хватило ума не отвечать на гнусные инсинуации, но нервы у меня не стальные канаты.
Я нажала на кнопку звонка. Может, этих восьми лет вообще не было? Сейчас мне откроет дверь девятнадцатилетняя Ритка, похожая на немецкую куклу, и, похлопав длиннющими ресницами, пролепечет, радостно улыбаясь: «Танька!»
Я зажмурилась.
Шаги, направляющиеся к двери… Голос: «Сейчас, минуточку!» Скрип открываемой двери.
— Таня!
Я открыла глаза. Ритка смотрела на меня своими неподражаемыми глазищами, и ее губы, слегка приоткрытые в улыбке, шептали:
— Господи! Танечка!
Я с ужасом ждала продолжения.
— Да ты стала еще красивее! Разве это возможно, Таня! Ты и была-то самой хорошенькой, а сейчас… Рядом с тобой появляться страшно!
* * *Кстати, Ритка тоже похорошела. Ее кукольное личико теперь стало более оформленным, и в глазах появилось то выражение тайного женского знания, которое раньше отсутствовало, терпеливо дожидаясь, когда Риткина наивность наконец-то даст ему шанс расцвести.
Мы прошли в комнату, где все было в Риткином стиле — отсутствие порядка всегда было ее отличительной чертой.
— Таня, я так рада, что мы с тобой все-таки увиделись!
Она, похоже, говорила вполне искренне. Я начала расслабляться.
— И что мы до сих пор живы, — поддела я ее. — Две старушки, с темным прошлым и богатым жизненным опытом.
Она рассмеялась и достала из холодильника две банки «Белого мишки».
— Боже мой, ты даже помнишь, что мы пили? — поразилась я.
— Ну, если это помнишь ты, то почему бы этого не помнить мне?
— У меня профессиональная память.
Ритка подняла бокальчик и, подмигнув мне, проговорила:
— Прозит, моя малышка!
Я расхохоталась. Ну конечно… Тени прошлого встают перед нашими глазами…
— Ритка, я не смогу ответить как раньше!
— Нет, Танечка!
— Ну хорошо, — решилась я и, придав своему лицу томность и великое знание жизни, назидательно изрекла: — Пусть наши пути будут свободными, как ветер, и пусть не коснутся наши ступни той дороги, по которой ходят эти идиоты!
Мы расхохотались.
— Кстати, об идиотах… Как у тебя с ними? — поинтересовалась я.
— Лучше ты, — вздохнула она.
— Я понимаю, что я лучше идиотов.
— Да нет, ты рассказывай.
— О них? — поморщилась я. — Я не буду о них говорить. Принципиально. У меня сейчас период острого мужененавистничества, которые нападают периодически — со страшной силой. Тогда я становлюсь опасной. Лучше не береди мои раны. И вообще — я подозреваю, что ты меня вызвала не для того, чтобы обсуждать этих одноклеточных.
Она вздрогнула. Как-то задумчиво опустила глаза, пытаясь определить, стоит ли ей продолжать пить пиво или все же открыть мне страшную тайну своего интереса к моей персоне.
— Таня, ты ведь сейчас работаешь детективом? — спросила она меня почти шепотом.
— Сейчас я сижу с тобой и никем не работаю. А вообще-то да. Работаю.
— Ну вот… — многозначительно протянула она и опять замолчала. Если учесть, что молчание для Ритки было явлением экстраординарным — в основном она болтала без умолку, — то я могла предположить, что с Риткой в очередной раз произошел облом крупных масштабов.
— Ну и вот? — переспросила я.
— Я не знаю, как тебе это объяснить… Понимаешь, ситуация-то смешная. И вполне возможно, что это мои домыслы. Но у меня в душе поселился страх. Как будто Эдик не просто так пропал, а что-то с ним произошло. Мне даже сон снился. Я хожу по лабиринту, а Эдик лежит, связанный. А я его найти не могу.
— Подожди, — остановила я ее. — Кто у нас Эдик? И что с ним приключилось?
Ритка подняла на меня свои прекрасные очи, переполненные страданием, и прошептала:
— Эдик — это мой возлюбленный. И он пропал…
Глава 2
Я лично ничего в этом патологического не находила. У Ритки, насколько я помнила, вечно пропадали возлюбленные. Ну просто рок какой-то над ними висел. Как черный буревестник, взмахивала судьба крылами и уносила очередного Риткиного возлюбленного в неизвестном направлении, оставляя девушку в одиночестве и слезах. Каждый раз, когда свершалась такая трагедия, бедная Ритка хлопала глазами, честно страдала, но к услугам частных детективов никогда не прибегала, видимо, все-таки понимая, что тревожить серьезных людей такими мелкими пропажами, как возлюбленные, не стоит. Ну пропал и пропал. Как говаривал один мудрец, мужчины и трамваи не из тех необходимых вещей, за которыми стоит бегать, — ушел один, придет другой. Правда, что касается трамваев, я позволила бы себе не согласиться. Вполне возможно, что этот самый мудрец жил в какой-нибудь пустыне и слыхом о трамваях не слыхивал или сохранил смутные идиллические воспоминания, в которых розово-голубые трамваи ходили туда-сюда пустые, чистенькие и никогда не задерживались, скапливаясь в одном месте.
В общем, со временем я поняла, что трамваи и мужчины иногда появляются без обещанной стабильности. Но Риткино горе мне показалось немного преувеличенным, и я попробовала возразить ей робко, памятуя о «СД-ромах», постоянно разгуливающих перед носом у твоей почти законной собственности, смущая несчастного своим более чем вульгарным видом:
