Гревил Винн - Человек из Москвы
Он лучше своих предшественников. Хотя он русский, я называю его Чарлз. У него глубокий, хрипловатый голос.
Он довольно прилично говорит по-английски, от него не пахнет потом, а по сравнению с омерзительным Максом он почти джентльмен. У него усталое выражение лица человека, искушенного в житейских делах, и, хотя я не собираюсь довериться ему настолько, чтобы сообщить какиенибудь интересующие моих следователей сведения, я отнюдь не возражаю ни против партии в шашки, ни против некоторого улучшения моего рациона. Нам выдают несколько книг и журналов. Я выслушиваю грустную повесть о том, как Чарлз был пойман на левом бизнесе.
Кажется, он был директором гастронома на улице Горького. Одним из основных товаров в его магазине были лимоны, которые доставлялись из Грузии по железной дороге. Поняв, что на свою государственную зарплату он никогда не сможет жить хорошо, Чарлз разработал простой и эффективный план: заказать шесть вагонов с лимонами, а в документах отметить только пять. За шестой вагон, разумеется, тоже надо было заплатить, но зато вся прибыль, которую самым несправедливым образом полагалось делить с государством, достанется ему.
Поначалу все шло хорошо, и Чарльз уже предавался мечтам о радужном будущем. Но однажды на железной дороге произошла авария, и вагоны где-то застряли. Несколько недель дорогостоящие лимоны были вне пределов его досягаемости. Когда наконец власти обнаружили вагоны и вскрыли их, оказалось, что все лимоны сгнили.
Следствие изучило документы, установило истину, и Чарлз получил пятнадцать лет.
Мы прожили с ним больше месяца, ни разу не поссорившись и пробежав вместе не одну милю "восьмерок" в загоне для прогулок. За этот период меня реже вызывали на допросы к Шевченко. Чарлз сделал несколько вялых попыток расколоть меня, но довольно быстро прекратил это. Наверное, он заверял их, что ему нужно время для моей обработки. Думаю, ему просто нравилось наше странное и грустное товарищество.
Вскоре Чарлза переводят в другую камеру как не справившегося со своей задачей. Спустя несколько дней мне снова приказано собрать вещи и одеться в гражданский костюм. Вероятно, предстоит очередное путешествие на Лубянку. Напоследок я решаю сыграть маленькую шутку, потому что в это утро Шевченко был особенно агрессивен. Перед отъездом мне разрешают принять душ. Раздевшись, я должен положить на стопку тюремной одежды свою. Но день выдался очень холодный, поэтому, когда охранник поворачивается ко мне спиной, я снова натягиваю на себя арестантскую униформу, а сверху надеваю гражданскую рубашку и костюм. Мне даже удается засунуть в чемодан тюремные ложку с кружкой. Эти преступления неизбежно будут раскрыты, и если я вновь вернусь во Владимир, то буду наказан. Ну и пусть. Этот охранник - такой же сукин сын, как и Шевченко. Мой ослабевший рассудок упрямо хочет сыграть с ними шутку и нисколько не заботится о последствиях.
Меня сажают в машину и везут по скверной дороге на Лубянку, где я провожу три дня в ожидании очередной серии допросов. Но вместо допросов меня доставляют на аэродром и, прежде чем я успеваю сообразить, что происходит, мы уже летим в безоблачном небе. Никто со мной не разговаривает. Естественно, меня интересует, куда мы летим. Сначала в голову мне приходит мысль, что меня переправляют для дальнейших допросов в одну из стран-сателлитов, Чехословакию или Венгрию. Но потом, поскольку заняться все равно больше нечем, я начинаю делать в уме некоторые расчеты. Конечно, я не штурман, да и часов у меня нет, но примерно определить время можно. Я вижу, что солнце находится слева по курсу: значит, мы летим в западном направлении, и Балканы исключаются - они расположены значительно южнее. Остается только один пункт назначения... и тут у меня возникает шальная мысль... На этом я прекращаю свои расчеты, боясь тех надежд, которые они порождают. Однако когда мы приземляемся, я вижу надпись на немецком языке.
Следовательно, я был прав: мы в Восточной Германии.
Меня привозят на машине в расположение советской воинской части, где я встречаюсь с советским консулом, который хорошо говорит по-английски. От него я узнаю, что посланные мне женой деньги - около тридцати фунтов теперь будут мне вручены, но не наличными. Меня мало интересуют эти деньги, однако для проформы я все-таки протестую. Консул вежливо, но твердо стоит на своем: опять спрашивает, что я предпочитаю получить на эту сумму. Я соглашаюсь на икру [Мне дали три дюжины банок. Как я обнаружил впоследствии, икра в них была заплесневевшей. (Прим. авт.)].
Ночь я провожу в реквизированном доме, под усиленной охраной. Меня будят еще до рассвета, кормят хорошим завтраком и сажают в машину, между двумя дюжими охранниками. Мы едем куда-то за город. Машина останавливается возле здания, похожего на ангар. Больше часа мы сидим в полной тишине, потом к машине подходит консул и обращается ко мне: "Вы сейчас завернете за угол. Если вы скажете хоть слово или попытаетесь бежать, то будете застрелены!"
Мы объезжаем ангар. Впереди - граница. Когда я выхожу из машины, охранник крепко держит меня за руку.
Повсюду много солдат с автоматами, биноклями и сторожевыми собаками. На треножнике установлена мощная подзорная труба.
За воротами лежит узкая полоса ничейной земли. С другой стороны границы подъезжает какая-то машина.
Два человека с обеих сторон торжественно идут навстречу друг другу, обмениваются несколькими словами и проходят дальше для опознания. Тот, кто подходит ко мне, одет в белый плащ. Я узнаю его! И Алекс тоже его узнал бы! Этот человек с Запада опознает меня. Его коллега с Востока совершает аналогичную процедуру по другую сторону границы.
Наконец после длительных обменов жестами, которые происходят в полном молчании, меня выводят на середину нейтральной полосы, где я встречаюсь с человеком, арестованным на Западе. Я знаю его: это русский шпион, действовавший под именем Лонсдейла. Он выглядит здоровым и упитанным. Волосы у него длинноваты - но ведь он давно не был в Советском Союзе...
Ему устраивают радушный прием.
Радушно встречают и меня: я - гость командира ааиабазы британских ВВС. Его жена наливает мне горячую ванну и угощает чудесным завтраком. А потом появляются пятеро моих старых знакомых, среди которых - Джеймс собственной персоной! Он приветствует меня с истинно британским энтузиазмом: "Гревил, вы чертовски скверно выглядите!"
Мне трудно поверить, что я действительно на Западе, в безопасности, и рядом со мной - Джеймс и его друзья.
Мне по-прежнему трудно поверить в это, пока я в качестве единственного пассажира лечу в Англию. Уверенность приходит постепенно. На сердце у меня тяжело, оттого что спастись удалось только мне одному. Алекс остался там и я знаю: даже если он еще жив, ему никогда не вырваться оттуда.
Мне вспоминается осень 1962 года, когда я доставил свою "Выставку на колесах" в Будапешт в надежде организовать побег Алекса на Запад. Только потом, на суде, я узнал, что эта попытка с самого начала была бесполезной: его арестовали за одиннадцать дней до моего приезда в Будапешт. Но тогда я был в неведении и не мог поступить иначе.
В конце сентября 1962 года "Выставка на колесах" была готова к своему первому путешествию. В Ленинград мы уже опоздали, но в Бухаресте как раз проходила Промышленная ярмарка, так что повод отправиться на Балканы у нас был. Я также планировал заехать в Будапешт и попробовать организовать там свою частную выставку: важно было не зависеть от официальных выставок и действовать самостоятельно - только так я мог попасть в Советский Союз, чтобы спасти Алекса.
Мне следовало заехать в Вену для получения инструкций - на тот случай, если обстановка вдруг изменится или поступит какая-то новая информация об Алексе. Однако никаких новостей не было, и мы поехали в Будапешт, где нас встретил мой менеджер, который затем отправился с автопоездом в Бухарест. Я же остался в Будапеште, чтобы уладить все формальности для проведения выставки.
Мне часто доводилось бывать в Венгрии, и я всегда хорошо проводил там время. Но на этот раз мне было не до веселья.
Как только автопоезд выехал из Будапешта, я. начал ходить по инстанциям, чтобы договориться о выставке.
Город сильно изменился: это был уже не тот тихий, старомодный Будапешт, который я помнил по былым временам. Всюду чувствовалась какая-то гнетущая напряженность. Первая же моя встреча очень меня насторожила.
Едва я зарегистрировался в гостинице "Дуна", как главный администратор бросился знакомить меня со смуглым, курчавым молодым человеком, к которому я сразу же проникся антипатией.
- Это господин Амбрус - студент и прекрасный переводчик. Он может оказать вам большую помощь!
- Я видел вашу "Выставку на колесах", - сказал Амбрус. - Это превосходно Надеюсь, из Бухареста она приедет сюда.
Интересно, откуда Амбрус узнал о том, что выставка находится в Бухаресте? Ведь я сообщил об этом только венгерскому министру торговли в официальном письме...
