Э. Хартли - В день пятый
— Ничего страшного, — заверил ее Томас. — На ближайшие несколько дней у меня все равно нет никаких определенных планов. Я обязательно вернусь сюда.
Однако в глубине души он в этом сомневался и по глазам сестры Роберты понял, что она об этом догадывается.
В магазинчиках перед входом предлагался обычный набор товаров для туристов: открытки, гипсовые копии скульптур, консервные ножи с ручками-приапами;[11] путеводители на разных языках и изделия местных ремесленников. Одно заведение выделялось среди всех прочих подборкой копий оружия Древнего Рима, в том числе снаряжения гладиаторов. В центре витрины лежали знакомый гладий, то бишь короткий меч, и цест — перчатка из стальных колец.
«Значит, Паркс побывал здесь и закупил кое-какие сувениры, чтобы наводить на людей ужас в Чикаго», — подумал Томас.
Сестра Роберта должна была вернуться в обитель, поэтому Найт поужинал в одиночестве в маленьком ресторанчике неподалеку от порта: мидии, лапша с анчоусами под острым соусом и графин легкого красного. Одолев где-то половину вина, он подумал было о том, чтобы пробежаться, однако после долгой прогулки по Помпеям у него снова разболелась нога. Томас отказался от этой мысли, и ему сразу же стало лучше. Он отпраздновал свое решение, заказав на десерт мороженое, и завершил ужин стопкой граппы.
Вернувшись в гостиницу, Томас провел в своем номере всего несколько минут и вдруг обнаружил, что его вещи лежат не совсем так, как он их оставил. Молния на кармашке теперь была аккуратно застегнута. Расположение билетов, багажных квитанций и корешка посадочного талона — Томас был маниакально помешан на безукоризненном порядке в документах — изменилось на противоположное. Ему хотелось списать все это на горничную, но он знал, что уборку в номере проведут только после того, как он здесь переночует. То обстоятельство, что кто-то тщательно обыскал его номер, говорило об одном: неприятности, с которыми Найт столкнулся в Чикаго, последовали за ним через Атлантику.
Глава 19
Томас проснулся с новой энергией, частично возникшей от злости. Ему совсем не нравилось, что за ним шпионят, обхождение пожилого священника в обители, его уже тошнило от того, что он совершенно не понимал происходящего.
Он сказал консьержу, мужчине средних лет, на лице которого была написана бесконечная скука, приправленная раздражением, что у него в номере побывал посторонний.
— Это невозможно, сэр, — ответил итальянец, решительно качая головой. — Все ключи хранятся здесь.
Большие железные ключи с тяжелыми бронзовыми брелоками на шнурках лежали на деревянной полке с ячейками у консьержа за спиной.
— Но если вы отлучитесь на минутку, любой, кто войдет в гостиницу, сможет взять ключ.
— Тогда этого человека заснимет камера наблюдения, — возразил консьерж, словно это доказывало его слова.
— В таком случае, быть может, нам следует просмотреть запись?
— У вас из номера что-либо пропало, сэр?
— Нет, но это, по-моему, не главное.
— При всем уважении, на мой взгляд, ничего не может быть важнее.
— Я могу поговорить с управляющим?
Консьерж вздохнул, давая выход недовольству, и заявил:
— Я сегодня же просмотрю видеозапись. Если ключ кто-нибудь брал, я обязательно вам скажу.
Кивнув, Томас спросил:
— Будьте добры, вы можете позвонить в церковь Санта-Мария-делле-Грацие и попросить позвать сестру Роберту?
— Это та церковь, что за углом?
— Да.
Последовал новый вздох и недоверчивый взгляд в окно на улицу, словно в поисках объяснения тому, почему этот надоедливый американец не может просто пройти пятьдесят метров до обители, а не звонить туда.
Сестра Роберта удивилась, услышав его голос.
— Послушайте, мне нужно прийти в обитель и посмотреть вещи моего брата, но я не хочу, чтобы меня вышвырнули, — сказал Томас.
Он быстро объяснил, что произошло в прошлый раз, а консьерж, бесстыдно слушавший разговор, поднял брови, поражаясь тем нелепым ситуациям, в которые угодил постоялец гостиницы.
— Если отец Джованни впустит вас в обитель, то никаких проблем быть не должно, — довольно неуверенно ответила монахиня. — Монсеньор Пьетро отправился служить мессу в своей приходской церкви, так что, надеюсь, горизонт чист.
Томас поблагодарил ее, чувствуя себя виноватым в том, что испытывает совесть человека, которого совсем не знал, даже несмотря на то что, как ему казалось, причин для морального беспокойства не было.
Сестра Роберта встретила его у входа вместе с отцом Джованни. Похоже, молодой священник нисколько не был удивлен и встревожен возвращением Томаса.
Он кивнул гостю, снова проводил его в кладовку, пожал плечами и сказал:
— Падре Пьетро проявил излишнюю строгость. Что поделаешь, возраст. Старики бывают… как это сказать по-английски?
— Трудными? — подсказала сестра Роберта.
— Упрямыми? — предложил Томас.
— Упрямыми, — согласился молодой священник. — Как ослы, да. — Повернув кованую ручку, он открыл дверь.
Томас сразу заметил, что в коробках кто-то рылся. Все книги были на месте, однако рукописные страницы и дневники бесследно исчезли.
— Кое-что пропало, — сказал он.
— Может быть, что-то перенесли в хранилище? — спросила отца Джованни сестра Роберта.
Это предположение показалось Томасу наивным, он ощутил нарастающее раздражение и прямо спросил:
— Куда отец Пьетро мог забрать бумаги?
— Ну же, Томас, — попыталась остановить его сестра Роберта. — Мы же не знаем…
— Отец Джованни? — оборвал ее Томас.
— Полагаю, он мог отнести их к себе в комнату, но я не могу туда заходить.
— А если это сделаю я? — мрачно предложил Томас.
— Боюсь, я не смогу вам разрешить, — ответил священник.
— Где его комната? — настойчиво потребовал Найт. — Наверху, так?
— Сэр, пожалуйста, — пробормотал священник. — Я хотел вам помочь, но это уже заходит слишком далеко.
Не обращая на него внимания, Томас решительно шел вперед. Поднявшись по лестнице на второй этаж, он быстро осмотрелся по сторонам и двинулся дальше, на третий, откуда открывался вид на внутренний дворик. Здесь находились комнаты для гостей, двери которых были пронумерованы. Томас быстро прошел мимо них. Отец Джованни и сестра Роберта не отставали от него, взывая к благоразумию, но он сейчас не чувствовал себя способным на это. В конце коридора Найт обнаружил две двери с именами священников. Он взялся за ручку одной из них, и отец Джованни, казалось, какое-то мгновение раздумывал, не перейти ли к более решительным действиям. Они с Томасом посмотрели друг другу в глаза, и напряжение лопнуло только тогда, когда американец щелкнул замком.
— Не заперто, — заметил он.
— Уверен, падре Пьетро нечего скрывать.
— Посмотрим.
Сестра Роберта была в отчаянии.
— Я не возьму ничего такого, что не принадлежит моей семье, — заверил Томас, толкая дверь.
Каморка была маленькая и на удивление голая, даже для жилища священника. Только кровать, письменный стол, шкаф для одежды и распятие на стене. С виду она ничем не отличалась от комнаты для гостей.
— Здесь живет отец Пьетро? — спросил Томас, уже поняв, что здесь ничего не найдет. — Это все, что у него есть?
— Падре Пьетро ночует не только здесь, — сказал отец Джованни. — У него есть небольшой приход в другой части города. Иногда он остается там.
Томас заглянул под кровать, выдвинул ящик с нижним бельем. Ничего. Тут его взгляд упал на камин.
Это был небольшой очаг, предназначенный для топки углем. Но теперь в нем высилась горка пепла от сгоревшей бумаги.
— По-моему, сейчас достаточно тепло и нет нужды топить камин. Как вы считаете? — Однако Найт ощущал не триумф, а разочарование, опустошение. — Когда вернется отец Пьетро?
— Не знаю, — ответил священник.
— Вы мне не скажете, где его можно найти?
— Он отправился в свою церковь и сказал, что затем ему нужно будет сходить… еще в одно место.
От Томаса не укрылись колебание священника и его затравленный взгляд.
— Куда?
— В место, которое называется Фонтанелла, — нехотя признался отец Джованни.
Его смущение казалось буквально осязаемым, как будто ему было неприятно произносить то слово.
— Я смогу найти там отца Пьетро?
— Нет, не сможете. — Священник рассмеялся как-то коротко, неубедительно.
— Это еще почему?
— Это место закрыто для широкой публики. К счастью.
— К счастью?
— Отец Пьетро вернется сегодня вечером, — сказал священник, и его впалые щеки слегка порозовели. — Если хотите поговорить с ним, лучше дождаться возвращения. Не представляю себе, что вы ожидаете услышать, но… ладно.