Э. Хартли - В день пятый
Чего?
Первой реакцией Найта было разочарование. Вполне возможно, Эд исследовал остатки древнеримских городов в поисках материала для своей книги о раннехристианских символах, однако это выглядело не слишком многообещающим доказательством связи с терроризмом, Ближним Востоком или чем-либо еще, что могло стоить ему жизни.
Томас выглянул на улицу, где молодой парень азиатской наружности неуверенно пробирался сквозь сплошной поток маленьких автомобилей и мопедов, и вдруг поймал себя на том, что жутко устал и потерял способность думать. Закрыв дверь на балкон, он с помощью пульта дистанционного управления опустил наружные жалюзи, очень кстати отрезавшие значительную часть шума, разделся, тяжело плюхнулся на кровать и через считаные мгновения заснул.
Проснулся он через час, по-прежнему уставший, но почему-то уверенный в том, что больше не заснет. Приняв душ, он надел шорты, футболку и спустился в крошечный вестибюль, где консьерж принял у него ключ.
— Далеко отсюда до Помпеев? — спросил Томас.
— Где-то полчаса. На поезде, да?
— Понятно. А можно вызвать такси до вокзала?
Сняв трубку, консьерж пролаял в нее какие-то инструкции по-итальянски.
— Пять минут, — сказал он, скептически оглядывая шорты Томаса. — Когда приедете на вокзал, ищите поезд, который идет по кольцевой дороге вокруг Везувия, и следите за кошельком.
Вокзал оказался грязным, бестолковым и забитым народом, в том числе группками полицейских с собаками. Похоже, никто не обращал на них никакого внимания, из чего Томас заключил, что это обычное явление. Покупка билета оказалась сложной задачей. Найту пришлось долго бродить из одного конца здания в другой, после чего он прошел по мрачному подземному переходу на перрон. С собой у него был лишь маленький цифровой фотоаппарат, одолженный в Чикаго у Джима, а также тетрадь Эда, которую он начал изучать, как только поезд выехал на солнце.
На второй остановке в вагон сели музыканты, начавшие исполнять темпераментную песню в сопровождении аккордеона, тамбурина и — невероятно — контрабаса. Пассажиры не обращали на них внимания, но Томас бросил им в шляпу пару евро. Когда музыканты прошли в следующий вагон, Томас подумал, что ему надо бы тратить деньги поосторожнее. В конце концов, у него больше не было источника доходов.
Примерно четверть пассажиров поезда составляли туристы, среди которых было несколько американцев. Одна группа сидела рядом с Томасом: бледные, грузные, в нелепых светлых нарядах и бейсболках. Они громко разговаривали между собой, непрерывно щелкая фотоаппаратами, и недоуменно изучали иностранную валюту, словно надписи на банкнотах были на санскрите. У Томаса мелькнула мысль, что они похожи на актеров, играющих роль туристов.
Он подумал, что в поезде, конечно же, есть и другие люди, не привлекающие к себе внимания, остающиеся незамеченными.
Оглядев соседей, Томас заключил, что это маловероятно, хотя и не мог точно сказать, что именно определяет итальянцев как таковых. Смуглая кожа, карие глаза и копны густых черных волос доминировали, однако их ни в коем случае нельзя было считать непременным условием. Наверное, все дело было в том, как они одевались и вели себя. Именно это делало их такими подозрительно выделяющимися. Изящная небрежность превращала даже самое заурядное лицо в поразительную загадку. Американкой могла быть разве что та женщина в коричневой монашеской рясе, которую Томас встретил в обители.
Железнодорожный путь проходил вдоль побережья, и Томас смотрел на синеющее справа Тирренское море с рыбацкими лодками и берег из черной вулканической лавы.
Поезд проследовал две остановки с одинаковым названием Эрколано, с одной из которых, наверное, можно было бы попасть в древний город Геркуланум, если бы эти слепые поиски имело смысл продолжать в другом месте. Пока, не имея понятия о цели поисков, не уверенный в том, что сможет найти что-либо стоящее, Томас сильно сомневался в успехе. У Найта возникло смутное чувство, будто на него возложена некая миссия, которое лишь усиливало его беспокойство и неуверенность, однако по большому счету он ничем не отличался от туристов. Эта мысль ввергла Томаса в уныние.
Но только когда он вышел из поезда на станции в Помпеях и впервые увидел это место, до него окончательно дошла бесконечная сложность стоящей перед ним задачи. Речь шла не о кучке развалин, утыканных скульптурами, не о скоплении колонн на одном или двух акрах уцелевших мозаичных полов. Место раскопок оказалось просто огромным. Это был целый город, улицы которого расходились во все стороны на многие мили.
«Черт побери, и что мне делать дальше?»
Для начала Томас купил путеводитель в глянцевой обложке и потратил десять долгих минут, изучая в тени пальмы план развалин, отмечая все объекты, перечисленные в тетради Эда.
— Впечатление довольно угнетающее, вы не находите? — послышался голос.
Подняв взгляд, Томас прикрыл ладонью глаза, защищаясь от солнца, и увидел ту монахиню из поезда.
— Да, немного, — сказал Найт, поднимаясь на ноги. — Мы находимся вот здесь, правильно? — спросил он, тыча в план пальцем.
— Нет, — сказала монахиня. — Мы у Морских ворот, вот здесь.
— Черт побери, — пробормотал Томас и тотчас же поправился: — Извините. Я не хотел вас оскорбить.
— Ничего страшного. Я прекрасно понимаю, что большинство людей употребляют эти слова не в буквальном смысле.
— Да, — подтвердил Томас, несколько успокаиваясь. — Вы правы.
Монахиня улыбнулась. Ей было лет тридцать, возможно, чуть больше, хотя точно определить возраст женщины было трудно, поскольку ряса и головной убор оставляли открытыми только лицо и кисти рук. На шее у нее висело серебряное распятие, талию охватывал белый шнурок, а на ногах Томас заметил тяжелые сандалии с пряжками. Если она и была итальянкой, то английским владела безукоризненно.
— Я не хотела вам мешать, — снова улыбнувшись, сказала монахиня, отступая назад, словно намереваясь уйти. — Я просто подумала, что вы заблудились. Ваше лицо показалось мне знакомым, но, наверное, я приняла вас за другого.
— Скорее всего, — согласился Томас. — Я только что прилетел из Штатов. Из Чикаго.
Монахиня нахмурилась, покачала головой и сказала:
— Я из Висконсина, но живу в здешней обители.
Теперь, когда она это произнесла, Томас и сам услышал четкие, растянутые гласные Среднего Запада.
— Подождите, — вдруг спохватился он. — Вы клариссинка?
— Что меня выдало? — спросила монахиня, комично разглядывая свое одеяние до пят.
— Вы живете в обители в Неаполе? Санта-Мария… какая-то там.
— Делле-Грацие, — подсказала монахиня, широко улыбаясь. — Совершенно верно. Я вас там видела, да?
— Мельком, — подтвердил Томас.
— Вы священник?
— Господи, нет, — сказал Томас. — Снова скажу, что не хотел вас обидеть. Я просто… заглянул в обитель. Я остановился в гостинице за углом.
— Я сказала бы, что наша встреча случайна, но поскольку это главная здешняя туристическая достопримечательность, наверное, ничего удивительного тут нет, — заметила монахиня. — Я здесь со среды, но сначала никак не могла прийти в себя после смены часовых поясов, так что толком ничего не рассмотрела. Мое пребывание в обители начнется только через несколько дней, вот я и решила познакомиться с Помпеями получше. Вчера я приезжала сюда на несколько часов, но впечатлений слишком много, чтобы их осмыслить. Полагаю, на полный осмотр нужно не меньше недели.
— Недели? — обескураженно переспросил Томас. — А я надеялся обойти все за сегодняшний день.
— Что ж, все равно осталась лишь пара часов, — сказала монахиня. — Комплекс закрывается в шесть вечера. Вы наметили на сегодня посмотреть что-то конкретное?
— Вовсе нет, — ответил Томас. — Я не ожидал, что Помпеи такие… огромные.
— Лучше делать это понемногу, — произнесла она. — Сегодня я собиралась осмотреть театры. Если хотите, присоединяйтесь ко мне.
Взглянув на план, Томас выбрал наугад один из объектов, которые обвел кружком, радуясь тому, что ему не нужно показывать ей тетрадь Эда.
— Я хотел посетить храм Изиды, — заявил он.
— Замечательно, — обрадовалась монахиня. — Это как раз рядом с театрами. Ну так что?
— Кстати, меня зовут Томас, — представился он, следуя за ней по вымощенному каменными плитами тоннелю, ведущему в древний город.
— Сестра Роберта, — ответила монахиня. — Я очень рада, что мне есть с кем поговорить. Итальянским я владею, прямо скажем, неважно, так что последние пару дней мне пришлось в основном молчать.
— А я полагал, с молчанием у вас как раз должно быть все хорошо, — усмехнулся Томас.
— Мы же не трапписты,[9] — рассмеялась монахиня.
