Марина Серова - Кругом одни соблазны
Игорь Игоревич сидел, потупив взор.
— А вас, Игорь Игоревич, я не ожидала тут увидеть, честно говоря. Видимо, вам есть что сказать? Он хмуро кивнул.
— Все изменилось. Я сам изменился. Пишите, я все расскажу.
Елена Петровна, не спеша помешивая кофе, смотрела то на него, то на меня. Я решила прийти ей на помощь:
— Игорь Игоревич хочет рассказать, как он подтасовал факты, чтобы подозрения в убийстве его дочери пали на Харламова. И он поможет снять с него обвинение. Ему трудно об этом говорить. Лучше будет, если вы поможете ему, будете задавать вопросы. И надо бы официально запротоколировать его показания.
— Само собой. Владимир Сергеевич все приготовил. Давайте, как и положено, начнем с анкетных данных:
— Фамилия, имя, отчество, год рождения…
Пока они занимались всей этой официальщиной, я со стаканом кофе подсела поближе к Кире. Мы с ним закурили, и я поведала ему о нападении на меня. Анкетные данные Игоря Игоревича меня не интересовали. Я присоединилась лишь тогда, когда они заговорили о существенном.
Он почти в точности повторил свой вчерашний рассказ. Не стоит приводить его полностью. Я приведу только некоторые дополнения, которые он вчера упустил в своем страшном повествовании.
У меня появилось чувство, что тот, кто звонил ему, очень хорошо знал Игоря.
Незнакомец называл его по имени , — несколько фамильярно даже:
— За что же ты их, Игорек, так обоих? Ревность, что ли? Ее же ты давно домогался. Наверное, она была девочкой что надо. А парня за что?
Убийца, видимо, решил, что дозы наркотика в кофе хватит для того, чтобы Леша никогда не пришел в себя. А может быть, что-то ему помешало? И он сбежал? Но как? Впрочем, спрыгнуть со второго этажа не так уж сложно. Но тогда его наверняка увидели бы соседи. И милиция об этом знала бы.
Хотя стоп, Таня Иванова. Ведь окна и лоджия Ковалевых выходят на крышу магазина. Очень может быть, что убийца, который собирался добить бесчувственного Харламова, услышал, как кто-то открывает дверь ключом. И тогда… И тогда он по-пластунски покинул поле боя через эту крышу и позвонил по таксофону. Ему очень повезло. Мало того, что скрыться успел, еще и сам хозяин вернулся.
По-моему, стены этого заведения очень благотворно влияют на клетки моего серого вещества.
— ..сцену состряпал, нож в руку вложил. Почему я подчинился ему, я и сам не знаю теперь, — услышала я последнюю фразу Ковалева. — Затем взял «Полароид» и все сфотографировал. И когда Харламов за столом сидел, тоже. И потом…
— А с какой целью? — поинтересовалась Елена Петровна. Она одна его и допрашивала. Стажер молчал и, как мне кажется, потихоньку офонаревал. Повезло этому мальчику. Сразу участвовать в распутывании такого сложного дела. Его сокурсники лишь мечтать об этом могут.
— Я сам не знаю, почему тому ублюдку уподобился. Просто крыша поехала от горя. Не в себе был! Я ведь знаю, как в милиции работают… Извините, — он покосился на стажера.
Тот все никак свои глаза, напоминающие пятикопеечные монеты славных застойных времен, в норму привести не мог. Молодой еще. Не видел в своей жизни таких мерзостей.
Правильно Ковалев сказал. Его логика сработала безупречно. Так проще, чем копаться, экспертов лишний раз «без надобности» загружать. Нож есть. Человек, который его держит, и есть убийца. Все просто до безобразия. Именно — до безобразия.
— Я ж говорил, что подруга его ко мне приходила и просила рассказать всю правду. Даже письмо его из КПЗ прочитала вслух. Из него я и узнал, что она к Татьяне Ивановой обращаться собралась. Я испугался страшно и попытался это предотвратить.
Мне пришлось вмешаться в их диалог. Ведь Елена Петровна не знала некоторых тонкостей, а я уже была осведомлена. И мне вовсе не хотелось, чтобы Ковалев об этом умолчал. С него станется! Все-таки проникновение в опечатанную квартиру — это тоже нарушение закона.
И ему все-таки пришлось выложить, какой похитил у бесчувственного Леши ключи от квартиры, записную книжку с набросками его научного труда и потом проник в его квартиру и подкинул фотографии. Вот только сам научный труд ему забрать не удалось — я вмешалась.
— А с какой целью вы побывали в квартире Семиной?
— Я испугался, что она отдаст фотографию, которую я ей послал, в милицию, а та начнет искать фотографа-любителя Даже Киря, который к этому делу не имел никакого отношения, не выдержал:
— Вы же знали, чем это грозит Харламову? Как же вы могли?!
— Я защищался. Я не хотел в тюрьму. А смертную казнь же отменили… Одно цеплялось за другое… Не знаю я… — он разрыдался.
Этот, с позволения сказать, свидетель сам теперь мог бы стать подозреваемым номер один, если бы не тот факт, что он, также как и Харламов, оказался левшой. Уж теперь стражам порядка от этого факта не отвертеться. Я об этом позабочусь. Как ни противен мне был этот господин, я пообещала не оставлять его в беде. За чужие зверства отвечать ему — слишком уж суровое наказание.
— Да. Дела, — вздохнул мой друг.
— Дела у прокурора, — глубокомысленно заметила я. — По-моему, настал такой момент. Разве не так?
— Я тоже так считаю, — согласилась со мной Елена Петровна. — Позвоните прокурору, Владимир Сергеевич.
Коллеги вышли совещаться. Стажер сбежал потихоньку, видимо, шефу пошел докладывать.
Ковалев сидел безучастный ко всему происходящему. Он обхватил ладонью лицо и молчал. Со стороны можно подумать, что у человека болит зуб. А болела душа, если она у него есть, конечно.
Я вытянула из пачки пару сигарет, закурила сама и предложила Игорю Игоревичу:
— Закурите, полегчает немного.
Он взял сигарету дрожащей рукой и кивнул в знак благодарности.
Не знаю, каких усилий стоила ему эта фраза:
— Как мне жить с этим, Таня?
Что ему ответить? На такие вопросы каждый человек должен отвечать сам. Никто ни за кого не сможет нести груз тяжкой вины. За все в жизни придется рано или поздно платить.
Но это звучит так банально, так по-книжному, что не стоит произносить сейчас вслух. И я просто пожала плечами. Пусть сам со своей совестью договаривается.
Минут через пятнадцать в кабинет вернулся Киря. Весь его вид говорил о том, что ему приятно знакомство с таким человеком, как Таня Иванова, что он гордится этим знакомством. Нескромно, скажете? Ну и что. Я и сама горжусь немного.
Одним словом, Владимир Сергеевич был настроен на боевой лад:
— Ну и устроила ты кавардак, Танюша. Игорь Игоревич невольно вздрогнул, услышав мое имя. А Киря продолжил:
— Кое у кого руки на тебя чешутся. Главному подозреваемому отвод устроила. Стройную версию господина Бендера безжалостно растоптала. Артистка. Лев Германович как уж на сковородке вертится. Сейчас подгребет и личную благодарность тебе выразит. В данную минуту с твоим Харламовым вопрос решается.
— А я? — Поднял голову Ковалев.
— На вас ордер на арест выписывается. Надо отвечать за свои поступки. Сами должны понимать, не маленький.
— Я понимаю, — одними губами произнес Игорь Игоревич.
Прошли еще тяжких полчаса ожидания.
Вдруг дверь резко распахнулась, и на пороге возник высокий полный человек с солидным брюшком и аккуратно подстриженной бородкой.
Весь его решительный вид говорил о том, что сейчас будет буря или извержение вулкана. Очень сей достойный муж был зол на меня. Он критически осмотрел всех сидящих за столом и едко бросил:
— Развелось, понимаешь ли, в Тарасове Шерлоков Холмсов, да еще в юбках. Куда ни плюнь, в частного детектива угодишь. Работать не дают спокойно.
Всю эту тираду он произнес в пространство, ни к кому конкретно не обращаясь.
Не любит Лев Германович, когда его шитые белыми нитками дела бомбят.
Я любезно улыбнулась и невинно спросила:
— Вы и есть тот самый знаменитый Бендер, который «висяки» как орехи щелкает?
Он, не обращая внимания на мою колкость, плюхнулся на стул и вальяжно развалился.
— Ну-с-с, — иронически произнес он, — и что у нас имеется? Как это вы сумели повергнуть ниц всех моих коллег? Рассказывайте, гениальный детектив.
Он извлек из кармана спичечный коробок, отломил от коробка щепку и беспардонно принялся выгребать из своих гнилых зубов прошлогоднее мясо (вероятно, именно это). Хорошо еще, что изящным холеным пальчиком в нос, величиной с картофелину средних размеров, не полез. А то бы у меня точно утренние тосты наружу бы запросились.
Этот хам вел себя так, словно это я была на допросе, я убила и вообще бог весть что еще натворила криминального. — Мне такой тон не понравился. Я, конечно же, ценю юмор, и вы это знаете, дорогой читатель. Но переступать рамки дозволенного, да еще в присутствии свидетеля, увольте. Мне очень захотелось врезать ему в челюсть, чтоб не зарывался, змей.
Но, увы, я находилась в приличном (к нему это не относится) обществе, к тому же в здании УВД и должна была вести себя соответствующе.
