Гелий Рябов - Конь бледный еврея Бейлиса
Задав себе сей риторический вопрос, Евгений Францевич обратил свои мысли в практическое русло. Что случилось? Почему с ним поступили столь круто? Почему понадобилось устранить честного чиновника таким жестки м, беспощадным способом?
Да просто все. Властям не нужна истина. Она даже опасна. Но почему, почему? Да потому, что не истину они ищут, а выстраивают свой собственный мост, и ведет он туда, где властям спокойно и благостно. Любой, так сказать, ценой...
Он чувствовал интуитивно, что стоит на пороге открытия. Но оно не давалось, ускользало, и вдруг Мищук подумал, что не смеет даже предположить истинных причин своего ареста. Ибо предположение это содержало в себе такой смертный ужас и такую невозможность, которым нет места в нормальном человеческом мозгу... "Надобно предупредить охранника этого, свихнувшегося на дамских приманках, - произнес вслух усмешливо. - Тезка мой играет в оркестре скрипку, - инструмент тонкий, с вариантной мелодией, только вот странность: сам, поди, и не подозревает ни о своем месте, ни о нотах, предписанных свыше. Предупредить, потому что жаль: хоть и хлыщ, а человек, судя по всему, добрый, неплохой. Только вот как?"
Надзиратель принес миску с похлебкой и кусок ржаного. Молча расставил на железном столике, взглянул странно.
- Вы начальник Сыскной?
- Бывший... - усмехнулся Мищук.
- Об вас писали, я читал... - прислонился к стене. - Вы ешьте, пока она теплая. А то от холодной живот у вас вздует, это мы хорошо знаем.
- Благодарствуй за сочувствие. Тяжко оказаться там, куда всю жизнь отправлял других. Н-да...
- Ну, господин хороший, от сумы да от тюрьмы - сами знаете. Вы вот что... Если что надобно передать - скажите. Я вас уважаю. И, разглядывая ваше лицо и глаза, вижу достоверно: невиновны. Опыт, значит. Четвертый десяток пошел в этих стенах, много кого видал. Решайте...
"Провокатор, - пронеслось, - подстава... А если - шанс?"
- Тебя как звать, а то неловко как-то...
- Вот бумага, карандаш, пишите... - положил на стол. - Я понимаю ваши мысли. Они у вас на лице. Решайтесь...
И Мищук написал: "Зина, помнишь, полтора года назад, летом? И разговор такой интересный, ты непременно вспомнишь - что и как. Так вот спроси - в чем дело? Мы как-то мимо шли, там тенор и номер сорок четыре. Надеюсь, твой несчастный Евгений". И поставил число и год.
Надзиратель прочитал, кивнул:
- Сомневаетесь, значит. Ну, не без этого. Остальное покажет время.
Через десять дней в Санкт-Петербург пришло письмо из Киева, почтальон доставил его на Большую Конюшенную, в мрачный многоэтажный дом, на шестой этаж. Зинаида Петровна, невысокая миловидная женщина лет тридцати, в домашнем платье:
- Из Киева? - спросила удивленно. - Спасибо, милейший, вот вам рубль.
Когда обрадованный малый удалился, весело грохоча по ступенькам лестницы, нервно вскрыла конверт и обнаружила два листка. На первом фиолетовыми чернилами, с тщательно выполненным нажимом (угадывалось сразу 86-е перо и детская манера) было написано: "Известный вам человек находится в Лукьяновской тюрьме города Киева. Арестован за служебный подлог в деле об убийстве мальчика Ющинского. Нужна ваша помощь". Далее был указан адрес Тюремного замка. Второе письмо (туманное для надзирателя) привело получательницу в сильное волнение. Мгновенно переодевшись и заперев квартиру, спустилась вниз и окликнула извозчика. Путь лежал недалеко, на Сергиевскую, в серый дом с простым фасадом и балконом с классической решеткой. Сквозь приоткрытую форточку доносились звуки рояля и мужской голос: то была ария Ленского. Поднявшись на третий этаж, нетерпеливо закрутила флажок звонка под табличкой с сорок четвертым номером.
Открыла горничная в кружевном переднике, вежливо наклонила голову.
- Вам кого?
- Сергея Петровича. Если он, конечно, дома.
- Как прикажете доложить?
- Мы познакомились в Сестрорецке, на взморье, полтора года назад.
Горничная взглянула понимающе, ничего не ска зала и ушла.
Зинаида осмотрелась. Большая прихожая с хорошими гравюрами на стенах и люстрой ампир под высоким потолком, четыре двери расходились в разные стороны, стекла в филенках поблескивали матово и даже загадочно, их прикрывали тяжелые зеленые шторы. Но вот послышались шаги и на пороге появился господин лет тридцати-сорока на вид, в шлафроке, с лучезарной улыбкой на узком, тщательно выбритом лице, с французской бородкой и усиками.
- Идите... - повел рукой в сторону горничной, та мгновенно исчезла. Зинаида Петровна? Сколько лет, так сказать... И чему обязан? И давайте пить кофий, как раз накрыли. Настоящий мокко, я другого не употребляю-с, и, представьте, пирожные - от Франсуа! Настоящая Франция, вы бывали в Вечном городе? О-о, какой это город! Нотр-Дам, Лувр, Бастилия...
- Но ведь она снесена? - наивно вставила Зинаида Петровна.
Кольнул острым зрачком:
- Правда-с, отсутствует. Но в этом и есть все печали, не так ли? У вас дело ко мне?
Протянула оба листка, он водрузил на курносый нос золотые очки и углубился в чтение. Поднял глаза.
- Вы не читаете газет? Сегодня пишут, что Мищук исчез и его местонахождение неизвестно. Что его странное поведение связано со служебным подлогом и делом убиенного Ющинского... Что вы хотите от меня?
- Но ведь письмо Евгения - крик о помощи... Вы ведь друзья. Я не ошибаюсь, Сергей Петрович? Послушайте, я понимаю: вы - служите. Вы присягу давали. Но ведь Евгений ни в чем не виноват!
- Допускаю... - вернул листки. - Даже уверен. Но... Я не могу ничего объяснить. Не только оттого, что и сам мало что знаю, но и потому, что здесь, простите, высшие государственные интересы. Понимаете? Если бы и хотел- не могу.
- Но вы не хотите... - сказала горько. - Что ж... Как вам будет угодно. Что мне передать Евгению?
- Что машина сомнет и уничтожит его. Что ему лучше примириться. Это все. Я прошу вас удалиться. Если ваш визит станет известен...
- Кому? Кому "известен"? Как вас понять?
- Как сказано. Я знаю, о чем вы думаете. Мол, если кто положит душу за друга своего и так далее, но я обязался служить "до скончания живота", понимаете? Вы злоупотребляете, прощайте...
Как выскочила на улицу - не помнила. Женя, милый, славный Женя, как жаль, что ничего не сложилось, не получилось, и мимолетное знакомство на курорте не окончилось даже мимолетной интрижкой. Как это он тогда сказал? "Серьезных чувств я к вам не испытываю, воспользоваться же вашей склонностью не имею права". Но вот - воспользовался же... Потому что некем более. Потому что совсем один... И как помочь, если тот, кого назвал другом, - отрекся?
- Сударыня, сударыня! - послышалось сзади. Оглянулась: горничная недавняя бежала, нелепо вихляя всем телом то вправо, то влево. "Как глупо мы, женщины, бегаем... - подумала безразлично. - И я, должно быть, такая же смешная..." - Послушайте... - задыхалась горничная, - я сказала ему, что спущусь в лавочку, здесь есть подвальная, на углу, сказала, что перцу в доме нету, кончился...
- Вы, наверное, не для перца меня догнали... - перебила раздосадованно. - Извините. Я нервничаю.
- Я тоже. Вот что... Вы Зина? Да, Зинаида Петровна, он вас так назвал. А я - Платонида, коротко - Плата. Ладно... Он никогда при мне дел не ведет и ни о чем не разговаривает...
- У себя дома? - удивилась. - А кто же занимается делами дома?
- Вы совсем не понимаете... Это не дом. То есть... Он, конечно, и живет иногда, и бывает часто, и даже прописан в участке. Но это... Конспиративная квартира. Сергей Петрович... Он в Особом отделе служит, понимаете? И на самом деле... его по-другому зовут. Я случайно знаю. Там у них на столе фотография под стеклом - выпуск ихний. Из Константиновского. Я протирала стекло, карточка и выпала. А там все цифрами помечены - на обороте. И фамилии, чины, имена. Его по-другому зовут.
- Как?
- Не могу сказать, боюсь. Я и так вам наговорила...
- Вы мне... такие тайны сообщили... Это странно... Хорошо. Спасибо... - Ничего не понимала и оттого впадала во все большее и большее раздражение.
- Я вижу - вы не в курсе... - закусила губку, с хрустом сомкнула пальцы. - Ваш Мищук - он с ворьем занимался? Так? Ну вот: хозяин квартиры занимается политическими. Мищук оттого к нему и обратился.
И рассказала: дней десять тому зашла в квартиру неурочно - вычистить посуду на кухне. Без малейших сомнений, так как Сергей Петрович сказал, что в ближайшее время не появится. Занялась делом, шло споро, уже и кастрюли засияли и чайник медный, как вдруг щелкнул замок и послышались голоса. Уже хотела выйти и извиниться, но то, что услышала - заставило залезть под стол и вжаться в стенку.
"Убить, убить и еще раз - убить! - вещал незнакомый голос. - Какие сомнения? Все под угрозой! И не просто под угрозой - конец всему, если вы еще понимаете хоть что-нибудь!" - "Но и вы должны понимать: если провалитесь - потащите за собою не только своих. Вы государство за собою утащите, а это недопустимо!" - зло хрипел голос "Сергея Петровича". "Дома никого?"- "Не беспокойтесь... Наши сотрудники - люди дисциплинированные". "Вы объявите там... Высоко?" - "Никогда! Об этом забудьте! Это дело ваше. Ну - и наше теперь. Мы со своей стороны тоже примем меры..." - "Какие?" "Могу сказать только в общем: все должно и произойти естественно и выглядеть точно так же. Это все".
