Фредерик Дар - Смерть, о которой ты рассказал
Теперь ее слова вызвали во мне не ярость, а скорее скрытую боль.
— Хорошо, Мина, ты всегда будешь его любить… Мы замолчали. Я погасил лампу, и мы лежали в темноте, прижавшись друг к другу, как две побитые собаки. Я рассматривал лунную дорожку на потолке. Она была такого же цвета, как лицо Бланшена. Да, это был такой же зеленовато-желтый нездоровый цвет.
Бланшен… Я очень надеялся на него.
Глава 18
Первой проснулась Мина. Она вскочила с постели, и я услышал, как она сбежала по лестнице. Это окончательно разбудило меня. Я тут же встал и пошел за ней, зная, что она хочет сделать, и собираясь ей помешать. Когда я распахнул дверь гостиной, она уже держала в руке трубку. Я вошел внезапно, но она даже не вздрогнула, увидев меня, и не стала сопротивляться, когда я отнял у нее трубку. Подняв аппарат, я стукнул им о мраморный столик так, что он разлетелся на куски.
— Мина, — сказал я, — кажется, я тебя предупредил, чтобы ты забыла о нем. С ним покончено! Ты поняла? Покончено. Единственное место, где у тебя есть шанс увидеть его, это зал суда.
Она покачала головой.
— Хорошо, Поль. Только должна тебя предупредить, что буду очень тяжелой заключенной. Она была спокойна. Я погладил ее по щеке.
— Не сомневаюсь. Но и я тебя предупреждаю, что буду очень терпеливым тюремщиком.
После этого мы вместе приготовили завтрак. Я больше не боялся, что она меня отравит, и понимал, что угрозы ее не испугали, но и меня смерть больше не страшила. Лучше принять ее из рук Мины, чем умереть в результате слепого случая.
— Итак, — спросила она, — какая программа?
— Мы едем в Орлеан.
— Ты хочешь еще раз изменить завещание?
— Нет, Мина, я хочу изменить твое лицо, а точнее — вернуть тебе твой настоящий облик. Больше всего на свете мне не хватает твоих двадцати лет. Кстати, сколько тебе?
— Двадцать шесть.
Я стал изучать се лицо. Даже без очков оно сохраняло какую-то суровость.
— Приготовься.
— Как хочешь…
* * *Я привел ее к лучшему парикмахеру Орлеана и, ко всеобщему изумлению, остался ждать прямо в салоне. Я хотел во что бы то ни стало помешать ей позвонить своему кретину. Что за притягательная сила была в нем? Он был молод и экстравагантен, вот и все. Она сама наделила его достоинствами, которых у него не было. Теперь я понимал, как был прав, обратясь к Бланшену. Только смерть избавит меня от Доминика. Я хотел, чтобы это случилось как можно быстрее.
Я прочел все журналы, лежащие на столе. Молоденькие парикмахерши хихикали и толкали друг друга локтями, показывая на меня. Все это было мне глубоко безразлично. Я терпеливо ждал.
Она появилась часа через два совершенно преображенная и казалась еще красивее, чем под солнцем Юга. Купив кое-какую косметику, она умело подкрасилась перед тем, как покинуть салон. У меня пересохло во рту.
— Ну вот, — произнесла она, поворачиваясь ко мне. В ее облике было что-то вызывающе величественное.
— Это то, что ты хотел?
— Вот именно. Я оплатил счет.
— Это удачно вложенные деньги. Мина. Парикмахер был того же мнения. Стоя посреди своих обалдевших помощниц, он не переставал удивляться, наблюдая за перевоплощением своей клиентки.
— Невероятно, — бормотал он.
Мы с Миной расхохотались. Впервые за все время мы расслабились. Выйдя на улицу, я пожирал ее глазами. Как бы там ни было, но мое восхищение льстило ч ей.
— Ну а теперь, месье тюремщик?
— А теперь попытаемся найти одежду, более подходящую для твоего возраста.
Ни одна женщина не может оставаться равнодушной к нарядам. Посещение салонов мод Орлеана, несмотря ни на что, развлекло Мину. Я купил ей модный костюм цвета опавших листьев, желтое платье и такого же цвета пальто с черной отделкой. Кроме того, я подарил ей белье и очаровательный пеньюар.
— Думаю, мне следует тебя поблагодарить? — спросила она в машине.
— Нет, это я благодарен тебе.
— Вот как? За что?
— За то, что ты так красива. Просто обворожительна. Право же, я не жалею о своем знаменитом объявлении, претендующем на оригинальность.
Она не ответила и, забившись в угол, молчала. В конце концов я не выдержал.
— Ты думаешь о нем?
— Да, помолчи…
Я выжал газ, и машина рванула вперед. Только так я смог выразить свой протест. Нужно было набраться терпения. Я знал, на что надеялась Мина. Она решила не форсировать события, а, постепенно разочаровывая меня, довести до такого состояния, когда ее присутствие станет для меня невыносимым. Вот только исчезновение Доминика нарушит все ее планы.
— Ты твердо намерена его увидеть?
— Да.
— Думаешь, он будет тебя ждать?
— Уверена…
— Какая наивность! Ты же сама говорила, что он слабак. Появится другая женщина, прельстится его шармом…
— Не думаю.
— Брось, Мина, разве ты не знаешь, что для других жизнь продолжается независимо от того, рядом мы или нет.
Она поджала губы.
— Возможно, ты попытаешься сбежать, да, Мина?
— Возможно…
— Ты совершишь ошибку. Подумай о нем, его блестящая карьера бездельника сразу же лопнет. Она вздохнула.
— Я думаю, Поль, поверь мне.
* * *С этого момента наша жизнь стала походить на ту, какой она была до приезда Доминика. Все было почти так же тихо и хорошо. Мы вели праздный образ жизни: валялись в постели, ели, когда хотели. Я часто овладевал ею, и, будучи чрезвычайно сексуальной, она невольно разделяла мое физическое наслаждение.
Но только теперь мы знали, что такое существование было медленным самоубийством. Иногда я бил ее. Она покорно переносила мои побои. Мне даже казалось, что это доставляло ей удовольствие, поскольку она относилась к тем людям, которым нужно либо приносить себя в жертву, либо страдать;
Прошло несколько дней. Срок, назначенный мной Бланшену, истек. Что случилось? Или толстяк отказался от выполнения своих обязательств, или Доминик, напуганный происшедшим, убрался подальше от Парижа? Хотя вряд ли… Я прекрасно представлял его, замурованного в четырех стенах их маленькой квартирки в ожидании известий от Мины. По-видимому, он редко выходил, и это не позволяло Бланшену действовать.
Для очистки совести я отправил своему предшественнику почтовую открытку. Простую открытку без текста, на которой написал лишь адрес, надеясь таким образом оживить его память. Если он собирался выпутаться, ничего не сделав, то ошибался.
Прошло три дня. Полное спокойствие. И вдруг однажды утром во время завтрака пришла телеграмма на имя Мины. Ее принес владелец кафе в деревне. С сочувственным видом он протянул мне голубой листок и сразу же ушел.
— Что это? — спросила Мина. Она догадалась, что это для нее, и не могла скрыть волнения.
— Это тебе, — сказал я. — Видимо, новости от твоего придурка.
Она вырвала сложенный листок у меня из рук. Ногтем подковырнула его. Мое сердце бешено колотилось; Какое известие принес этот клочок бумаги небесного цвета?
Мина прочла, оставаясь спокойной. Но мне показалось, что ее лицо совершенно обмякло, стало бесформенным. Она положила телеграмму на стол, и я прочел:
ДОМИНИК ГРИЗАР СКОНЧАЛСЯ. ПРИМИТЕ СОБОЛЕЗНОВАНИЯ. МАРИЯ БЕРТРАН.
Я тоже оставался спокойным.
— Кто это — Мария Бертран?
— Наверное, наша консьержка. Голос ее не изменился.
— Что могло с ним случиться? — пробормотал я. Она снова взяла телеграмму, перечитала, затем стала скручивать ее вокруг пальца.
— Поль…
— Да, Мина?
— Я должна тебе сказать…
— Говори.
— Если он покончил с собой, я тебя убью. Я ногой пододвинул к себе столик на колесиках, на котором стояли напитки, и взял виски. Наполнив стакан до краев, протянул Мине. Она оттолкнула мою руку, но без злости.
— Я не люблю спиртное, разве ты не знаешь? В ее спокойствии было что-то устрашающее. Я выпил виски.
— Ты сильная женщина, Мина.
— Очень сильная, Поль. Ты не мог бы приготовить машину?
— Зачем?
— Чтобы поехать посмотреть на его труп. Я должна убедиться, что меня не разыгрывают. Я взял ее за руку.
— Ты действительно думаешь, что тебя кто-то разыгрывает, Мина?
— Нет. Но я хочу узнать, как все произошло! Переубеждать ее было бессмысленно. Это я хорошо понимал.
— Ладно, поедем, но предупреждаю тебя, что ты рискуешь.
— Почему?
— Очевидно, предупредят его отца. Если тот приедет и ему представят тебя как Анну-Марию Гризар, то он…
Она заорала:
— Ты что, не понимаешь, что мне на это наплевать?! Что теперь мне все безразлично?!
* * *Все же мне удалось уговорить ее не встречаться с консьержкой. Мина снова приобрела облик двадцатилетней девушки, и это сразу же вызвало бы скандал. Поэтому она ждала меня в машине, в двух кварталах от дома.
При моем появлении консьержка посчитала необходимым разрыдаться.
— А, вот и вы! Это ужасно! Хорошо, что у меня был ваш адрес.
