Инна Бачинская - Ошибка Бога Времени
Там шиповник в цвету!
Ёса Бусон (1716—1783)«Надо брать все сразу! – подумала она вдруг, опустив взгляд на ладонь человека, накрывшего ее руку. – Потом могут не дать! Женька поймет и простит!»
Кто может не дать? Какие-то тайные силы, управляющие миром по своим, только им известным картам и чертежам, недоступным пониманию человека. Тем картам и чертежам, где прописан путь каждого из нас – с самого начала, с первого крика, или даже с момента зачатия, и до конца, до последнего вздоха. Непостижимая тайна, не открытая нам. И останется тайной, ибо так задумано, и ходить к видящим людям, чтобы узнать, что будет, – значит искушать судьбу. И тот – слепой и неподкупный, кто рисует карту и составляет чертеж, тот, кто над миром, может обидеться…
«Я тебя люблю», – сказал новый в ее жизни человек, а она подумала, что уже не мыслит себе жизни без него. Ей вдруг пришло в голову, что она не знает, какой смысл вкладывает новое поколение в это слово. Может, никакого. «Я тебя люблю!» «Я тебя тоже! Привет! Звони!» Они другие, и язык у них другой, и смысл слов тоже другой. Нет, глупости! Он ее… любит!
Алекс осторожно сжал ее пальцы:
– Ты где?
Она подняла на него глаза. Он смотрел на нее с таким откровенным желанием, что Юлия вспыхнула и почувствовала, что… что… больше всего ей хочется сейчас оказаться дома, в своей спальне… где Алекс торопливо станет ее раздевать…
– Юлюшка, девочка моя! – раздался над их головами низкий утробно-гудящий радостный бас. – Наконец-то!
Юлия вздрогнула, инстинктивно выдернула руку из-под ладони Алекса и подняла голову. У их столика, почти упираясь в него большим животом, стоял Алексей Генрихович Добродеев, известный журналист и общественный деятель, личность в городе популярная и даже в некотором роде харизматическая. Без него не проходило ни одно мало-мальски серьезное городское мероприятие, будь то закладка нового парка, освящение лицея или выборы в местную администрацию. Был он радостно возбужден, влажные прядки каштановых, с сединой волос упали на лоб, взгляд выражал восторг по поводу встречи.
– А я телефон обрываю! – радостно укорял Алексей Генрихович, размахивая руками и напирая животом. – А я с ума схожу, а я чуть ли не под дверью дежурю!
Он выдернул из-под стола свободный стул и уселся на него верхом. На Алекса он не обратил ни малейшего внимания, будто того и не было вовсе.
– Неоднократно! Но увы! Твоему верному рабу, как всегда, не везет! Говори, где прячешься? – он схватил руку Юлии и прижался к ней теплыми влажными губами.
Был Алексей Генрихович человеком напористым, энергичным и громогласным, устраивавшим из любого события – встречи, причем необязательно со знакомым, достаточно было полузнакомого, раз в жизни виденного человека, покупки колбасы в гастрономе или журнала в киоске, даже подачи милостыни уличному музыканту – маленький спектакль с криками, бурной жестикуляцией и привлечением внимания общественности.
– Привет, Алешенька, – в замешательстве произнесла Юлия, собираясь представить ему Алекса, но не успела.
– Завтра заберешь два экземпляра из книжного на площади! – внушительно сказал Добродеев. – Завтра же, малышаня, слышишь? Завтра! А то будет поздно.
– Алешенька, я очень рада тебя видеть, – невпопад ответила Юлия. – Из какого магазина?
– На центральной площади. Спросишь Зою, она знает!
– О чем спросить?
– Да о книге, господи боже ты мой! – воскликнул Алексей Генрихович в нетерпении. – Заберешь два экземпляра! Пусть возьмет из отложенных лично для меня.
– О какой книге?
– Да о моей же! Весь тираж распродан за два дня. Будут допечатывать.
Добродеев утомленно оперся на спинку стула, как человек, которому тяжело нести бремя славы.
– Ты написал книгу? – обрадовалась Юлия. – Я и не знала! О чем?
– Обо всем понемногу. Политическая история нашего города. Бестселлер! Из столицы запросили половину тиража. Скажешь Зое, от меня. Потом надпишу.
– Поздравляю! – сказала Юлия. – Обязательно прочитаю!
– Была презентация, – небрежно сообщил Добродеев. – Я тебе звонил три дня подряд, хотел пригласить, да разве ж тебя поймаешь! Хозяин очень благодарил, говорит, своевременная книга, давно ничего подобного не читал. На таких книгах воспитывают патриотов, говорит. Отметил прекрасное знание предмета, смелость исторических аллюзий, язык. Предложил издать тематический сборник моих статей за последние годы… экология, социология, история… даже не знаю… – Он вздохнул. – Я же их не храню… придется искать по библиотекам, работы невпроворот. И как раз сейчас, когда наметилось кое-что… Ну, а ты как? Хотел с днем рождения поздравить, снова звонил-звонил… Дай хоть сейчас чмокну! – он наклонился к Юлии и поцеловал в щечку. – Цветы за мной! Когда вернусь из Монако. Ты знаешь, лапуль, я ведь в самом скором времени…
– Леша, – мягко перебила его Юлия, – познакомься, пожалуйста. Это Алекс, мой… друг.
– Рад, рад, весьма, – рассеянно отозвался Добродеев, пожимая руку Алексу. – Юлюшка, позвони, как прочитаешь. Мне нужно знать твое мнение, ты же знаешь, я всегда доверял твоему вкусу. И посоветоваться хотелось по одному делу. Необходимо пересечься. Ты будешь в субботу у Марика? Приходи. Буду ждать! Чмок тебя! Чмок! До встречи!
Он легко, несмотря на внушительные размеры и живот, поднялся со стула и, не взглянув на Алекса, унесся прочь. Мужчина-олень.
Они сидели в углу большого, слабо освещенного ресторанного зала под деревом с мелкой густой листвой. Дерево росло в настоящем бочонке, стянутом железными обручами. Это был не пляжный ресторан, продуваемый морским бризом, а самый обыкновенный, местный. И толпа вокруг была не безликая и равнодушная, в которой так легко затеряться, а тоже местная, своя, «нашенская», как говорила Ирка, от глаз которой не спрячешься. Когда Юлия пригласила Алекса на ужин в «Прадо», ей показалось, что он слегка смутился и секунду-другую не знал, что сказать. А может, все это было лишь плодом ее воображения, обостренного интересом к его жизни, о которой она ничего не знала, кроме каких-то незначительных мелочей – вроде того, что из еды ему нравится, а что нет, и рубашки какого цвета он любит больше всего. Было еще что-то, неосознанное… Ах, нет, вполне осознанное чувство неловкости за то, что он намного моложе и она в его глазах уподобляется богатым немолодым женщинам, покупающим себе молодых любовников. «Какая ерунда, – говорила она себе, – у нас же все по-другому», но чувство не проходило и царапало внутри.
Был когда-то французский фильм – история овдовевшей очень немолодой женщины, прожившей скучную жизнь с заурядным, жадным и холодным человеком. Оглянувшись вокруг, она вдруг поняла, что жизнь не черно-белая, а разноцветная, и стала совершать странные, с точки зрения дочери и зятя, поступки. Она купила себе красное платье – о таком она мечтала еще девушкой, и шляпу с цветком, и свела закомство с подозрительными личностями – забубенными пьяницами, чуть ли не воришками, очарованная их искренностью и легким отношением к жизни. Там был очаровательный эпизод, который запомнился Юлии. Продавщица в магазине предлагала покупательнице дорогие духи – она дотронулась стеклянной палочкой до ее запястья, а та поднесла руку к носу. Старая женщина робко протянула свою сухую сморщенную ручку, и девушка, улыбнувшись, коснулась ее своей волшебной палочкой.
Она купила эти немыслимо дорогие духи, испытывая ужас и восторг одновременно. «Вы… вы… недостойная женщина!» – заикаясь от возмущения, произнес зять.
«Я тоже недостойная женщина, – подумала вдруг Юлия, выразив, наконец, словами то, что мучило ее. – Недостойная женщина средних лет…»
В углу ресторана было уютно. Ветки дерева создавали иллюзию уединения, музыка играла негромко, приглушая шелест голосов. Алексей Генрихович убежал, оставив после себя ощущение неловкости, которое Юлия не знала, как сгладить. Лешка демонстративно не обратил внимания на Алекса, дав тем самым понять, что тот не их круга и вообще неизвестно кто. Она украдкой посмотрела на Алекса и снова, уже в который раз, подумала, что он хорош той мужской красотой, за которой чувствуются сила и характер. «Знает себе цену», – сказала Ирка. Часы он носит на правой руке – Юлия заметила это еще в ту, первую ночь. И спросила, почему, а он серьезно ответил, что на левой они останавливаются, очень сильные биотоки… Говорил серьезно, а глаза смеялись. Она с удивлением отмечала, что, несмотря на молодость, он держится с достоинством знающего жизнь человека, не то что Денька, а ведь разница между ними не столь уж велика. Лет семь, пожалуй. Не суетится, держится так, как будто даже не подозревает, что она старше.
«А чего ты ожидала? – спрашивала она себя. – Что он сразу начнет просить у тебя денег?»
Да-да, и такие мысли приходили ей в голову. Чего тут было больше – недооценки себя как личности и женщины, могущей вызвать интерес, или бесконечные Иркины истории о богатых старых бабах и молодых бедных хищниках, которым нужно только одно – деньги! Трудно сказать. Иногда разница в возрасте сглаживалась, а иногда навязчиво напоминала о себе, особенно по утрам.
