Инна Бачинская - Конец земной истории
Лариса вышла и вернулась с графином воды. Вылила воду в вазу. Монах неспешно двинулся в другую комнату. Оказалось, спальня. Идеальный порядок, кровать застелена, две картины – городской пейзаж и натюрморт, обе в радостных желто-зеленых тонах – ему пришла на ум яичница, посыпанная зеленым луком; в углу мрачноватый деревянный диптих – мадонна с ребенком и Христос, удачные реплики с очень старых икон. Монах даже заходить сюда не стал – постоял, обвел взглядом и прикрыл дверь.
Кабинет. Письменный стол, всякие мелочи вроде фигурок зверей – майолика, розовый кварц, нефрит; фотографии: Сидакова на фоне джунглей, в аквапарке, на пляже; на одной – вместе с Ларисой; массивное кресло; старинный бронзовый чернильный прибор с дарственной надписью от коллег в день рождения – витязь на коне перед громадной головой в шлеме; на стене картина с изображением молодой женщины на теннисном корте; рядом – разноцветная цейлонская маска. Монах подошел ближе, чтобы рассмотреть женщину на картине. Не было сомнений, что это была судья Сидакова. Молодая, красивая, сильная…
Он осмотрел телескоп на тонком штативе, похожий на кузнечика или марсианина. Труба была направлена в правый верхний угол окна. Он прочитал название: «Celestron» и вспомнил, что пару недель назад было полнолуние. Видимо, Сидакова рассматривала остатки строений на Луне… если Луна была в той стороне. Монах попытался представить себе, где могло быть ночное светило, но так ни до чего и недодумался. Он отдернул шторы, выглянул в окно. Уютный двор, много деревьев, сейчас облетевших, две скамейки, какие-то кусты, остатки клумб. Трава припорошена не то снежком, не то инеем. Немолодой человек гуляет с собакой. В глубине через облетевшие деревья справа просматривался пятиэтажный дом – в ста метрах примерно, с балконами, забитыми всяким ненужным барахлом и неистребимым бельем на веревках. «А наверху звезды», – подумал Монах. В полнолуние до Луны можно рукой дотянуться, все морщины, горы и кратеры на виду. И остатки разрушенных крепостей – бывших космических баз, не иначе. Или замков. «Нужно будет как-нибудь зайти в планетарий, взглянуть в телескоп», – пришло ему в голову.
Он стоял посреди комнаты, рассматривал пейзаж за окном и думал. Вбирал в себя атмосферу и дух чужого жилища…
…Они вышли из квартиры. Лариса послюнявила палец и аккуратно вернула бумажную полоску на место. В природе уже наступили ранние осенние сумерки. Они не торопясь шли вдоль улицы – Монах провожал Ларису до ее офиса.
– Я знакома с вашей бывшей женой, – вдруг сказала она.
«С которой?» – хотел спросить Монах, но вовремя прикусил язык. Она действительно пыталась собрать о нем информацию.
– Она читает психологию в Политехническом. Очень приятная…
– Леночка? Откуда?
– Она разводится, пришла проконсультироваться. И как-то так случайно получилось…
– Лена разводится? Не знал.
– Речь зашла о вас… совершенно случайно. Она спрашивала о вас…
– И что вы сказали?
– Что вы дружите с моей сестрой. Что вы собираетесь делать, Олег?
– С чем? – вырвалось у Монаха.
– С убийствами.
– Буду думать. У вас в семье все интересуются астрономией?
– Никто, насколько мне известно. Для отца вся жизнь в театре, для Лики – тоже. Зачем она привела вас в наш дом?
– Она сказала, что опасается еще одного убийства.
– Что?! – Она уставилась на Монаха расширенными глазами, в которых был страх. – Лика так сказала? Но почему? Она же могла поговорить со мной, с нами! Почему вы?
– Не знаю. Она увидела мой сайт…
– Знаю! Видела. Очень впечатляет… – Она пыталась прикрыться иронией, но получилось плохо. – Лика – маленькая дурочка, она все время играет роль, все время на сцене, а отец поощряет. Он… его все забавляет, понимаете? Она как ученая обезьянка, как шут при коронованной особе. Я хотела забрать ее к себе, но она отказалась, она обожает отца. А он… мир вокруг для него театр, скетч, фарс! Одна большая шутка. Он не умеет сопереживать. Вообще, Олег, мы – странная семья, неспособная к эмпатии. Вы увидели нас во всей красе – отец издевался над гостями… даже его внешний вид, эта серьга, этот колпак… издевательство. Нате вам, филистеры! Меня он ненавидит!
В голосе ее зазвучали истерические нотки, она даже стала заикаться. Сдержанная и высокомерная, она выбрасывала из себя то, что мучило ее. Монах молча слушал, рассматривая ее, – она повернулась к нему неожиданной стороной. Оказывается, она была не такой сильной и жесткой, как казалась, и отношение отца ее ранило. Лицо ее покраснело, на лоб выбились прядки волос – теперь она казалась моложе. Она сказала о ненависти отца… Не ненависть, а насмешка, подумал Монах, что ранило одинаково и было одинаково больно. А может, и больше.
– Он всегда жил в свое удовольствие, он никогда ни с кем не считался. Мама хотела уйти от него, я помню! Она бы и ушла, но заболела. Признаю: после ее смерти я… я бежала оттуда, я бросила Лику, но понимаете, я больше не могла! Я виновата во всем! – Казалось, еще минута – и она разрыдается. Страх сделал ее откровенной, ей нужно было выговориться. – Почему Лика так сказала? Об убийстве? Что она могла знать?
– В интуиции ей не откажешь, не правда ли? – Монах взял ее за локоть. – Пошли, посидим где-нибудь.
– Мне на работу! – Она убрала локоть.
– Позвоните вашему мальчику, он будет только рад. Идемте, Лариса. Нам есть о чем поговорить.
…Они сидели в полутемном зале маленького скромного кафе, не то «Буратино», не то «Чиполлино» с деревянными панно-сценами из сказок.
– Что Лика знала об убийстве? – снова спросила она.
– Не знаю, Лариса. Она связывает смерти Норы и Сидаковой. А теперь еще и Алисы.
– Это полная ерунда! – сказала она резко. – Дурацкое стечение обстоятельств! Нора погибла в ДТП, она возвращалась вечером, кажется, лил дождь…
– Откуда она возвращалась? – спросил Монах. – У нее был любовник?
– Не знаю! Это меня не интересует.
– Я спрашиваю не из любопытства, Лариса. Вы же понимаете, что три смерти за месяц это… много.
– Я не знаю, был ли у нее любовник! – отчеканила она. – Допускаю, что был. Это меня нисколько не удивляет. Молодая красивая женщина, актриса, поклонники. Я видела ее с мужчиной… однажды.
– Вы ее не любили?
– Какая разница? Я давно жила отдельно. Там была Юлия, которая заботилась об отце и Лике, и пока она была там, я была спокойна.
– Что за человек Юлия?
– Обыкновенный человек, по профессии медсестра, работала в нашей районной поликлинике, бывала у нас – делала уколы отцу. Ее сократили, отец предложил переехать к нам, и она согласилась. Она с нами уже много лет, семь или восемь, если не ошибаюсь. Тянет весь дом. Скромная, молчаливая, очень собранная. Готовит, следит, чтобы отец принимал лекарства. Незаметна и незаменима. Тот самый пресловутый человек в ливрее, которого никто не видит. Слава богу, что она есть.
– У нее есть семья?
– Понятия не имею. Я никого не видела.
– Как складывались ее отношения с Норой?
– С Норой? Никак! Какие отношения? Они из параллельных миров, Нора вряд ли ее замечала и никуда не лезла. Нора была рассеянна, жила в своем мире, много читала – всякую чушь, в основном – любила яркие тряпки. Она была… примитивной, я бы сказала. Типичная самка. Тем более я допускаю, что у нее были мужчины… – Монах отметил, что в голосе Ларисы прозвучали презрительные нотки. – Неплохо пела. Отец всегда просил ее спеть, когда были гости, да и вообще… – Она помолчала. Сказала, всматриваясь в Монаха: – Вы думаете, ее смерть не случайна?
– Я не знаю, Лариса. Убиты ваша тетка и Алиса, погибла Нора.
– Но кому была нужна ее смерть?
– А смерть вашей тетки? А смерть Алисы?
– Я допускаю, что смерть тети Нины связана с ее работой…
– То есть три смерти в семье простое совпадение, по-вашему?
Она не ответила, продолжая машинально помешивать кофе.
– Лариса, подумайте, вспомните какие-то свои ощущения, опасения, что-то непонятное, что вызвало недоумение… все, что выпадало из рутины. Три смерти… что-то должно было происходить, какое-то движение, сотрясение воздуха, сквознячок как предвестие… Понимаете? Возможно, вам звонили отец, Лика… Любое сказанное слово… вспомните!
– Кажется, понимаю. – Она задумалась. – Я вижу их крайне редко. Леня пытался тянуть из меня деньги, но я отказала. Он типичный паразит. Последние полгода мы не общались. Лику я видела раз после смерти Норы, предложила ей пожить у меня. Она отказалась, сказала, что не бросит отца. Я допускаю, что не проявила достаточной настойчивости. После смерти Норы я была у них, навестила отца. Мы много разговаривали, вспоминали маму. О Норе мы не говорили. Он тяжело перенес ее гибель.
