Диана Бош - Все совпаденья не случайны
Поколебавшись немного, она все-таки сняла трубку. К счастью, это оказался Антон Каранзин с просьбой встретиться немедленно. Значит, у него произошло что-то серьезное, раз сам разыскал и решился позвонить… Наскоро поправив макияж, она накинула пальто и, выбежав из дома, направилась к кафе «Сокол», где была назначена встреча.
В желтом свете фонарей Эльза долго стояла, озираясь по сторонам. Холод заползал под тонкое пальто, она зябко ежилась, переминаясь с ноги на ногу, а Антон все не шел, только запоздалые прохожие торопились домой. Она уже устала ждать и собралась уходить, когда улица вдруг резко опустела. Только сгорбленная фигура какого-то измученного жизнью гражданина виднелась поодаль, но ему явно было не до одинокой женщины, ждущей кого-то под фонарем.
В этот момент сзади послышалось тщетно сдерживаемое тяжелое дыхание, такое, будто человек только что бежал. Эльза обрадованно обернулась, решив, что явился наконец Каранзин, и обмерла от ужаса.
Это был он. Человек из супермаркета. Тот самый, который когда-то сказал, что у него больна жена, и попросил Эльзу купить нужные продукты и отнести их к машине. Хотя «попросил», пожалуй, не совсем верно, точнее было бы сказать – приказал.
Мужчина впился взглядом в ее зрачки, потом быстрым движением провел рукой перед лицом и произнес только одно слово:
– Спать.
Нет, Эльза не заснула тут же как убитая, она все видела и понимала, но полностью потеряла способность возражать. Горло свело будто спазмом, не давая закричать, ей показалось, что она задыхается, и в глазах потемнело.
Потом резко пахнуло хлороформом, и она отключилась.
Дозвониться Эльзе никак не удавалось. Антон нервничал и мучил своих знакомых просьбами помочь ему узнать номера телефонов ее соседей. Художник давно уже ничего так страстно не хотел, и, вероятно, его нервозность сыграла с ним дурную шутку. Резкий переход от всегдашнего вялого, полусонного состояния к кипучей энергичности воспринимался людьми как начало у него белой горячки, и потому помогать Каранзину никто не спешил. Наконец бывшая любовница его школьного друга – к счастью, по-прежнему работающая в милиции, – сжалилась и разыскала адрес Эльзы и нужные телефоны. Антон принялся методично обзванивать всех, но никто из соседей ничего вразумительного не сказал.
И все-таки в конце концов информатор нашелся – судя по голосу, человек пожилой и интеллигентный.
– Я по поводу соседки вашей, Эльзы, – вдохновенно врал Антон. – Прилетел сегодня из Австралии, привез для нее маленький презент от друзей. И еще мне сказали, что у нее можно будет остановиться переночевать, но уж вечер на носу, а я все дозвониться не могу. Не сходите ли к ней, не узнаете, может, телефон у нее испорчен? Чтоб мне попусту-то не ехать…
– Вынужден вас разочаровать, молодой человек, – с готовностью откликнулся старичок, – лучше не теряйте времени и ищите себе другой ночлег: на гостинице сэкономить не получится.
– Почему? – слегка опешил от натиска Антон.
– У меня, видите ли, бессонница, и я вчера наблюдал, как Эльза за полночь куда-то уходила. Ночью, знаете ли, слышимость гораздо лучше, чем днем, так вот я с полной уверенностью могу сказать, что она не возвращалась. Да и днем я несколько раз к ней по-соседски – за солью да за спичками – заходил, но так и не застал.
– Спасибо за совет, – пробормотал Антон, понимая, что самые его дурные предчувствия подтверждаются.
Перед глазами замелькали лица, сценки – черный господин, Эльза, свет фонарей, улица, автомобиль, – вызывая головокружение и тошноту. Антон до боли сжал виски руками и застонал. Круговерть образов остановилась, но со дна души поднялась темная муть раскаяния и начала подступать к горлу. Дрожащими руками он натянул свое пальтецо и, сгорбившись, побрел домой.
– Я ничтожество, – бормотал Каранзин, тяжело переставляя ноги, – я – жалкий неудачник. Мне предрекали великое будущее, а я малюю рекламные вывески и дешевые картинки. Я любил женщину – и не смог признаться ей в любви. Я не смог ее забыть, но даже не пытался найти. Я пошел на подлог, пытаясь подсунуть своей душе копию вместо подлинника, и эта копия растоптала мне душу. Я жалкий подражатель, не способный создать ничего своего. Да, да, да, и даже не спорьте со мной!
Единственный слушатель его эмоционального монолога – серая дворовая кошка, недавно окотившаяся в подвале, спорить с ним и не собиралась. Она юркнула за мусорный бак и с опаской наблюдала оттуда за неуравновешенным прохожим.
– Кто я? – вопросил Антон у неба. И, махнув безнадежно рукой, сам себе ответил: – Иуда. За тридцать сребреников душу продал. Да, я не хотел, не знал, но разве это делает мою вину меньше? Она была для меня светом, мечтой, недосягаемой звездой, и вот теперь я должен жить с мыслью, что предал ее, вмешался в ее судьбу. А может быть, даже перечеркнул ее жизнь. Что, если ее убили? – От пришедшей в голову мысли Антон замер. – Да, да, конечно же! Именно потому ее телефон не отвечал!
Ему стало трудно дышать, и он рванул ворот рубахи так, что посыпались пуговицы. Затем полез в карман, вытащил пачку денег и бросил в зияющую черноту открытого канализационного люка.
– Иуда повесился на осине, когда понял, кого предал… – прошептал Антон.
Дома Каранзин набрал номер домашнего телефона Эльзы, и вдруг трубку сняли.
– Позовите, пожалуйста, Эльзу, – заплетающимся языком попросил художник, замирая от надежды и страха.
– Кто вы? – закричал мужчина на другом конце провода. Ему тоже было страшно, очень страшно, Антон понял это по голосу. – Ради бога, только не кладите трубку! Скажите, вам что-нибудь известно о ней?
Не дослушав, Каранзин нажал на рычаг. Потом достал с антресолей пыльную веревку и дрожащими руками натер ее мылом – как нужно делать, он читал когда-то в исторических романах. Потом залез на унитаз и завязал узел на ржавой облупленной трубе, наверху которой торчал допотопный сливной бачок. Затем сделал петлю и, просунув в нее голову, шагнул вниз.
– Прости меня, Лиззи…
Глава 5
Долгий, утомительный день приближался к концу.
Последнее время Лямзина мучила бессонница, он вдруг просыпался среди ночи и так и лежал до самого рассвета, ворочаясь и вздыхая. Иногда, оставив попытки заснуть, Эдуард поднимался, делал сладкий кофе и садился к телевизору: так время пролетало незаметней и ночная бодрость не казалось слишком мучительной. Все было бы хорошо, если бы не одно «но»: как только нужно было собираться на работу, Лямзина одолевала сонливость, и рот не закрывался от зевоты.
Весь день потом слипались глаза, все раздражало, хотелось поскорее прийти домой и завалиться спать. За рабочим столом Лямзин с тоской вспоминал коричневый плюшевый диван, клетчатый плед и пушистую диванную подушку, в которую так приятно было бы сейчас зарыться лицом и уснуть под негромкий рокот телевизора.
Увы, дома сон снимало как рукой. Наскоро приготовив ужин и усевшись с бутылочкой пива смотреть матч, Эдуард забывал о своих дневных намерениях выспаться, засиживался допоздна, а на следующий день все начиналось сначала.
В конце концов хроническая бессонница привела к тому, что он стал отключаться в любом месте и в самое неподходящее время. Причем, что характерно, тогда ему удавалось заснуть мгновенно.
Усадив Таисию с собакой на заднее сиденье машины, Лямзин удобно устроился рядом с водителем и сонно пробормотал:
– Ну, давай, поехали. Сначала Тихову домой завезем, а потом – к бывшему мужу Каранзиной. Надо будет потрусить его как следует, не может быть, чтоб он совсем ничего не знал. Собачка-то обивку не попортит?
– Она смирная, – заверила Таисия.
Но Эдуард не услышал ответа. Ему уже грезились горы, небо и цветущие кусты шиповника…
На солнечной лужайке паслось стадо – черно-белые коровы и лениво жующий жвачку бык. Лямзин снова, как прошлым летом, когда отдыхал у брата в Сочи, продирался сквозь заросли шиповника, стараясь поймать удачный кадр. Толстые буренки мычали и настырно поворачивались задом, мешая создать современную пастораль, он изодрал себе ноги в кровь, но пару десятков кадров снял. И пусть из них потом выйдет два или три – это того стоит.
Отсмотрев снимки, Лямзин зачехлил фотоаппарат и направился к оставленному на дороге автомобилю. И тут его ждал сюрприз. Пока он фотографировал одних коров, другие, вероятно, оскорбившись, отбились от стада и окружили лямзинскую машину. Попытки прогнать противных животных ни к чему не привели, и Эдуард всерьез начал опасаться за сохранность полировки.
Как оказалось, царапин он боялся зря, потому что бывают и более крупные неприятности. Привлеченная возмущенным мычанием сородичей подтянулась остальная часть стада, и вскоре вокруг машины колыхалась плотная коровья биомасса. Лямзин бегал, кричал, махал руками, оттягивал буренок за рога, но ничего не помогало. Наконец удалось чуть-чуть приоткрыть дверцу и втиснуться на водительское сиденье. Возможно, отчаянное мигание фарами и нетерпеливые гудки все-таки помогли, но коровы немного раздвинулись, и образовался узкий коридор.
