Инна Бачинская - Пепел сердца
Федор смотрел на ее уродливое одутловатое заплаканное лицо, подпухшие глаза, искусанные губы; голова ее была не покрыта, жирные полуседые пряди торчали в стороны. Медуза-Горгона, подумал он. Она была отвратительна, но горе ее было неподдельным. Он понял, что жизнь ее, скорее всего, сломана, и дальше ее не ждет ничего хорошего. Обозлится, сопьется, возненавидит весь мир…
Сцена была тягостной; ему бы уйти, но он не мог оставить ее.
– Садитесь в машину, я отвезу вас домой, – приказал. Открыл дверцу, втолкнул ее внутрь. Она покорно влезла в машину, пробормотала что-то и затихла.
– Где вы живете?
Она назвала адрес. Голос ее был безжизненным, она напоминала проколотый шарик, из которого выпустили воздух, и он стал мягким и сморщенным. Она молчала; сидела, отвернувшись к окну. Федор тоже молчал. Иногда косил взглядом в ее сторону и видел неясное отражение ее лица в темном стекле; неухоженные костлявые руки лежали на коленях. Глаза женщины были закрыты, ему показалось, что она уснула. В воздухе витал явный запах алкоголя.
Он привез ее к дому – это была элитка для имущих, одна из лучших в городе. Женщина не шевелилась, и Федор тронул ее за плечо.
Он помог ей выбраться из машины и, поколебавшись, повел в дом. Она покорно шла, все так же молча и глядя себе под ноги. Он позвонил в дверь ее квартиры; дверь распахнулась, словно их ожидали. Навстречу им выскочила девочка лет десяти и закричала:
– Мамочка!
Она бросилась к женщине, схватила за руку, потащила внутрь. Федор шагнул следом. Дверь с мягким щелчком захлопнулась за ними.
Он помог ей раздеться; присмотрелся – казалось, она спала на ходу. Возбуждение сменилось вялостью. Он почувствовал смутное беспокойство. Девочка хлопотала, стаскивая с матери сапоги. Они уложили ее на диван в гостиной; девочка укрыла ее пледом. За стеклом серванта Федор увидел фотографию мужчины в серебряной рамочке; наискось была завязана траурная черная лента.
– Как тебя зовут? – спросил Федор, рассматривая ребенка.
– Соня.
Она стеснялась и не знала, как держать себя с ним. Он рассмотрел узкие острые плечики, сутулую спину. Она носила очки с толстыми линзами в некрасивой круглой оправе; ее глаза за стеклами напоминали глаза стрекозы; она избегала смотреть на него.
– Сколько тебе лет, Соня?
– Девять.
– А я Федор Алексеев, и я уже очень старый.
– Вы не старый, – она несмело улыбнулась. – Вы знакомый папы?
– Нет, я не знал твоего папу. Я знакомый твоей мамы. Вы живете вдвоем с мамой?
– Приезжал Денис… на похороны… – Она шмыгнула носом, глаза налились слезами.
– Кто такой Денис? – поспешно спросил Федор.
– Это мой старший брат, – сказала она с гордостью. – Он учится в колледже в Лондоне. Я тоже хотела поехать учиться… – Она запнулась.
– Раз хотела, значит, поедешь, – бодро сказал Федор. – Главное, очень сильно хотеть. Может, позвать соседей, пусть посидят с тобой? Кто тут рядом живет?
Он заметил на лестничной площадке еще одну дверь.
– Дядя Саша и тетя Валя, только они уехали… давно уже.
– А сверху?
– Сверху новые, я их не знаю.
– Ты не будешь бояться, если я уйду?
– Нет, – ответила она неуверенно. – Может, вы хотите чаю? У нас есть печенье. – Она смотрела на него, готовая снова заплакать.
– Чаю? – Федор раздумывал, ему не хотелось оставлять испуганную девочку вдвоем с нетрезвой матерью. Он чувствовал, как ей страшно.
Женщина на диване вдруг захрипела и взмахнула руками. Федор оглянулся. Лина Тюрина билась в конвульсиях, издавая жуткие воющие звуки. Федор бросился к ней, схватил за плечи, попытался удержать. Ее голова запрокинулась, глаза закатились, открыв белки; из груди вырывался хрип. Испытав мгновенный укол ужаса, Федор достал из кармана мобильный телефон. Соня подошла совсем близко, прижалась боком к его плечу.
– Сонечка, сейчас приедет «Скорая», – сказал Федор мгновенно осипшим голосом, чувствуя на спине холодную испарину. – Все будет хорошо.
– Мама не умрет? – спросила Соня, глядя на него испуганными глазами.
– Мама не умрет, честное слово. Сейчас приедет врач…
…Спустя двадцать пять минут приехала «Скорая». Молоденький врач хмурился, щупал пульс, поднимал больной веко; интересовался, что она принимала кроме… Он выразительно дернул кончиком носа. Федор ответил, что не знает.
Еще через двадцать минут санитары потащили из квартиры носилки, протопали по коридору, и дверь за ними захлопнулась; Федор и девочка остались одни. Соня плакала, стоя посреди комнаты; растерянный Федор смотрел на нее, соображая, что же теперь делать. Часы показывали без пяти одиннадцать. Не придумав ничего лучше, он набрал Савелия. Тот откликнулся сразу. Закричал:
– Федя! Я звоню с самого утра, ты не отвечаешь! Что случилось?
– Ничего не случилось, успокойся, Савелий. Я сейчас приеду, не ложись.
– Ты… приедешь к нам? – Савелий, казалось, растерялся.
– Приеду к вам. Мы вместе приедем. Нужно поговорить. Зося уже спит?
– Не знаю, – удивился Савелий. – Я в кабинете. Кажется, смотрит телевизор. С кем ты приедешь? Что случилось? – повторил он, но на линии уже была тишина.
…Открыли им Савелий и Зося, оба с изумлением уставились на девочку.
– Принимайте гостей, – сказал Федор. – Это моя знакомая Соня. Сонечка, это дядя Савелий и тетя Зося, твоя тезка. А мы к вам навеки поселиться, ребята, и теперь у вас будет целых две Сонечки. Пустите? Шутка! Так получилось, что нам нужны хорошие друзья и… хороший ужин, правда, Сонечка? – Тон у него был нарочито бодрый, и это было так не похоже на Федора, что Савелий и Зося переглянулись.
– Конечно! – воскликнула опомнившаяся Зося, толкая локтем мужа.
– Раздевайся, Сонечка! Мы твои друзья… Савелий, чего стоишь! Помоги Сонечке раздеться! Пошли на кухню, приготовим ужин! – Зося протянула девочке руку.
Они ушли. Савелий с вытаращенными глазами кивком спросил: что это было?
– Нам нужен приют всего на пару дней, Савелий. Мать Сонечки попала в больницу, отец… умер. Девочка перепугана и травмирована. Уж вы постарайтесь, ребята.
– Конечно, Федя, конечно! – всплеснул руками Савелий. – Бедный ребенок! А кто эти люди? Твои знакомые? – Он сгорал от любопытства, в голове его промелькнула мысль, что этот ребенок… эта девочка каким-то боком к Федору… одним словом, его дочка?! Мысль эта так явственно отразилась на его лице, что Федор ухмыльнулся.
– В каком-то смысле знакомые, Савелий. Нелепейшая история, но я рад, что смогу помочь. – Он понизил голос до шепота. – Это дочка убитого человека, помнишь, капитан рассказывал?
Савелий ахнул.
– Которого убил муж твоей… знакомой?
– Да, и теперь ждет суда. Вечером я случайно познакомился с ее матерью, она пыталась открыть мне глаза на мою… знакомую, как ты сказал. Ценю твою деликатность, Савелий. Я привез ее домой, и с ней случился какой-то припадок. Я вызвал «Скорую», и теперь она в больнице. А Соня осталась одна.
– Федя, ты все правильно сделал! Какой ужас! Бедная девочка! А мать… что с ней? Это… э-э-э… серьезно? – растерянно бубнил Савелий.
– Понятия не имею. Врач тоже не знает, померили давление, вкололи кордиамин и увезли. Кроме того, она была пьяна.
– Пьяна? – Савелий был потрясен. – Как – пьяна?
– Элементарно, Савелий. Подозреваю, она запила после гибели мужа. Кроме того, «пепел Клааса стучит в ее сердце» – она сходит с ума от ненависти к любовнице мужа и хочет отомстить. Несколько раз набрасывалась на нее в общественных местах с кулаками. О дочке совсем забыла. Надо бы сходить в школу, узнать, как там и что. По дороге Сонечка рассказала, что не понимает математику. Девочка испугана и, по-моему, голодна, в доме из съестного нет ничего, кроме печенья.
– Я с ней лично позанимаюсь! – пообещал Савелий. – Накормим! Зосенька сходит в школу. Мы все сделаем, Федя, не беспокойся.
– Добро, Савелий. Я завтра с утра заскочу в больницу, узнаю, что с ее матерью… кстати, ее зовут Лина. Лина Тюрина. Возможно, ее отпустят домой.
…Зося возилась с девочкой, ворковала, утешала, кормила, задавала всякие отвлекающие вопросы. Соня, освоившись, отвечала тонким голоском; мужчины беседовали в кабинете. Савелию мучительно хотелось спросить Федора о той женщине, но он не решался – он был деликатным человеком, как мы уже знаем. Федор положил конец его мучениям.
– У меня с Нией… ее зовут Агния, если ты помнишь, ничего нет, Савелий. Мы просто друзья. Вернее, старые знакомые, как ты сказал. Она попала в скверную историю, ей сейчас плохо. Мы иногда видимся, ей нужно участие. Это все, Савелий.
– Ты ее… – Савелий запнулся и вспыхнул скулами.
– Я не знаю, Савелий. Когда-то да, любил, сейчас… не знаю. Жалею, скорее. Нелепая история, как я уже сказал.
– Ты простил ее?
– Простил? За что? Любовь – дело добровольное. Мы были детьми, Савелий. Что я мог ей дать? А тот поманил блеском…
Невольно в голосе его прозвучала такая жгучая обида, что даже наивный Савелий понял, что дело нечисто, не все так просто, и раны еще не затянулись. И что же это получается? Сколько же это несчастного народу… муж, убивший любовника жены и ожидающий наказания; вдова любовника, тянущаяся к горлу виновницы-разлучницы, вдобавок пьющая; осиротевшие дети… бедная девочка! Любовница жертвы, бывшая подруга Федора… Змеиный клубок, и Федор в центре.
