Инна Бачинская - Пепел сердца
Федор уклонился от поцелуев Насти – нагнулся потрепать за уши песика. Декстер… надо же! Ния сказала, что имя этому недоразумению выбрал муж.
Ния уже спешила ему навстречу; Федору показалось, она осунулась и побледнела, на лице ее проявилось выражение какой-то затравленности. Она попыталась улыбнуться, и у Федора защемило сердце.
– Сейчас будем ужинать! – радостно объявила Настя, выхватывая у Федора торбу с продуктами. – А что тут у нас вкусненького? Шампанское? Ура! Федичка, ты моя лапочка! – Настя все-таки чмокнула Федора в щеку, и он не успел увернуться. – Обожаю шампанчик! – Настя любила всякие уменьшительные производные и злоупотребляла суффиксом «чик». Генчик, шампанчик…
Она побежала в кухню, крикнув:
– Накрывайте на стол, ребятки!
– Как ты? – спросил Федор, рассматривая Нию. – Что Паша Рыдаев?
– Я хорошо. Скоро суд, через три недели, двадцатого. Паша надеется, мы выскочим с минимальным сроком. Володя по-прежнему не хочет меня видеть. А ты как?
Федор пожал плечами.
– Нормально. Зима какая, а? Давно такой не было. – Он хотел добавить, а помнишь, как мы на лыжах в Еловице, и Новый год под елкой, но удержался. Новый год в Еловице, Новый год на Магистерском озере… Он ловил себя на том, что тщательно выбирает слова, стараясь не задеть ее и не причинить боли. Фильтровал базар, короче.
Как ты, а ты как, нормально, погода, снегопад… похоже, говорить им было не о чем. Федору хотелось погладить ее по голове, но он чувствовал, что-то переменилось в ней, она не смотрела ему в глаза… Сердится, что долго не приходил? Не звонил? А сама пропала на целых две недели. Недоговоренность мутным облаком висела над их головами.
Декстер сидел на полу, переводя взгляд с Нии на Федора. Глаза его были похожи на бусины.
– Настя приказала накрыть на стол, – сказал он, выпутываясь из тягостного молчания. – Командуй!
Они накрывали на стол в четыре руки, иногда касаясь друг друга плечом. На кухне лилась вода, звякала посуда, хлопала дверца холодильника и громко пела Настя. Эта женщина могла существовать только в атмосфере громких звуков, перекрикивая и перекрывая их собственными децибелами.
Они молчали.
– Я рада, что ты пришел, – сказала Ния наконец, впервые поднимая на него глаза. – Мне плохо, Федя. Ты мне нужен. Я совсем запуталась…
– Нужен как… кто? – подумал Федор, верный своей привычке расставлять все по полочкам, и сказал: – Ты все делаешь правильно, Ния. Нужно просто потерпеть, как говорит мой друг Савелий, спец по дамским романам. Еще три недели – и наступит ясность.
– Спец по дамским романам? – бледно улыбнулась Ния. – Это как?
– Он главный редактор отдела женской литературы в нашем местном издательстве «Арт нуво», ему по должности положено читать все подряд.
– Ужас! – рассмеялась Ния.
– Ужас, – согласился Федор. – Начитавшись, он пересказывает нам сюжеты, доказывая, что плохо всем, что всякие неприятности случаются на каждом шагу и не нужно вешать нос.
– И что жизнь продолжается?
– Именно.
– Эй, люди, помогайте! – закричала Настя, появляясь на пороге. – У меня все готово!
…Они хорошо сидели. Настя болтала за троих, и Федор подумал, что она незаменимый человек в компании, «зажигалка» и с ней не соскучишься. В конце концов она даже перестала его раздражать.
– За нас! – с хохотом выкрикивала Настя. – До дна! За любовь! За дружбу!
Посередине застолья раздался звонок в дверь.
– Это Генчик! – Настя вскочила и побежала в прихожую.
Федор взглянул на Нию, на лице ее явно проступила досада.
Оба прислушивались к шуму возни из прихожей, визгу Насти, басу мужчины и лаю Декстера. Они появились на пороге: высокий красивый парень и виснувшая на его руке сияющая Настя. Федор натолкнулся на острый настороженный взгляд гостя.
– Это мой Генчик! – воскликнула Настя. – Это наш друг детства Федор. Знакомьтесь, мальчики!
– Гуляем? Почему не позвали? Друзья, блин! Ох, и погодка! Волков морозить! Геннадий, будем знакомы. Я тебя где-то видел, – обратился он к Федору, протягивая ему руку. – Вы с Аликом Стадионом дружбаны, ага?
– Какой еще Алик Стадион! – закричала Настя. – Ты чего? Федя у нас профессор философии!
– Профессор философии? – Геннадий, казалось, слегка растерялся. – Это что, прикол такой?
– Нет, настоящий профессор! Мы учились вместе!
– Чего-то я, чувачки, не усекаю. Настоящий профессор? Без балды? И ты с ним училась?
– Мы все вместе учились на юридическом. А потом Агничка вышла замуж и бросила, а Федор ударился в философию. И теперь профессор.
– Ага, вот теперь нормалек, – сказал парень. – Будь здоров, профессор! За что пьем? Давайте за знакомство!
Федор пить отказался – за рулем да и принял уже слегка. Бросишь тачку здесь и вызовешь такси, сказал Геннадий. Делов! Машина нужна утром, объяснил Федор. Это была ложь, все так и поняли, что ложь. Геннадий иронически скривился. Он обнимал за плечи Настю, с аппетитом ел, рассказывал похабные анекдоты; Настя радостно хихикала. Федор молчал, иногда взглядывая на Нию. Та смотрела в тарелку.
На мизинце левой руки Геннадия Федор заметил татуировку в виде кольца: прямоугольник с двумя черными треугольниками от центра в стороны. Насколько он помнил со времен работы в детской комнате милиции, такие наколки делали себе пацаны, косящие под блатоту, и значило это что-то вроде: западло подать руку ментам.
Наконец Федор поднялся и сказал, что ему пора. Геннадий насмешливо развел руками: пора так пора, ничего, мол, не попишешь!
Ния вышла проводить его, зябко куталась в дубленку. Они стояли на крыльце. За пару часов в природе похолодало и прояснилось, высоко в черном небе посверкивали колючие звезды.
– Что он за человек? – спросил Федор.
Он не назвал имени, но Ния поняла. Пожала плечами:
– Обыкновенный жлоб с амбициями.
– Чем он занимается?
– Что-то продает. Был в отъезде год или два, теперь вернулся.
– Ты давно его знаешь?
– Несколько дней. Нас познакомила Настя, они встречались, потом разбежались, теперь снова встретились. Собирается за него замуж. Бог с ним, Федя, он мелочь пузатая и шестерка.
Федор не согласился, что Геннадий шестерка, но оставил свое мнение при себе. Не туз, конечно, но и не шестерка. В парне чувствовались злоба и подлость. Он был опасен. Федор способен найти общий язык со многими, в самом неприятном персонаже, как правило, есть некое зерно добра, нужно только зацепить его добрым словом или жестом. В новом знакомом Нии добра он не почувствовал.
– Я бы на твоем месте держался от него подальше, – сказал он, чувствуя себя старым брюзгой, поучающим молодую неопытную барышню. Он хотел добавить: «От них обоих», но прикусил язык, не желая обидеть Нию.
– Ерунда, – отмахнулась Ния. – Не мои проблемы, пусть у Насти болит голова. Если честно, они друг друга стоят. Она говорит, он был известный хулиган, помнит его по уличным дракам, еще девчонкой, всегда восхищалась. А теперь вне себя от счастья, что ходит в невестах.
– Как его фамилия?
– Понятия не имею. Настя говорила, кличка не то Зуб, не то Клык.
Она вдруг уткнулась лицом ему в грудь…
…Они стояли, обнявшись. И Федор понял с безнадежностью, что ничего не прошло, что они по-прежнему вместе, что он сделает для нее все. Он обнимал свою юную подружку, растерянную и наделавшую глупостей, чувствуя себя умудренным жизнью, опытным старшим товарищем. Не было долгих пятнадцати лет, не было ее предательства, не было его обиды. Не было ничего. Были лишь они, стоявшие на крыльце под звездами, одни против жестокости, бессмысленности и нелепости мира…
Когда он усаживался в машину, его окликнули. Он оглянулся. К нему, путаясь в полах длинной шубы, спешила женщина. Федор узнал ее – это была Лина Тюрина.
– Подождите! – Она схватила Федора за рукав. – Мне нужно поговорить с вами! Стойте!
Глава 16
Бурная ночь
Федор шагнул ей навстречу, и она заговорила, глотая слова, быстро и невнятно. Он понял, что женщина пьяна.
– Я видела вас с ней! С этой потаскушкой, дрянью…
– Послушайте, – сказал Федор, – я очень спешу.
– Это вы послушайте! – закричала женщина. – Не знаю, кем вы ей приходитесь… Она разбила мне жизнь! Из-за нее погиб Славочка, дети остались без отца! Володя не виноват, все она! Она задурила мозги Славе, я видела, как она строила ему глазки! Она вешалась на него! Володя простой мужик, без подходов, его жалко, я на него зла не держу. Привыкла по мужикам скакать, детей не родила. Сучка! Мой Славочка был такой человек… Наш мальчик учится в Лондоне, приехал на каникулы, а папки нет! И Сонечка, девочка, любимица Славика… Такой позор! Весь город пальцем тычет! Ненавижу! Ненавижу! – Она всхлипнула и закашлялась, хватая воздух оскаленным ртом.
Федор смотрел на ее уродливое одутловатое заплаканное лицо, подпухшие глаза, искусанные губы; голова ее была не покрыта, жирные полуседые пряди торчали в стороны. Медуза-Горгона, подумал он. Она была отвратительна, но горе ее было неподдельным. Он понял, что жизнь ее, скорее всего, сломана, и дальше ее не ждет ничего хорошего. Обозлится, сопьется, возненавидит весь мир…
