Юсси Адлер-Ольсен - Женщина в клетке
— Сколько ему было лет?
— Вроде как моего возраста.
Будто это могло что-то прояснить!
— И сколько же вам лет?
Хелле бросила на него почти негодующий взгляд.
— Только что исполнилось тридцать пять, — ответила она и потупилась.
— А на какой машине он приехал?
— Ни на какой, насколько я видела. Перед домом машин никаких не было.
— Не пришел же он к вам пешком?
— Нет. Я тоже так подумала.
— Но вы не посмотрели, куда он отправился?
— Нет. Ну надо же было накормить Уффе. Он у меня всегда что-нибудь ел, пока я смотрела по телевизору новости.
По дороге в машине они разговаривали о письме. Ассаду о нем больше ничего не было известно: на этой стадии полицейское расследование остановилось.
— Но чем, черт возьми, объясняется такое безразличие к сообщению, передать которое было для кого-то так важно? В чем был его смысл? Еще понятно, если бы это было письмо от подружки, пахнущее духами в конвертике с цветочками. Но тут, когда перед тобой анонимный конверт и никакой подписи?
— Мне кажется, что эта Хелле мало чего знает, — продолжал Ассад, когда они свернули на дорогу, ведущую в Бьелькеруп, где находился местный отдел здравоохранения Стевнса.
Подъезжая к нужным зданиям, Карл подумал, что для этого посещения неплохо было бы иметь в кармане постановление суда.
— Подожди меня в машине, — сказал он Ассаду, на чьем лице отразилось разочарование.
Спрашивая у встречных дорогу, Карл скоро нашел кабинет заведующего.
— Да, — ответила хозяйка кабинета, после того как он предъявил полицейский жетон. — Он состоял у нас на домашнем обслуживании. Но в данный момент у нас некоторые трудности с архивом, где хранятся старые дела. Вы же знаете — коммунальная реформа.
Итак, она не в курсе дела. Значит, нужно найти кого-то другого. Кто-то же должен знать про Уффе Люнггора и его сестру. Каждая крупица информации была сейчас на вес золота. Вдруг они много раз навещали его на дому и заметили что-нибудь такое, что помогло бы продвинуться в расследовании?
— Мог бы я поговорить с лицом, на которое в свое время была возложена обязанность посещать больного?
— К сожалению, она ушла на пенсию.
— Можно узнать ее имя?
— К сожалению, нет. Только мы, служащие ратуши, можем давать информацию по старым делам.
— Неужели никому из служащих ничего не известно об Уффе Люнггоре?
— Разумеется, есть те, кто знает. Но мы не имеем права выдавать информацию.
— Мне прекрасно известно, что вы обязаны хранить тайну, и я знаю, что Уффе Люнггор не признан недееспособным. Но я не для того пустился в такую дальнюю дорогу, чтобы уехать отсюда ни с чем. Вы позволите мне посмотреть его медицинскую карточку?
— Вы прекрасно знаете, что это невозможно. Если хотите, можете побеседовать с нашим юристом. Кроме того, папки с делами в данный момент недоступны. Уффе Люнггор в настоящее время не проживает в нашей коммуне.
— Так значит, его личное дело передано во Фредрикссунд?
— Об этом я не имею права давать информацию.
Ну и начальница! Прямо не подступись!
Выйдя из кабинета, Карл постоял немного в коридоре и огляделся по сторонам.
— Извините, пожалуйста! — обратился он к идущей в его сторону женщине, которая показалась ему достаточно усталой для того, чтобы слишком артачиться. Снова достав полицейский жетон, он представился и спросил: — Не могли бы вы помочь? Мне нужно имя социального работника, который посещал на дому пациентов в Маглебю.
— Спросите там, — ответила женщина, указывая на кабинет, из которого он только что вышел.
Значит, потребуется решение суда. Придется звонить по телефону, ждать ответа, потом снова звонить. Даже думать об этом не хочется.
— Я припомню вам этот ответ, когда потребуется моя помощь, — сказал он и раскланялся.
Последнее место, куда он собирался заехать по пути, была клиника спинномозговых повреждений в Хорнбэке.
— Ассад, я собираюсь ехать дальше на машине. Ты можешь вернуться домой поездом? Я высажу тебя в Кёге, а оттуда ты без пересадок доедешь до Центрального вокзала.
Ассад кивнул, но взгляд его был безрадостным. Карл подумал, что не знает, где он живет. Надо будет как-нибудь спросить.
Посмотрев на своего оригинального напарника, Карл сказал:
— Завтра, Ассад, мы возьмемся за другое дело, это — изначально дохлый номер.
Но даже такая перспектива не вызвала блеска в глазах Ассада.
В клинике оказалось, что Харди перевели в другую палату. Вид у него был неважный: кожа истончилась, а в глубине голубых глаз затаился мрак.
Карл дотронулся до плеча Харди:
— Я подумал о том, что ты сказал в прошлый раз. Но это невозможно. Мне очень жаль, но я просто не могу, понимаешь?
Харди ничего не ответил. Разумеется, он понял все слова, но в то же время не понимал Карла.
— Слушай, может быть, ты согласишься помогать мне с моими делами? Я введу тебя в курс, и ты над ними подумаешь. Мне очень нужна дополнительная энергия, понимаешь, Харди? Меня все это как-то совершенно перестало волновать, но вместе с тобой мы хотя бы найдем над чем посмеяться.
— Ты собираешься меня посмешить? — спросил Харди и отвернулся к стенке.
Одним словом — поганый выдался день.
16
2002 год
В темноте пропадало чувство времени, а вместе с чувством времени — привычные физические ритмы. День и ночь сливались воедино, как сиамские близнецы. На протяжении дня у Мереты осталась только одна точка отсчета — а именно щелчок за стеной герметической двери с округлыми краями.
В первый раз, когда послышался искаженный динамиками голос, это стало для нее таким шоком, что, даже ложась спать, она все еще продолжала дрожать.
Но она понимала, что если бы не этот голос, она умерла бы от голода и жажды. Вопрос был лишь в том, не лучше ли было бы умереть.
Она уже заметила, что чувство жажды и сухости во рту начало проходить. Заметила, что усталость подавляла ощущение голода. Страх сменился тоской, а тоска ясным осознанием приближающейся смерти. Поэтому она спокойно лежала, дожидаясь, когда тело прекратит борьбу, и тут вдруг загремел голос, который показал ей, что она не одна и должна покориться чужой воле.
— Мерета, — без предупреждения произнес женский голос. — Сейчас мы передадим тебе пластиковый контейнер. Скоро ты услышишь щелчок, в углу напротив откроется шлюз. Мы видели, что ты его уже обнаружила.
Наверное, Мерета ожидала, что сейчас зажжется свет, потому что крепко зажмурилась, пытаясь справиться с волной внезапного испуга, который поразил ее, как удар молнии, докатившись до каждого нервного окончания. Но свет не зажегся.
— Ты слышишь меня? — гаркнул голос.
Она кивнула и тяжело перевела дыхание. Только сейчас она заметила, как продрогла.
— Отвечай!
— Да, я слышу. Кто вы? — спросила она, вглядываясь в темноту.
— Как только услышишь щелчок, подойди к шлюзу. Не пытайся в него пролезть, из этого ничего не получится. Когда заберешь первый контейнер, за ним придет второй. Один с бачком, чтобы справлять в него нужду, второй с водой и пищей. Каждый день мы будем открывать шлюз и заменять старые бачки на новые. Ты поняла?
— Что все это значит? — спросила она и прислушалась к гулкому эху своего голоса. — Меня похитили? Вы хотите получить деньги?
— Вот первый контейнер.
В углу загремело, и послышалось негромкое шипение. Мерета поплелась на звук и обнаружила, что в самом низу утопленной в стене овальной двери открылась щель, в которую пролез бачок величиной с корзину для бумаг. Когда она приняла его и поставила на пол, шлюз закрылся, а через десять секунд вновь открылся, на этот раз с чуть более высоким бачком, который, вероятно, был биотуалетом.
Сердце бешено заколотилось. Если бачки были поданы так быстро один за другим, значит, с той стороны двери кто-то стоял у шлюза. Там стоял человек, совсем близко!
— Не будете ли вы так добры сказать мне, где я нахожусь? — Мерета подползла на коленях и села так, чтобы находиться в точности под тем местом, где, как ей казалось, должен быть громкоговоритель. — Сколько времени я тут сижу? — Затем, чуть повысив голос, спросила: — Что вам нужно от меня?
— В контейнере с едой лежит туалетная бумага. Новый рулон тебе будут давать раз в неделю. Для умывания пользуйся водой из канистры, которая находится в туалетном контейнере. Не забудь сразу вынуть оттуда канистру. В помещении нет стока для воды, так что мыться старайся над ведром.
Она стиснула зубы, так что даже мышцы шеи напряглись. Остатки негодования боролись со слезами, губы задрожали, из носа потекло.
— Что же мне, так и сидеть тут в темноте… все время? — сквозь слезы проговорила она. — Неужели вы не можете включить свет? Хотя бы на минутку. Пожалуйста!
