Фридрих Незнанский - Рекламная любовь
— Спасибо, миленький! Ты у меня тоже самый хороший!
Холодное шампанское обжигало горло, пузырьки били в нос. Маша морщила его и становилась похожа на маленькую девочку. Он любовался ею и не мог налюбоваться…
И вдруг все изменилось. Сережа не сразу понял, что в комнату вошла Александра, а за ней еще две девицы.
— Ага! Смотрите-ка, стол накрыла! А кто тебе разрешал брать самые дорогие тарелки? — с места в карьер взвизгнула Александра. — Раздевайтесь, девочки! — бросила она через плечо.
Девицы начали стаскивать шубы.
— Ты же сама… — задохнулась от возмущения Маша. — Ты сама разрешила взять посуду!
— Но не лучший же сервиз! Это, между прочим, мамин сервиз! Покойной мамы! А ты его схватила ручищами…
— Да подавись ты своим сервизом! — закричала Маша.
Началась безобразная базарная сцена. Сергей и неизвестные девицы молча взирали на двух орущих женщин, словно присутствовали на каком-то дешевом спектакле.
— Девочки, не нужно ссориться! Аля, ну зачем ты так? У Маши день рождения…
— А ты молчи, маменькин сынок! Вот возьми ее к себе, там и командуй!
— Я… Я… — растерялся Сергей.
— Что — я? Я, я… головка от х…!
Эта матерная фраза совершенно потрясла Сергея.
— Ты! Что! Себе! Позволяешь! — словно речевку, выкрикнула Маша. — Все! Идем отсюда, Сережа! Я здесь ни на минуту не останусь! Пусть подавятся!
Она кричала, а руки ее шустро запихивали в пакет шампанское и бутерброды с икрой.
Он и не заметил, как они оказались на улице, на своей скамейке.
— Мерзавка! Это она специально праздник мне испортила! — В голосе Маши звенели слезы.
— Ну что ты, Машенька, ну успокойся! — Он попытался прижать к себе ее голову.
— Не трогай! Прическу испортишь! — взвизгнула Маша.
Сережа испуганно отшатнулся. Но она тут же сама к нему прижалась.
— Извини, милый. Она просто завидует мне! Что ты у меня есть, такой хороший… Плевать на прическу! Кому она теперь нужна? Знаешь, давай-ка шампанского выпьем!
Она достала из пакета шампанское и пару пластиковых стаканов.
«Откуда у нее стаканы? Как будто знала, что мы уйдем…» — успел подумать Сергей.
— Давай за нас! Никто нам не помешает, — произнесла Маша и всхлипнула.
— Ну что ты, Машенька, ну не надо… Хочешь, пойдем в кафе? Давай?
Маша отрицательно замотала головой.
— Нет, миленький, не хочу. Куда я такая зареванная? Ты и так столько денег потратил. А мы хотели на лето копить, на отпуск. И вообще… я хочу не в кафе. Я в свой дом хочу. Понимаешь? Пусть маленький, пусть частичка дома, но моя. Вернее, наша.
— Будет, Машенька, все у нас будет!
— Когда, милый? Мне уже двадцать три. Многие ровесницы уже детей имеют. А у меня ни кола ни двора…
— Я обещаю тебе. Все у нас будет! Правда! И очень скоро, вот увидишь!
— Да? — Маша улыбнулась. — Ну давай за это и выпьем!
Они глотнули шампанского. Внезапно повалил густой мокрый снег. Целыми хлопьями.
— Ой, миленький! Я ведь без шапки… — Маша вскочила, подняла воротник пальто.
Сережа попытался стянуть куртку, чтобы сберечь ее прическу.
— Не надо, миленький! Простудишься. Да и я замерзла. Пойду я, ладно?
— А я? — растерялся Сережа.
— И ты иди. Иди домой. Что же поделаешь? Раз уж так дышло… Ну, я побежала, а то снег…
И Маша исчезла. Сергей поднялся со скамейки, тупо глядя на захлопнувшуюся дверь подъезда, не замечая мокрых хлопьев, падающих на голову, стекавших холодными струйками за воротник куртки. Через пару минут к Машиному подъезду буквально подбежал мужчина в кожаной куртке. Он прижимал к груди букет.
«Еще у кого-то день рождения», — машинально подумал Сергей и побрел к дому.
День рождения был все тот же, в той же квартире, за дверью которой раздавался веселый женский хохот. Мужчина позвонил, услышал перестук каблучков. Дверь отворили.
Он почти забыл, как она выглядит. Помнил, что красива, но как? И когда увидел, растерялся. Девушка, стоявшая перед ним, была не просто красива… Она была еще удивительно мила. Белозубая улыбка, ямочки на щеках, волнистые волосы подняты в прическу, которая открывала чистый лоб, бледно-зеленое платье, облегавшее ее тонкую фигурку, — все это создавало образ такой… милой уездной барышни и светской львицы одновременно.
— Вы Маша? — уточнил мужчина.
— А вы меня не узнали? — легко рассмеялась девушка. — Вот это да! То есть вы могли перепутать адрес, зайти в другую квартиру и поздравить другую женщину, так?
— Нет, конечно, — улыбнулся мужчина, — просто я не ожидал… Вы гораздо красивее, чем мне запомнились.
— Ну проходите, забывчивый мужчина!
— Меня зовут Арам.
— Я помню, я, в отличие от вас, все помню, — нараспев произнесла Маша, впуская его в квартиру.
— Это вам, — он протянул букет чайных роз.
— Спаси-и-и-бо! — пропела Маша. — Мои любимые цветы. Раздевайтесь, проходите, все уже за столом.
Арам прошел в комнату. Огромный трехстворчатый шкаф делил ее почти надвое. Обстановка очень скромная. За накрытым столом — три девицы, довольно невзрачные. Особенно на фоне именинницы. Подобным девушкам лучше не дружить с такими Машами. Правда, стол накрыт с размахом: бутерброды с икрой, семга, севрюга, мясные нарезки, салаты… Чего только не было! И напитки присутствовали. Две бутылки шампанского, вино, коньяк… Ага, коньячок-то, конечно, паленый. Откуда же непаленому взяться?
— Можно и мне свою лепту внести? Настоящий, армянский. Пять лет выдержки. — Арам водрузил на стол бутылку.
— О, спасибо! Знакомьтесь, девочки. Это Арам, реставратор из Москвы. Он будет реставрировать у нас храм Успения Богородицы. А это мои подруги:
Аля, Рита, Галя, — достаточно небрежной скороговоркой представила она подруг.
Лицо одной из них явно омрачилось.
— Арам, с вас тост! — потребовала Маша.
Мужчина наполнил бокалы.
— Что ж, с удовольствием. Поскольку мы собрались за этим столом по вполне определенному поводу, первый тост за Марию. За женщину, которая носит столь удивительное имя. Мария — это мать Христа. Мария — это лики мадонн с полотен гениальных живописцев.
— Магдалина — тоже Мария, — вставила одна из девиц, кажется, Александра.
Маша бросила на подругу злобный взгляд.
— Что ж, Христос ее принял. Она омывала ему ноги… Кающаяся грешница угоднее Господу, чем гордячка, почитающая себя невинной. Но речь не об этом. Я хочу поднять бокал за прекрасную женщину, которой так подходит ее имя. Я хочу пожелать вам, Мария, светлых солнечных дней, наполненных радостью; жарких ночей, напоенных любовью; верных друзей, счастья в каждом прожитом дне. Ибо…
— …Каждый кузнец своего счастья, — насмешливо добавила Александра.
— В общем, да! За вас, Мария! Какие у вас милые подруги, — не удержался Арам.
— Да уж, — процедила Маша. — Что ж, спасибо за теплые слова. Очень красивый тост.
Они выпили. На некоторое время воцарилась тишина. Звякали столовые приборы, передавались друг другу мисочки и тарелки с закусками. Но над столом витало напряжение, словно гроза ходила где-то рядом. И вот-вот должно было громыхнуть. Кроме того, Арам заметил наконец, что девушки изрядно пьяны.
Все, кроме Маши. Это хорошо. Может, быстрее по домам отправятся…
— Можно мне еще тост?
— Конечно, Арам! Вы у нас за тамаду, — поощрительно улыбнулась Маша.
— А у нас бокалы пустые! — вскричала Александра.
— Это мы мигом исправим!
Арам разлил коньяк, поднялся:
— Высоко в горах Кавказа стоял замок прекрасной царицы Тамары. Славилась царица не только красотой, но и богатством. И было у нее жемчужное ожерелье, краше которого не видели люди. Каждый вечер снимала царица свое ожерелье и оставляла на окне, чтобы проснуться от сверкания камней в лучах восходящего солнца. И вот однажды утром горный орел увидел ожерелье, подхватил его своими когтями и унес с собою. Но в его острых, как кинжал джигита, когтях разорвалась нить, связывающая драгоценные камни, и рассыпались жемчужины по горным склонам… — Арам сделал паузу. — Но четыре жемчужины упали сюда и сидят за этим-столом, радуя взор мужчины. Предлагаю тост за вас, милые дамы! Каждая из вас — настоящая жемчужина!
— О-о-о!! — вскричали дамы.
Арам чокнулся с каждой из девиц. Александра насмешливо кривила губы.
Выпили за прекрасных дам. После чего застолье оживилось. Посыпались вопросы:
— Арам, а вы где работаете?
— Я реставратор, девочки.
— Я ведь вам говорила, — вставила Маша.
— А что вы окончили?
— Архитектурный.
— В Москве?
— Конечно.
— И как там, в Москве?
— А что там? Суета сует… «Коль пришлось тебе в империи родиться, лучше жить в глухой провинции у моря», — нараспев произнес он.
— Это вы сами придумали?
— Это Бродский, — раздраженно заметила Маша.
