Наталия Левитина - Кейс. Доставка курьером
– Или специально культивирует в себе эти качества, так как именно они востребованы временем, окружением, обстановкой в нашем обществе и позволяют устроиться в жизни наиболее комфортно.
– Ну, Юля, не знаю. А почему же ты не культивируешь в себе алчность и жадность? Почему не хочешь присвоить чужой чемоданчик? Ты даже отказываешься писать тексты для «Гривенника» – это, по твоему мнению, будет непорядочно по отношению к Нонне Кратовой. Да? Потому что «Гривенник» перекупил магазины у твоей подруги.
– Перекупил! Забрали за бесценок в счет карточного долга ее мужа! Не знаю, как Нонна пережила это. Подлецы!
– Насколько я знаю, Нонна не только пережила потерю, но и затеяла новый успешный бизнес. Все, проехали, забыли! Но ты до сих пор ненавидишь «Гривенник». Наверное, даже сильнее, чем Нонна. Вот такая преданная подруга.
– Да, преданная, – согласилась я. – Люблю я Нонну… А вот насчет Воскресенского… Он отдал мне кейс вовсе не потому, что уверовал в мою надежность и порядочность. Мы с ним практически не были знакомы. Просто Глеб сразу же прыгнул в машину и уехал. У депутата не было выбора. Он истекал кровью и терял сознание. А рядом – только я. Не самый, кстати, лучший вариант! И код забыла, и фамилию не расслышала.
– М-да…
– Степан, ты мне поможешь? Надо разузнать, кому я должна принести в клюве кейс.
– А что мы имеем?
– Первое. Это мужчина. Так как его зовут Андрей.
– Гениальное наблюдение! – восхитился босс.
– Второе. Это кто-то из наших городских небожителей. Он заправляет балом, он велик и могущественен. Ну, короче, предводитель мафии. Я так думаю.
– Ну и задача.
– Ах да. Это человек невысоких нравственных принципов, безжалостный и бесчеловечный – должникам сразу включает счетчик. А потом, я думаю, закапывает их в землю, а сверху разбивает клумбу с клематисами и настурцией.
– Жуткий тип. Что ж, Юленька, думаю, мы в два счета найдем этого парня, – без особого энтузиазма пообещал босс.
Я вздохнула.
Осталось всего четыре дня!
Глава 9
Дожила: я – сальный окорок
А теперь – и того меньше.
Три. Три дня!
Я не могу думать ни о чем другом, только о кейсе. Он валяется на диване, отвратительно черный, мрачный, зловещий. Притягивает взгляд, гипнотизирует. Я еще ни разу не прикоснулась к нему с тех пор, как он попал в мой дом. Зато Нонна и Ева осмотрели и ощупали его со всех сторон и даже обнюхали.
А сегодня этим занимается Глеб.
– Ты не говорила, что Воскресенский успел передать тебе чемодан с деньгами!
– Здрасте, приехали! Сразу же в машине и сказала. Ты не помнишь?
– Нет, не помню.
– А в руках у меня его разве не видел?
– Ой, у тебя столько всякого барахла было в руках – коляска, ребенок, этот дурацкий палантин…
– Почему дурацкий?
– Ах, Юля, голимая синтетика! – всплеснул руками Глеб. – И ни с курткой, ни с брюками абсолютно не сочетается. Выкинь его немедленно.
Боже мой! А я ходила в нем в редакцию «Стильной леди». Катастрофа. Теперь понятно, почему главный редактор Марина Аркадьевна, корифей гламура, наградила меня изумленным и одновременно уничтожающим взглядом.
– Почему ты раньше не сказал? – обиделась я.
– Ты мой друг, а не клиентка.
– Не поняла. Ты берег мои чувства или не хотел давать бесплатный совет?
– Ну-у-у… – протянул Глеб, сложив губы хоботком. – Э-э-э…
Убила бы!
– Ладно, проехали. Тебе я тоже сделаю замечание – избавляйся от этих экспрессивно-дегенеративных жестов.
– Каких? – встрепенулся дизайнер.
– Ну, ты вот сейчас ручками так картинно всплеснул. Натуральный гей!
– Натуральный гей?! – вытаращил глаза Глеб. – Такое тоже бывает?
– О господи, в смысле – настоящий.
– А-а… Постой, я законспектирую. Я теперь все записываю. – Дизайнер вытащил блокнот.
Это была изящная записная книжечка с обложкой «под питона». РОЗОВОГО ЦВЕТА! По центру сияли инициалы, выложенные блестящими стразами: «ГЧ» (Глеб Чашвили), а сбоку свисала золотая цепочка с крошечной авторучкой.
М-да… Миленько.
У Магеллана, несомненно, тоже было нечто подобное. Любой настоящий мужик мечтает о таком блокноте!
Я прерывисто вздохнула. Мой неголубой друг нашел нужную страницу и тщательно вывел на ней бисерным почерком:
6. Не взмахивать руками.
Я заглянула в конспект, чтобы увидеть и остальные пункты. Там значилось:
1. Не мыть голову.
2. Долой маникюр.
3. Не бриться.
4. Пересмотреть гардероб.
5. Совратить Юлю.
Отлично!
Системный подход – великое дело. Думаю, при таком педантизме и усердии Глебу удастся к приезду родителей освоить замашки нормального парня. Пусть еще запишет: почаще пить пиво и смотреть футбол, валяясь на диване и почесывая пузо…
И тут я на мгновение увидела нас с Глебом со стороны. Между нами на ковре валялось еще теплое, окровавленное тело депутата Воскресенского! А мы… Чем мы заняты!
– Ты совсем не переживаешь из-за смерти Антона Аркадьевича?
– А что, он умер? – замер дизайнер и похлопал глазами – ну, точь-в-точь куколка Барби.
– Глеб, ты совсем кретин!
– Ах да! – хлопнул себя по лбу друг. – Совсем как-то из головы вылетело. Ты уверена, что он откинулся? Тебе не показалось?
– Да я с ума сойду, наверное, потому что никак не могу забыть это зрелище!
– Ну, неприятность, конечно. Однако я уже нашел нового клиента, не менее выгодного, чем Воскресенский, поэтому мой месячный бюджет не пострадает! – радостно заявил Глеб. – Да ладно, Юль, не переживай! Подумаешь, одним депутатом меньше.
– Как ты можешь такое говорить! – задохнулась я от ужаса. – Он же человек! Ты работал с ним, встречался, беседовал! Печенье у него лопал, аж за ушами трещало!
– Да… Действительно, печально, – на секунду загрустил Глеб. Но сразу ожил. – Ну да ладно! Мыто живы! Юлька, хватит горевать. Тебе вон как повезло – нежданно-негаданно получила наследство от депутата.
– Ты спятил? Какое наследство?
– Вот это! – Глеб любовно погладил кейс, обнял его и прижался щекой к черной поверхности. – Денежки! Много! Сколько тут? – деловито осведомился он.
– Полмиллиона евро. И их надо отдать, – безжалостно отчеканила я.
– Юля, ну дурой-то не прикидывайся! Кому отдать? Зачем?!
– Одному человеку. Воскресенский попросил.
– Ха! Воскресенский попросил. Но он же того… Окочурился! А значит, не сможет проверить, выполнила ты его просьбу или нет. И тому человеку он тоже вряд ли успел позвонить и сказать – высылаю к вам некую Юлию Андреевну Бронникову, деньги у нее.
– Когда не надо, ты очень ловко соображаешь! Да, конечно. Воскресенскому в тот момент было некогда телеграфировать кредитору, что кейс ему доставлю именно я.
– Так я к этому и клоню! Юля! Никто не знает, что кейс у тебя! Налетчики тебя не видели! Да они, возможно, вовсе этим кейсом и не интересовались. Ты можешь спокойно забрать эти деньги себе. Полмиллиона долларов! Представь! Мы сразу же с тобой едем в Париж, потом в Милан и делаем из тебя конфетку! Мы скупим подчистую Виа Монтенаполеоне и авеню Монтань! Мы разорим все бутики! Мы будем хватать все самое модное, шикарное, из последних коллекций! Да что там Париж и Милан – с такими деньжищами даже в московский ЦУМ можно заглянуть на минутку. Ну, там, сумочку прикупить.
– Ага. Не самую дорогую. Ладно, Глеб, расслабься. Деньги не мои. Я их отдам. Это не обсуждается.
– Да?
– Да.
– А, ну и черт с ними! – тут же простился Глеб с идеей, очаровавшей его минуту назад. – Ладно, проехали. Ты так решила, и, наверное, это правильно…
Расставшись с дизайнером, я вновь задумалась о том, почему ни одно из местных СМИ не упомянуло о перестрелке в загородном коттеджном поселке и судьбе Воскресенского. А вдруг депутат не погиб? Впихнув мне в руки кейс, он потерял сознание. А когда очнулся – все уже было в полном порядке. Бандиты добровольно покинули дом, решив не добивать жертву. И даже напоследок вызвали врача.
Как хорошо я все придумала!
Значит, сейчас Воскресенский залечивает рану в каком-нибудь секретном санатории. И не афиширует случившееся, чтобы не подмочить себе репутацию: не велика доблесть – быть расстрелянным из автомата бандитами. Вот если бы Воскресенский прыгнул в ледяную прорубь, спасая ребенка, – другое дело. Это сработало бы на его имидж, охарактеризовало бы как человека смелого, чадолюбивого и морозоустойчивого.
Но если Воскресенский жив – почему же он до сих пор не позвонил мне?! У меня же его деньги!
А я забыла код и не расслышала фамилию.
Но раз он молчит – значит, действительно погиб. Тогда почему его смерть так тщательно маскируется? Почему не реагируют местные газеты, радио, Интернет?
Мне пришла в голову идея позвонить в приемную депутата. Довольно быстро я нашла номер.
– По личным вопросам Антон Аркадьевич принимает избирателей каждый третий четверг месяца, – предельно вежливо сообщил мне в трубку приятный женский голос. – Но на этот месяц, к сожалению, я не смогу вас записать, уже перебор. Хотите на следующий?
