Джейн Хичкок - Обман зрения
— Значит, у них были причины не отдавать его под суд.
— Можно подумать, что у них был выбор! — закричала я.
Мой голос перекрыл шум толпы. Люди стали оглядываться на нас.
— Успокойся, — попытался урезонить меня Гарри. — Видишь ли, дорогая, с такими деньгами и положением, как у Гриффинов, можно выбирать что хочешь. Вся их жизнь — это сплошной выбор. Не забывай, что Холт Гриффин принадлежал к старой денежной аристократии. Они успели запустить щупальца довольно глубоко и живут по своим собственным законам. Умирают, кстати, тоже.
— Гарри, послушай же меня! Ты читал все эти статьи об убийстве?
— В свое время читал. Тогда только об этом и говорили.
— А сейчас?
— Это же не Библия, чтобы я держал их в тумбочке у кровати.
— Если ты их прочитаешь сейчас, тебе станет абсолютно ясно, что это муж убил ее. Не понимаю, почему они не смогли этого доказать.
— Потому что не хотели.
— Но это же чудовищно — знать, кто убил твою дочь, и не стремиться наказать убийцу!
— Ты только подумай о том, какой бы разразился скандал. Шума и так было много, но все по крайней мере скоро затихло. А представь, что бы поднялось, если бы убийцей оказался их собственный зять. Дух замирает при одной мысли. Арест, суд — дело растянулось бы на несколько лет. Разве Фрэнсис потерпела бы такого рода известность? А старый Холт Гриффин вообще не пережил бы позора. Он бы просто сошел с катушек и умер.
— Он и так умер.
— Да, но много позже. Послушай, Фейт, не все так легко относятся к жизненным перипетиям. Холт Гриффин был очень добропорядочный и осторожный джентльмен с безупречной репутацией. Он никогда бы не допустил ничего подобного.
Пока Гарри рассматривал каталог, я старательно обдумывала его слова.
— Расскажи мне о Холте Гриффине.
— Хорошо, но только забери меня отсюда. Я умираю от голода, и мне надоела толпа, — раздраженно ответил Гарри.
— Мы сейчас пойдем обедать.
— Давно пора, — фыркнул он.
Я привела Гарри в небольшое кафе неподалеку от музея. Погода была прекрасная, и мы расположились на улице, наблюдая за прохожими. Обслуживать нас не торопились, и мой друг начал возмущаться, но быстро угомонился, когда официант принес графин с вином. Мы заказали обед и стали ждать.
— Итак, Холт Гриффин, — напомнила я.
Гарри облокотился о стол, сложив руки как для молитвы, что, впрочем, не мешало ему периодически прикладываться к бокалу с вином.
— Утонченный аристократ — вот первое, что приходит на ум. Я видел его несколько раз, но встречались мы только единожды. Очень скромный и тихий человек. Высокий, элегантный, с приятными чертами лица. Всегда прекрасно одет — в английские костюмы, сшитые на заказ. Неброский, но безукоризненный стиль. Ну, ты знаешь этот тип мужчин. Но было в нем что-то женственное.
Гарри слегка замялся.
— Ну, дальше, — нетерпеливо сказала я.
— Я просто раздумываю над этим. Вряд ли он был совсем голубым, хотя ходили слухи, что Фрэнсис сумела избавить его от этого порока и тем самым привязала к себе… Так или иначе, самой заметной его чертой было умение держать дистанцию. Я почувствовал это при первой же встрече. Как я уже говорил, мы виделись только один раз и довольно мельком, но у меня сразу возникло ощущение какой-то отчужденности. Он был любезен, хорошо воспитан и держался очень приветливо, но в то же время — на редкость отстраненно. Не подпускал никого к себе. Понимаешь, о чем я говорю?
Я молча кивнула. Покончив с первым бокалом вина, Гарри снова потянулся к графину. Он предложил налить и мне, но я отказалась.
— Ты же знаешь, я никогда не пью днем. Меня потом клонит в сон.
Понимающе кивнув, Гарри продолжил свое повествование:
— Он был потрясающе закрытый человек. Ты считаешь Фрэнсис Гриффин затворницей? Да по сравнению с мужем она просто рок-звезда! Он был патологически замкнут. Один из тех, кто считает, что его имя может появиться в газетах лишь три раза: когда он родился, женился и умер.
— Но он же был на дипломатической службе. Значит, его имя постоянно мелькало в газетах.
— Наоборот. Дипломаты не стремятся к известности. Но даже если о нем упоминали, то только в связи с работой. А я имею в виду частную жизнь. В отличие от большинства Холт Гриффин ненавидел популярность.
— Так ты думаешь, он прикрыл убийцу дочери, чтобы избежать огласки? — с отвращением спросила я.
— Не могу сказать наверняка, но это не исключено.
— А я думаю так: они замяли дело не только из боязни огласки. Там было что-то еще.
— Что, например?
— Не знаю что. Но зато я точно знаю, что миссис Гриффин чувствует себя виноватой и пытается отождествить меня с Кассандрой, чтобы в чем-то признаться и попросить прощения.
— И что заставляет тебя так думать?
— Это просто подсознательная догадка.
— А что плохого в том, что она хочет видеть в тебе Кассандру?
— Это как-то странно, тебе не кажется?
— Да нет. Она старая одинокая женщина, пережившая ужасную трагедию, а ты ровесница ее дочери. Вполне естественно, что ее к тебе тянет.
— Но в этом есть что-то жуткое.
— Жуткое? Ничего себе словечко!
— У нее рак. Она умирает.
Гарри нахмурил брови и чуть сгорбился.
— Нет, — запротестовал он, — этого просто не может быть.
— Почему же? Она сама мне сказала. Господи, как же мне хочется разгадать это убийство!
— Зачем тебе это?
— Ну, не знаю. Нас с Кассандрой что-то неуловимо связывает… Не могу тебе этого объяснить. И потом, мне просто любопытно. Здесь так много непонятного. Но ведь кто-то должен знать правду.
Разволновавшись, я нарушила свое правило и налила себе вина. Выпив бокал залпом, я наполнила его снова. Гарри с усмешкой наблюдал за мной.
— Мне казалось, ты не пьешь днем, — заметил он.
— Сегодня пью, — огрызнулась я. — Она прислала мне бальное платье Кассандры, и я его примерила.
— Оно подошло?
— Тютелька в тютельку. Даже страшно. Ты знаешь, мы с ней похожи. Ты видел ее фотографии?
— Угу, — кивнул он.
— Интересно, какой она была? Мне кажется, у нас с ней много общего.
— В каком смысле?
— В отношениях с мужчинами. Думаю, что этот Роберто Мади — вариация на тему Джона Ноланда. Я его представляю именно таким… Кстати, угадай, кто вдруг выплыл из небытия и пригласил меня на ужин на следующей неделе?
— Не может быть… — осторожно произнес Гарри.
— Да, именно он.
— Так уж и вдруг? — недоверчиво переспросил он.
— Ну, я случайно оказалась рядом с его домом, и он увидел меня в окно.
Гарри возвел глаза к небу. Он был в курсе моих сложных взаимоотношений с Ноландом. Когда мы встретились много лет назад, Джон был единственной темой, на которую я могла говорить.
— Битому неймется? — насмешливо спросил Гарри.
— Да знаю, знаю. Мне просто интересно. Правда, особенно сейчас, когда я узнала про Кассандру. Сразу же возникли ассоциации.
— Может быть, я не прав, но мне казалось, что ты уже по горло сыта мазохизмом.
— Но, Гарри, это всего лишь ужин.
— Не бывает ничего случайного, даже ужина. Может быть, проще купить власяницу и заняться умерщвлением плоти?
— Разве я такая грешница?
— Не ты, а он. Фейт, дорогая, у тебя короткая память. Разве ты забыла, как тебя мучил этот негодяй? И как ты страдала? Как звонила мне в любое время суток и рыдала в трубку? Мне даже пришлось пару раз приехать к тебе, чтобы не оставлять одну.
Я глубоко вздохнула, захлестнутая потоком неприятных воспоминаний.
— Все верно. Он трудный и бессердечный человек. Но я так сходила по нему с ума, что, будь он убийцей, не задумываясь легла бы под топор. Как Кассандра.
— Ты все время к ней возвращаешься, — бесстрастно заметил Гарри.
— Я знаю. Она просто преследует меня.
— Возможно, тебе действительно стоит заняться ее убийством. У вас прямо родство душ.
— У меня родство душ с любой женщиной, пострадавшей от мужской тирании. Иногда просто диву даешься, как можно было пережить весь этот кошмар.
— Тогда какого черта ты собираешься ужинать с Ноландом? Чтобы снова бередить старые раны? Зачем тебе это нужно? Почему бы не найти лучшего применения своим талантам?
— Ты абсолютно прав, — уныло согласилась я.
— Можешь фантазировать на тему Джона Ноланда в уме. А в реальности пусть с ним мучается кто-нибудь другой.
Наконец мне подали салат, а Гарри — холодного жареного цыпленка. Он с удовольствием принялся поглощать еду, у меня же пропал всякий аппетит. Я рассеянно ковыряла вилкой сочные листья салата и выкладывала на тарелке узоры из ломтиков ветчины.
— Господи, Гарри, я просто не знаю, что делать… — покачала головой я. — Мне тридцать девять, и я ничего не понимаю. Раньше я имела обо всем твердые представления. Может быть, это и есть жизнь — постепенная утрата убеждений?
