Михаил Ежов - Башня из красной глины
— Я очень беспокоюсь за дочку, — начала она. — Хоть вы и говорите, что ей ничего не грозит, но кто может за это поручиться? — Она пытливо уставилась на Смирнова и замолчала, ожидая ответа.
— Никто, — подтвердил он.
— Я пытаюсь уговорить ее сойти в Ремголово, на семинаре она не нужна. Я взяла ее просто за компанию. Конечно, жаль, что билет пропадет, но мне будет спокойнее, если она поедет домой.
— Делайте, как считаете нужным, — отозвался Смирнов.
— Но она уперлась и не хочет сходить! — всплеснула руками Кушекова. — Представляете? Говорит, что пропустит самое интересное!
— М-да, — протянул Смирнов. — Оригинально.
— Заставьте ее сойти завтра, а?
— Не могу. С какой стати?
— Ну я вас прошу.
— Она совершеннолетняя?
— Да, ей девятнадцать.
— Думаю, она даже вас уже может не слушаться. Что уж говорить обо мне.
— Поговорите с ней хотя бы. Припугните. Скажите, что убийца может добраться до любого.
— Я ведь только что говорил обратное, — возразил Смирнов.
— Ну скажите, что ошибались.
Следователь отрицательно покачал головой.
— Разбирайтесь со своим ребенком сами, — проговорил он твердо. — У нас хватает хлопот.
Кушекова поджала губы.
— Да, конечно, — произнесла она холодно. — Что ж, я понимаю. Но если Юля умрет, на чьей это будет совести? — Лаборантка развернулась и пошла прочь.
— Думаешь, девчонка слишком молода, чтобы быть во что-то замешанной? — спросил Дымин, когда Кушекова исчезла с палубы.
— А ты считаешь иначе?
— Нет, конечно. Но мамашу можно понять.
— Разумеется. И все же я не собираюсь никого гнать с теплохода. Пусть пока все идет своим чередом. Возможно, у девчонки есть причины плыть до конца.
— Хм. — Дымин выбросил окурок за борт и с интересом проследил за его падением. — Бойфренд?
— Почему нет?
— Думаешь, он ждет ее в Сургуте?
— Скорее всего, он тоже купил билет на «Фаэтон».
— Это просто предположения.
— Само собой.
— Он может иметь отношение к делу?
— Откуда мне знать? — Смирнов поморщился, когда внезапный порыв ветра ударил его в лицо. — Приходится хвататься за каждую соломинку.
— Ну да. Не до жиру.
— Если заметишь, что девчонка с кем-то разговаривает…
— Положу мордой в пол и позову тебя, — кивнул с серьезным видом Дымин.
— Молодец. Знаешь, что делать.
— Но она ведь может познакомиться с кем-нибудь на теплоходе.
— Уверен, эту карту они и разыграют.
— Значит, мамаша не в курсе амуров своей дочки?
— Может, и в курсе. Мы ведь не спросили.
— Теперь она с тобой и разговаривать не будет! — усмехнулся Дымин.
— Со мной нет, — согласился Смирнов. — А с тобой — да.
— О, ну спасибо!
— Постарайся выяснить это сегодня.
— Ладно, — нехотя протянул опер. — Задействую свое обаяние.
— Вперед, самец! — улыбнулся Смирнов.
Полицейские спустились на нижнюю палубу, где находилась их каюта. Но до нее они дойти не успели: их перехватил Бирюков. Было ясно, что он поджидал их в коридоре.
— Товарищ следователь! — подскочил он к Смирнову. — Умоляю, разрешите мне сойти в Ремголове!
— Я вас не держу, — удивленно ответил полицейский, останавливаясь.
— Понимаю, но Юрий Петрович… вы же слышали, что он сказал в кают-компании.
— Вы про то, что вам всем нужно обязательно быть на семинаре?
Бирюков мелко закивал:
— Ну да! А я не могу, понимаете? Я не хочу, чтобы меня прикончили на этом гребаном корабле! — Он оглянулся так, словно ожидал, что за спиной у него появится убийца.
— Я вам ничем помочь не могу, — сказал Смирнов. — Договаривайтесь с профессором сами. В конце концов, он вам что, начальник, что ли?
— Э-э, да в общем-то нет.
— Ну вот видите. Решайте сами. Хотите — сходите.
— Легко сказать, — поник Бирюков. — Самсонов хоть и не начальник, а может так сделать, что меня потом ни в одну приличную лабораторию не возьмут. У него связи! А если я сбегу с семинара, он мне этого никогда не простит.
Оставив химика переживать в коридоре, полицейские наконец добрались до своей каюты.
— Слушай, я думаю, наш убийца не станет действовать до ужина, — проговорил следователь, доставая из сумки бутылку коньяку. — Может, по сто грамм? За успешное завершение дела.
Дымин крякнул и уселся возле столика.
— Давай, шеф. Раз ты сам предлагаешь, грех отказываться.
Смирнов вынул стопки и закуску.
— Много не будем, — сказал он.
— Ты ж сам сказал: по сто грамм, — пожал плечами Дымин.
Следователь разлил коньяк и тоже сел.
— Давай, — предложил он, поднимая стопку. — Чтоб нам повезло.
— А Крысолову — нет, — добавил опер.
На ужин была жареная курица с чесноком и специями, спагетти с томатной пастой, свежий белый хлеб и острый сыр — кормили на теплоходе отменно. Смирнов и Дымин с облегчением убедились, что в столовую явились все. С Самсоновыми были двое детей лет по четырнадцать. Мальчик и девочка были очень похожи. Смирнов слышал, что их имена Ксюша и Максим. Золина тоже плыла не одна — с ней была дочь Нина. Она выглядела помладше близнецов, но ненамного.
Викулова и Кожин оказались с полицейскими за одним столиком и от этого соседства явно были не в восторге. Ужин проходил в напряженном молчании.
Однако когда подали салат из капусты и моркови по-корейски, техник вдруг обратился к Смирнову:
— Вероятность того, что вам удастся предотвратить убийство, очень мала, верно?
Следователь внимательно посмотрел на Кожина и обратил внимание, что у того очень тонкие губы, делающие его рот похожим на прорезь.
— Почему вы так думаете? — спросил он.
Техник нервно дернулся.
— Вас всего двое. Или это вы только так сказали? А на самом деле на теплоходе полно переодетых полицейских? — В его взгляде промелькнула надежда.
Смирнов отрицательно покачал головой:
— Нет, увы.
— Жаль.
— Мне тоже. Если бы моя была воля, я бы задействовал больше людей.
— Но тогда вы вынудили бы убийцу отложить преступление, — заметила Викулова. К ужину она переоделась и сменила серьги. Теперь это были малахиты, гармонирующие с платьем.
— Скорее всего.
— Никто не хочет умирать, — сказал Кожин.
— Ясное дело, — согласилась Викулова.
На этом разговор закончился. После ужина все разошлись по каютам, только дочка Кушековой отправилась с близнецами и Ниной гулять по теплоходу. Дымин вызвался составить им компанию, а заодно и приглядеть за ними.
Смирнов же отправился в каюту. Он считал, что все семеро ученых будут поначалу присматривать друг за другом и не станут ходить поодиночке — страх был еще слишком силен. Потом они, конечно, расслабятся и потеряют бдительность. Крысолов тоже должен это понимать. Если он уверен, что никто не сойдет раньше времени, то торопиться не будет. В конце концов, у него в распоряжении почти пять дней и ночей.
Смирнов отпер каюту и замер на пороге: на полу лежал квадратик белой бумаги. Его кто-то подсунул под дверь. Следователь осторожно перевернул его ногтем и увидел, что обратная сторона покрыта буквами. Это были строки, набранные на компьютере и распечатанные на лазерном принтере.
«Они думают, что на человеке можно играть, как на флейте» — гласила записка. Следователь невольно приподнял брови: не так давно он вспоминал немецкую легенду о крысолове, и вдруг такое совпадение!
Смирнов вошел в каюту, открыл свою сумку и вынул походный набор инструментов, которые могут пригодиться следователю. Он извлек из него пинцет и с его помощью перенес бумажку на стол. Затем вытащил средства для снятия отпечатков. Прошло несколько минут, прежде чем Смирнов убедился, что никаких следов на листке убийца не оставил. Он посмотрел на буквы. Ровные и четкие — картридж был новым, не перезаправленным.
Полицейский достал из сумки ноутбук и подключил беспроводной Интернет. Просмотрел почту, там нашлось письмо от Павлова — биографии ученых-генетиков и родителей детей, которые плыли на семинар. Смирнов решил заняться этим позже. Он скопировал файл на жесткий диск, а затем набрал текст записки в поисковике браузера. Оказалось, что это цитата из «Гамлета».
Следователь задумался: что могут означать эти строки? Еще одно указание? Намек на причину убийств или личность убийцы? Попытка оправдаться или обвинить кого-то?
Уверенным можно было лишь в одном: листок подбросил Крысолов. Только он мог заранее распечатать цитату из Шекспира, потому что едва ли кто-нибудь прихватил с собой в дорогу принтер.
Смирнов достал мобильник и набрал номер Павлова.
— Привет, — сказал он, когда тот ответил.
— Здорово. Как отчалили? Еще никого не убили?
— Глупая шутка.
— Прости, — извинился опер. — Письмецо мое получил?
