Бен Элтон - Смерть за стеклом
— Однако ты намерен организовать охоту на моих блох, — возразил Воггл. — В таком случае объясни, чем отличается блоха от лисы?
«Арестанты» замолчали. Никто не знал, с чего начать.
— Ну... — протянула Келли, — лисы сообразительные, а блохи нет.
— Не говори глупостей! — оборвал ее Дэвид.
— Это не глупости, — перебил его Воггл. — Келли излагает общепринятую точку зрения. Позор человеческому роду: мы оцениваем жизнь, исходя из эстетических взглядов. Если считаем красивым, пестуем. Если некрасивым — уничтожаем. И будь прокляты мы, гуманоиды, как вирусы, заразившие эту совершеннейшую планету.
Дэвиду беседа о блохах уже явно начала надоедать — и это при всей его высокой нравственности.
— Лисы приносят очень мало вреда. Охота на них — чистый спорт и поэтому вызывает отвращение и совершенно неприемлема для порядочных современных людей, живущих в новой Британии двадцать первого века.
— А охотники утверждают, что лисы как раз приносят очень много вреда. Что они — прожорливые хищники, — отозвался Воггл. — Хотя я с таким мнением и не согласен.
— Слушай, а ты где живешь, Дэйв? — заинтересовался обожающий подколы Газа. — На ферме?
— В Баттерси,[26] — сердито буркнул Дэвид. — Но это не имеет никакого значения...
Газза и Джаз расхохотались. Дэвид смутился и от этого разозлился еще сильнее. Он ненавидел, когда тупицы утверждали, будто следует жить в деревне, если хочешь хоть что-нибудь знать о лисах.
— Это серьезный спор. Так что не надо на дешевке зарабатывать очки.
Воггл с ним согласился и бросился закреплять преимущество.
— Разница между моими блохами и лисами, дружище, в том, что блохи вас раздражают, а лисы — нет. Но фермеры-фашисты и нацисты-охотники заявляют, что их раздражают именно лисы, потому что лисы едят цыплят и губят ровненькие живые изгороди.
— Я с ними не согласен, — начал Дэвид. — Но дело не в этом...
— В этом, о мой Адольф царства насекомых! В этом, герр Гитлер: террористы лисы или нет, я не стану их убивать. И блох тоже, хотя они меня кусают. Поэтому я — морально развитая личность, а ты — злобный подонок, лицемерный убийца, грязный гестаповец, которого надо немедленно уничтожить! — Воггл вскочил на ноги, его писклявый голос внезапно окреп. Кожа вокруг кустистых бровей покраснела. Он явно сам поверил в то, что говорил. — Изображаешь из себя защитника животных, но заходишь не дальше, чем диктуют твои интересы. Ты ничем не отличаешься от миллионов мерзких подлецов — наших соотечественников, которые требуют запретить охоту на лис и забой морских котиков, но не прочь попотчеваться выращенным на птицефабрике цыпленком и бургером из мутировавшего бычка. А ты вот ополчился на моих блох. Скорее обряжайся в красную куртку и труби в блестящий рог, Чингисхан. Размажь кровь моих мертвых блох по лицам друзей и в честь убийства осушите стременные чаши, которые вам вырезали из копыт убиенных оленей. Ты ничем не лучше Кровавого лорда из графства Подонков, Дэвид. Притворяешься добреньким, а на самом деле ты — обычный охотник на блох, выполняющий заказ «Любопытного Тома»!
Самое забавное заключалось в том, что, когда на исходе первой недели трансляций из «Под домашним арестом» тираду Воггла о блохах передали в эфир, большинство зрителей почувствовали в нем родственную душу. Поборники запрета охоты на лис приветствовали его как свой самый весомый общенациональный рупор. А сельские спортсмены-охотники рукоплескали за то, что он призывал городских активистов защиты животных отказаться от двойных стандартов.
Воггл стал чем-то вроде Библии: каждый находил в нем подтверждение собственным суждениям. Воггл понравился людям. И внезапно превратился в национального любимца — грязного, вонючего, надоедливого, но милого щенка.
Если бы остальные «арестанты» представляли, какую популярность завоевал Воггл, они бы вели себя по-другому. Но их отрезали от внешнего мира, и они подумать не могли, что этот блохастый, покрытый коростой тип, который, где бы ни присел, оставлял пятно, сделался героем.
Несправедливо, конечно. Джеральдина понимала, что это несправедливо, но ей было наплевать на подобные мелочи. Она знала, что с Вогглом невозможно ужиться. Но факт оставался фактом: остальные девять участников шоу проявили редкостное терпение. Другие на их месте давно бы убили его. Однако телевидение, как и сама жизнь, не отличается справедливостью. И ненароком дав толчок всенародному помешательству, Джеральдина принялась всеми силами его поддерживать.
Она не показывала терпеливые и даже тактичные усилия «арестантов» убедить Воггла чистить одежду, убирать за собой грязь и как-нибудь разобраться с насекомыми. Зрители не видели, как Келли принесла ему ночью одеяла, а Дервла убедила остальных включить диетические требования Воггла в список гастрономических покупок. Они не видели жаркие споры Воггла, Джаза и Гарри о футболе. Джеральдина сразу показала, как Гарри, Джаз, Дэвид и Хэмиш набросились на лежащего в саду Воггла, сорвали с него одежду и сожгли ее, а потом обсыпали извивающееся тело порошком от блох.
День одиннадцатый
7.30 вечера
Инцидент произошел во второй четверг с начала показа «Под домашним арестом» — в тот самый день, когда проходило первое голосование.
Правила «Любопытного Тома» мало отличались от правил других подобных программ. Раз в неделю каждый из участников шоу тайно называл двух кандидатов на исключение. Двое, получившие максимальное количество черных шаров, становились объектом телефонного голосования: зрители решали, кому из них уходить.
Но первая неделя была исключением — участникам программы дали возможность поближе узнать друг друга. И поэтому только на одиннадцатый день «ареста» провели первое голосование. Процедура состоялась после обеда — чтобы уже вечером зрители увидели, кого назвали «арестанты», а затем стали свидетелями прямой трансляции объявления кандидатов на исключение в следующее воскресенье. Камера запечатлела лица, выражающие облегчение, радость, оживление, злость. А потом продолжились репортажи о текущих делах из дома.
Из десяти девятеро проголосовали против Воггла. Самое удивительное, что единственным, кто назвал другое имя, был не Воггл. Воггл тоже голосовал против Воггла — небывалая ситуация в истории реального телевидения.
— Я за то, чтобы исключили меня, — пробубнил он в исповедальне. — Потому что категорически не согласен с разделительной гладиаторской системой, которая основана на изначально несправедливом принципе, провозглашающем, что обществу требуются победители и побежденные. Такая система заведомо ведет к возникновению одного олигарха, то есть, будем откровенны, к обыкновенному фашизму. Я предлагаю в жертву себя — в знак протеста против циничного использования извращенной демократической процедуры, с помощью которой подрывается истинная демократия. В качестве второго кандидата я хочу назвать Джейсона — из-за его дезодорантов у меня постоянно заложен нос.
После этого поразительного демарша Воггл еще больше понравился своим обожателям, а остальное голосование показалось сравнительно скучным.
Дэвид голосовал против Воггла и Лейлы: Лейлу он считал заносчивой и фальшивой, к тому же она нервировала его.
Келли — против Воггла и тоже против Лейлы, потому что ей казалось, что Лейла смотрит на нее свысока.
Джаз — против Воггла и Сэлли, которая выводила его из себя бесконечными намеками на то, что она розовая.
Хэмиш назвал Воггла и Дэвида, полагая, что без Дэвида у него повышались шансы на успех у девушек.
Лейла голосовала против Воггла и Дэвида, обозвав последнего заносчивым позером.
Гарри — против Воггла и Лейлы с ее «снобистскими», на его взгляд, замашками.
Мун — против Воггла и Гарри, поскольку, по ее мнению, Гарри был долбаным похотливым мудилой.
Сэлли — против Воггла и Мун, из-за того, что Мун наговорила о психически больных.
Дервла голосовала против Дэвида и Лейлы, потому что ее воротило от их перепалок. Она бы, конечно, назвала Воггла, ибо, как и другие, терпеть его не могла. Но, в отличие от остальных, Дервла была в курсе его популярности. Об этом ей сообщило зеркало.
О популярности Воггла ей докладывал невидимый друг.
Воггл был номером один. Второе место занимала Келли. А третье — упорно она.
«Будь с Вогглом поласковее. Он нравится людям», — порекомендовало зеркало наутро после стычки из-за волос на мыле. И с тех пор Дервла послушно следовала совету.
Когда в прямой трансляции оглашались результаты голосования, Воггл вел себя очень странно: как обычно, сидел в своем углу, но накрылся одеялом и, раскачиваясь, что-то мычал и подвывал. Остальные девять человек расположились на диванах.
