Оксана Обухова - Фальшивая убийца
– …На благородном поприще оставила свой след…
– В моем дневнике она свой след оставила, – тихонько хмыкнул прыщавый подросток возле меня.
Неправильные похороны были у Жанны Константиновны. И только духовой оркестр, грянувший Шопена, выбил из впечатлительных особ натуральные слезы. Мороз, яркое солнце и Шопен. Но никак не милая, любимая учительница, отправившаяся в последний путь. Я полчаса стояла за спинами учеников и не услышала ни одного доброго слова.
Странно, правда?
Впрочем, нигилизм, свойственный молодости, не обряжает в достойные одежды недостойный предмет. Не лукавит. Как школьный директор, читающий монолог у гроба.
Неужели Жанна Константиновна была столь неприятной особой, что ни у соседей, ни у коллег, ни у учеников не набралось и пригоршни искренних слез?!
Когда подъехал катафалк и толпа несколько поредела, я выловила из общего гвалта имя Вяземской.
– Ты слышала, – говорила своей приятельнице-коллеге невысокая полненькая учительница в шубе из нутрии, – Жанна хвасталась, что снова начала перезваниваться с Ириной?
– Да ну? – удивилась собеседница. – Не слышала.
– Ты болела, – кивнула женщина. – А Жанна чуть ли не на каждой перемене в учительской Вяземскую поминала. «Ирина мне то сказала, се сказала…»
– И ты ей веришь? – прищурилась вторая.
– А почему бы нет? – пожала плечами дама в нутрии. – Венок-то ей привезли…
– Венок Ирина каждому из нас пришлет, – усмехнулась собеседница. – Она Жанку терпеть не могла.
– Но зачем ей врать? Нет, они перезванивались… Жанка что, ненормальная, такое выдумывать…
– Ты сама-то в это веришь? – склонилась к ее плечу вторая дама. – На пустом месте накрутить могла… Ой, пошли!
Дамы устремились к поданному автобусу, я – наперерез встречному движению – направилась к «мерседесу».
Не думаю, что мое присутствие на поминках обязательно. Тем более что Ирина Владимировна четко дала понять: никаких траурных речей от ее имени. А от себя мне сказать было нечего… И молча лакать водку под чужие воспоминания и выжидательные взгляды я тоже не хотела.
Обратная дорога, как всегда, показалась короче. Адепт ордена молчальников гнал рысака в сиреневые сумерки, с крыш огромных фургонов вихревыми потоками слетала снежная крупа, метель вылезала из сугробов и протягивала на шоссе мягкие округлые лапы. Думать не хотелось совершенно. Я казалась себе переполненным сосудом, боящимся малейшего сотрясения. События (и сплетни) утрамбовались плотно, превратились в невообразимую и несъедобную кашу. И каши этой было так много, что приступать к ее перевариванию я опасалась. Боялась зачерпнуть из полного сосуда неизвестной дряни, принюхаться – и тут же отравиться.
В машине, окутанной сиреневыми сумерками, хотелось думать о хорошем: Жанна Константиновна Троепольская помогла какой-то запутавшейся девушке, и только это подвигло ее на ложь. В этом – правда. Пусть у людей возле ее гроба не нашлось искренних слов, но, как говорила моя мама, абсолютно плохих людей не бывает. Как и стопроцентно хороших. Поскольку это будут уже не люди, а святые. Мученики или ангелы, отправленные за что-то на грешную землю. Жизнь и так фиалками не балует, искать во всем плохое – только душу поганить…
(Или я неправильный журналист, боящийся правды? Моя профессия предполагает копание в дерьме… Прав был папа, когда говорил, что я предпочитаю оправдывать, а не обличать, но это – профнепригодность… Я слишком люблю людей, а не их тайны…)
Закутавшись плотнее в фальшивую шубку, я поискала для себя оправданий и нашла их в очевидном – я просто устала. От обилия новых людей и впечатлений. Мягкое шуршание шин и тихие звуки радио убаюкивали, расследовательский энтузиазм вымерз до прозрачности, как лишняя влага из капустного листа.
Я просто устала…
Непонятный Дом, застывший в освещенных сугробах, казался нереально красивым. Словно замок из диснеевского мультика, он выплыл из фиолетово-черной темноты, его застывшая архитектурная музыка прозвучала торжествующим аккордом, перебив стенания шансона, несущегося из динамиков. Песнь о тяжелой воровской доле звучала едва ли не кощунственно на фоне каменного исполина. К такому дому надо подъезжать под «Триумфальный марш» Джузеппе Верди.
…Игорь плавно вывел машину к крыльцу, достал из багажника сумку с вещами «Алины» и, когда я, сказав: «Спасибо, до свидания», стала подниматься наверх, остановил меня словами:
– Алис, ты это… подожди.
Я обернулась. Смущенный молчальник выдавливал из себя слова:
– Ты это… если куда отвезти надо… скажи…
Кажется, моя неразговорчивость произвела на парня благотворное впечатление. Не удивлюсь, если раньше Игорьку, бившему все рекорды игры в молчанку, крупно не везло с попутчицами. Молчать несколько часов подряд могут либо исключительно самодостаточные девушки, либо полные дуры. На нормальную среднеарифметическую девушку, попавшую в салон машины представительского класса, моментально нападает далеко не среднеарифметическая болтливость. (Сужу по себе. Если бы не боязнь нарваться на наводяще-клинские вопросы, первые полчаса я бы мучила Игорька расспросами об автомобилях вообще и его рысаке в частности. И минут двадцать делилась бы впечатлениями вперемешку с комплиментами. Поскольку в нашей глуши шоферов принято развлекать приятственной беседой.)
Невольный комплимент вернула с улыбкой:
– Спасибо, Игорь. Я замечательно проехалась.
И проводила машину взглядом до поворота к гаражам.
В огромном сводчатом холле было почти темно. Развязывая на ходу шарфик, я прошла через арочный проход к боковой лестнице в водонапорной башне и боковым зрением увидела, как из-под противоположной арки, ведущей в правое крыло, выехал на коляске Артем, а следом за ним показалась Клементина Карловна.
– Добрый вечер, – ставя ногу на первую ступеньку, сказала я.
Ворона обернулась на голос и сухо кивнула, Артем быстро показал на пальцах цифру восемь и поднял глаза к потолку.
За потолком была библиотека. В которой мне, судя по жестикуляции, назначили свидание на восемь вечера. (Или утра?)
Отправив скучающему шалопаю смутную улыбку, я грациозно поволокла баул по лестнице до апартаментов прислуги.
– Завтра у нас уборка второго этажа, – едва войдя в комнату, услышала от валяющейся на кровати Людмилы. – Пойдем у Капитолины порядок наводить.
– А разве у нее не Зинаида Сергеевна убирается? – удивилась я.
– Нет. Зинаида только за общим порядком следит, полы не моет…
Почти за три дня пребывания в Непонятном Доме о Капитолине Фроловне я слышала немало, но встречаться с матерью покойного Валерия Андреевича Вяземского еще не приходилось. Она жила в правом крыле дома, редко покидала его пределы, но некоторое представление о даме с купеческим именем Капа я все же имела. Из сведений, поставленных вездесущей Людмилой, я поняла – невестка и свекровь пребывали в контрах. Свекровь считала этот дом своим и мелочно портила невестке кровь придирками, советами и собственным присутствием. Ирина Владимировна, как дама воспитанная и сердобольная к убогим телом родственникам, пинки воспринимала стоически.
После инсульта, случившегося девять лет назад, по дому Капитолина Фроловна передвигалась исключительно при помощи моторизованного инвалидного кресла и лифта.
За креслом на неслышном ходу скользила преданная тень – Зинаида Сергеевна.
Столоваться Капитолина Фроловна предпочитала отдельно. Автономное финансовое обеспечение из сыновнего наследства позволяло ей быть невыносимо требовательной и взыскательной к прислуге. Услуги она принимала как обязанность и никогда не благодарила.
«Жуткая бабка, – аттестовала Фроловну Людмила. – У меня от ее взгляда мороз по коже бегает…»
– Ну и денек у нас завтра, – зевая, вздыхала
Мила. – У Капы влажную уборку делать – за мучаешься! Зина во все углы пальцем тыкает, плинтусы на пыль проверяет. – И огорченно присовокупила: – А ведь у них еще кот. Круглый год, подлец, линяет!
Под бормотание сонной Людмилы я переоделась в брючный костюм горничной, села на диван и выразительно взглянула на болтушку.
– Ах да! – опомнилась девушка. – Как съез дила?
Фраза, которую я подготовила еще в дороге, сразила Люду наповал:
– Алина Копылова жива-здорова.
– Как это? – моментально сменив горизонтальное положение на сидячее, выпучилась Мила.
– Жива-здорова, – закрепляя эффект, повторила я. – Девушка, которая приехала к вам устраиваться на работу, подделала паспорт. Фотографию переклеила. Причем весьма профессионально.
– Иди ты?! – восхитилась Людмила. – Аферистка?!
– Не знаю, – нахмурилась я и детально, шаг за шагом, описала все клинские события.
