Ли Чайлд - Джек Ричер, тлт Личный интерес
– Все это объяснялось в презентации, – вмешалась темноволосая женщина. – Вам бы следовало досмотреть ее до конца.
Хенкин кивнул, наполовину нетерпеливо, наполовину с сожалением.
– Откуда именно он стрелял? – спросил он.
– Мы воспользовались электронным микроскопом. Бронебойные пули обладают сверхтвердым концом, поэтому мы сумели определить точный угол удара на молекулярном уровне. Мы вычислили скорость, что позволило найти расстояние и величину падения, после чего с высокой точностью определить место. У нас получилось, что стреляли с центра балкона, из сидячего положения, при этом сошки ружья стояли в земле, в средней кадке. Там остались следы, а на полу балкона – царапины.
Хенкин снова кивнул.
– Давайте посмотрим, – предложил он.
Мы вышли на балкон и посмотрели. Воздух был приятным и свежим, с балкона открывался великолепный вид. Кадка в центре ряда, массивная и не слишком высокая, напоминала древнюю греческую реликвию, гладкую и покрывшуюся от времени мхом. Очень подходящее место для стрельбы. Если учесть, что стрелять нужно было вниз, то стрелок среднего роста наверняка мог устроиться здесь со всеми удобствами. Он мог целиться сквозь ограду, между двух массивных, покрытых мхом каменных колонн.
– Какой рост у Дацева? – спросил я.
– От метра семидесяти до метра семидесяти пяти.
Иными словами, около пяти футов и восьми дюймов – средний рост.
Я повернулся к Беннетту:
– А у Карсона?
– Пять футов и девять дюймов, – ответил Беннетт.
Карсон тоже был среднего роста, как и Котт, рост которого составлял около пяти футов и семи дюймов, когда я в последний раз видел его шестнадцать лет назад.
Хенкин сел за кадкой, скрестив ноги и забыв о своем роскошном костюме, закрыл один глаз и прищурился.
– У вас есть фотографии, сделанные отсюда? – спросил он. – Со стеклом и подиумом, пока их еще не убрали?
– Конечно, – ответила брюнетка. – Они есть в презентации. Вам следовало ее посмотреть.
– Я сожалею, – сказал Хенкин. – Вы, случайно, не захватили ее с собой?
– Захватила, – спокойно сказала брюнетка и включила один из лэптопов, потом немного поработала мышкой и поставила лэптоп в кадку перед Хенкиным. – Мы полагаем, картинка имитирует то, что стрелок мог видеть в прицел.
В целом так и было. Я наклонился, чтобы посмотреть на монитор, и в центре экрана увидел подиум, который находился достаточно близко и казался довольно большим; прозрачное стекло также удавалось разглядеть. Подиум выглядел заброшенным, люди покинули его в спешке, а потом и думать о нем забыли.
– Я не могу разглядеть скол в стекле, – заявил Хенкин.
Женщина втиснулась между нами, и я уловил аромат «Шанели». Она щелкнула мышкой, и на стекле появилась красная точка, в пятистах миллиметрах от левого края и семистах миллиметрах сверху.
– Каков точный рост вашего президента? – спросил Хенкин.
Женщина снова щелкнула мышкой, и на экране появилась стоящая за подиумом фигура, но не президента Франции, а его дублера, предположительно такого же роста и веса. Возможно, полицейский или телохранитель.
Красная точка находилась на шесть дюймов левее горла.
– Видите? – спросил Хенкин. – Я знал. Он бы промахнулся. Левее и немного ниже.
Русский поднялся на ноги, стряхнул пыль со своих безупречных брюк и, подойдя к перилам балкона, посмотрел в сторону Дома инвалидов через серые крыши парижских домов. К нему присоединился Беннетт, встав справа, плечом к плечу; я оказался с другой стороны. Я видел бульвар Распай, широкие улицы, машины и людей, ровные ряды подстриженных деревьев, открытые зеленые пространства, тихие здания цвета меда, украшенные черным декоративным литьем, крытые шифером крыши и поникшие флаги, а также размытые белые очертания старой больницы и далеко за ней верхушку Эйфелевой башни.
Затем произошли сразу три вещи – в четком предопределенном ритме; так тикают старые часы, один, и два, и три. Сначала – крошечная вспышка где-то очень далеко, затем – порыв ветра, заставивший взметнуться флаги, и, наконец, – голова Хенкина, разлетающаяся на части прямо рядом с моим плечом.
Глава 17
Я оказался на полу балкона еще до того, как упало мертвое тело Хенкина. Его пробитая голова оставила красно-серые полосы на плече моей куртки, и я помню, как успел подумать: «Проклятье, она же совсем новая», а потом рядом появился Беннетт. Однако в следующую секунду он исчез, как и положено хорошему оперативнику. В Англии есть поговорка: «Не хочешь недоразумений, не называй имен». Лучше вообще не присутствовать в отчете.
Женщина с лэптопом скорее стонала, чем кричала, и на коленях пыталась поскорее отползти в столовую. Старый полицейский в синей форме застыл на месте, и верхняя половина его тела оставалась незащищенной. Я подумал, что в этом нет ничего страшного, потому что стрелок не станет задерживаться, чтобы сделать еще один выстрел. Только не в центре Парижа. Я приподнялся на коленях и заглянул за перила, пытаясь зафиксировать место, где возникла вспышка. Закрыв глаза, я снова ее увидел, чуть левее старой больницы, дальше, в окне верхнего этажа, шестью этажами выше.
Я открыл глаза, чтобы проверить. Либо бульвар Тур-Мобур, либо небольшая улочка за ним, серая крыша мансарды, окно в стиле боз-ар в изящном каменном обрамлении. Около тысячи шестисот ярдов. Почти миля. Семнадцать минут ходьбы обычным шагом. Я повернулся, встал, перепрыгнул через женщину с лэптопом, которая все еще стояла на коленях, стремительно пересек гостиную, выскочил в коридор и побежал вниз по лестнице, на улицу.
Я двигался не в сторону Дома инвалидов. Бесполезно. Стрелок уже наверняка скрылся, и за каждую минуту, которую я тратил бы на достижение этой цели, он бы удалялся от меня все больше. Издалека до меня донесся вой сирен, степенный и жалобный бип-боп, которым до сих пор пользуются французы. Сирен становилось все больше. Ну, и куда теперь направляется стрелок? «Только не на север», – подумал я. И не в машине. Из-за сирен. Речные мосты становились для него узким местом. С них не уйти – только в воду. Но у полиции есть лодки. Так что он пойдет пешком, на юг или юго-запад. Не на юго-восток, потому что там находится вокзал Монпарнас и полицейские прежде всего устремятся к транспортным узлам, сразу после мостов. По этой же причине стрелок будет избегать метро. Он – на одной из улиц, в паре сотен ярдов, где-то рядом с Военной школой. Значит, либо на проспекте Мот-Пике, либо на Лоуандаль.
Я выбрал улицу Севр. Не бежал, чтобы меня не задержали полицейские, но шел максимально быстрым шагом. Гораздо быстрее, чем стрелок, тут не могло быть никаких сомнений. Он будет неспешно и бесцельно прогуливаться, само воплощение невинности. Но что у него может быть с собой? Только не снайперская винтовка, разобранная на части. Для этого ему потребовались бы пила и паяльная лампа. Большинство таких винтовок достигают более пяти футов в длину и весят не меньше тридцати фунтов. Персидский ковер? Рулон ткани? Или он где-то спрятал винтовку?
Я свернул на бульвар Гарибальди и решил, что стрелок опережает меня примерно на триста ярдов и где-то должен пересечь направление моего движения. Я ускорил шаг и через три минуты оказался на рю Круа-Нивер, которая являлась продолжением проспекта Лоуандаля. Значит, через длинный квартал находится улица Коммерс, продолжение проспекта Мот-Пике. Вероятно, стрелок движется по одной из них на юго-запад, углубляясь в сердце Пятнадцатого округа, где тихо и спокойно.
Я выбрал первый же поворот, решив, что Лоуандаль подходит больше, чем Мот-Пике, потому что здание Военной школы перекроет звук самых громких сирен, приближающийся со стороны Эйфелевой башни. Поэтому я свернул и пошел еще быстрее, глядя далеко вперед, – и наткнулся на низенького мужчину, который двигался в противоположном направлении. Я успел заметить его перед тем, как мы столкнулись, и обратил внимание, что это азиат, возможно, вьетнамец, немолодой, несмотря на быстрый шаг, но жилистый и на удивление тяжелый.
Я притормозил, надеясь, что он сумеет устоять на ногах и тогда мне удастся продолжить движение, попросив у него прощения и не задерживаясь. Однако он крепко вцепился в мою куртку и повис на мне, словно у него подкашивались ноги. Я сделал неловкий шаг вперед, стараясь не наступить ему на ноги, но он развернул меня против часовой стрелки, прижался ко мне и начал подталкивать к краю тротуара.
А потом он меня ударил.
Он перестал сжимать правой рукой мою куртку, отвел ее и сжал пальцы для нанесения классического удара ребром ладони мне в пах. Что могло бы оказаться серьезной проблемой, если б я быстро не сдвинулся назад, и в результате удар пришелся во внутреннюю часть бедра – также болезненное место. Он попал в нервное окончание, и на секунду моя нога онемела; мой противник тут же это почувствовал и снова начал толкать меня изо всех своих сил, действуя весьма энергично. У себя за спиной я услышал шум проезжающих мимо машин. Узкая парижская улица, средняя скорость около сорока миль в час, девять водителей из десяти говорят по сотовым телефонам.
