Евгения Михайлова - Разрушительная красота (сборник)
Год стремительно помчался, как автомобиль, у которого отказали тормоза. А Саша каждый день напоминал о том, что, как только Эле исполнится восемнадцать, они понесут заявление в ЗАГС. Его абсолютно безмолвные родители никогда ни в чем ему не перечили. И это должно было Элю насторожить.
Ее выпускной вечер был очень красивым, печальным, каким-то душераздирающе теплым. Она была еще красивее, чем на Сашином вечере. Платье было строже и элегантнее. Она выбрала цвет чайной розы. Импульсивно, интуитивно выбрала. Потом подумала, что желтый цвет — цвет разлуки. Она была готова… Почти. Саша подобрал костюм и рубашку в тон ее платью. Он умел и любил красиво одеваться. Их пара была хороша до рези в глазах. Кто бы подумал, что Эле больше всего хочется сделать шаг назад? А еще лучше — шагов десять. К счастливой и уверенной в себе — звезде детского сада номер сто.
Мама с папой унесли домой Элину золотую медаль. А в огромном зале выпускники уже заказывали организаторам музыку. Танцы начинались и должны были закончиться школьным вальсом. Потом все собирались в Серебряный Бор: плавать на лодках, гулять и встречать рассвет.
Игорь Валентинович стоял тут же, в зале. Смотрел на всех, улыбался. Потом к нему подошел охранник, что-то пошептал. Он на минуту задумался, вдруг рассмеялся и подошел к Эле.
— Можно на минутку, Элина?
Они вышли в коридор, и он сказал:
— У ворот стоит Вася Некрасов с букетом. Просит, чтобы ты вышла, взяла.
Эля тоже рассмеялась. Вася Некрасов — детдомовец и главный хулиган района, — приходил к ней таким образом не один год. Просто шел сзади. Иногда они перебрасывались парой фраз. При Саше переходил на другую сторону улицы и шел параллельно. И тут — такой шикарный жест. «Некрасов» — это была его кличка. Почему-то так. Возможно, за поэтические чувства.
Эля с Игорем Валентиновичем подошли к воротам, охранник открыл. Вася торжественно вручил ей огромный букет, насмешливо посмотрел на охранника и директора.
— Вы для меня ОМОН не вызвали?
— А надо, Вася? Из уважения? — спросил Игорь Валентинович.
— А то!
— Но я тебя на самом деле уважаю. Рыцарь ты у нас.
Утром люди обнаружат, что цветы были срезаны со всех газонов. Эля оставила букет в школе. А от ворот они шли медленно. Игорь Валентинович сказал:
— Ты приходи в школу. Не забывай.
— Конечно, — Эля вдруг вспомнила. — Но у меня же в августе день рождения. Мы всегда приглашаем весь класс. Придете?
— Конечно.
— Приходите с женой, мы будем ждать. Я обязательно позвоню, если вы будете в Москве.
— Буду, раз позвонишь.
Так они простились. Он больше не был ее директором, она больше не была его ученицей. Он подарил ей настоящую мужскую влюбленность и открыл для нее дело жизни. Казалось бы, так повезло, но почему же так грустно.
В Серебряном Бору Саша быстро увел ее от всех остальных. Они поплыли на лодке только тогда, когда другие уже скрылись. Саша втащил лодку на пляж. Они пошли в глубь леса. Целовались. Мучительно. Он не мог себя сдерживать. И это преодоление рождало в нем звериную ярость. Эле иногда казалось, что он начинает в этот момент ненавидеть и себя, и ее. Она даже подумала, может, пусть… Может, ему так будет легче. Перед тем как расстаться. Она уже думала о нем исключительно как о нездоровом и, в общем, близком человеке. Но он смотрел на нее подозрительно. Она поняла. Он ее начинает ненавидеть за порочность. А себя за то, что он хочет ее, такую порочную. Она предложила просто посидеть в лодке. Сняла туфли, опустила ноги в воду. Саша бросился их целовать, потом поднял к ней лицо, оно было залито слезами. Только в первый раз эти его мгновенно проливающиеся слезы показались ей проявлением редкой души. Со временем стало ясно, что это очень близко к жестокому диагнозу.
Утром он привел ее домой. Мрачно, исподлобья посмотрел на маму с папой и ушел, сказав, что вернется вечером.
Он не сумел дождаться ее совершеннолетия. Возможно, почувствовал, что Эля отдаляется. Хотел закрепить свои позиции. Это случилось в квартире его родителей, когда тех не было дома. Это было ужасно. Она не сопротивлялась, а он все равно насиловал. Эля в панике думала, что ни один зверь не бывает так груб со своей самкой. Так груб и почти безумен. О ней он не подумал…
И после этого они продолжали встречаться. После этого порядочной и нежной девушке практически невозможно совершить резкий поступок. Мама все поняла. У них дома воздух застыл. Это был почти страх. Или без почти. Они существовали в оккупации. Но родители готовились к Элиному дню рождения, она занималась для поступления в МИФИ.
День рождения наступил. Мамин дизайнер сшил Эле необычное платье, что-то в стиле барышня-крестьянка. По бежевому фону прекрасного сатина — голубые розы разной величины в произвольном порядке. Платье плотно облегало ее фигурку, длина до щиколотки, воланы из тонкого бежевого шитья спускались от плечевых швов и встречались под грудью. Это выглядело как перевернутое сердце… Мама смотрела в окно, как по двору к их дому шли красивые ребята и девочки с цветами, и плакала. Наверное, они больше так не соберутся. У всех свои планы. Влетела Нина в красном в горошек, чмокнула Элю, оглядываясь по сторонам, кто тут есть. Пришел Саша, обнял Элю по-хозяйски, на всех посмотрел исподлобья.
Было весело. Сначала посидели за столом, на котором мама сразу поставила все блюда, даже выпечку. Она так всегда делала. Пусть в праздник дети выбирают угощения в любом порядке. Папа принес из холодильника шампанское. Мальчики радостно начали открывать. Все с удовольствием возвращались в детство, вспоминали излюбленные шуточки, смешные истории, хохотали от любой ерунды.
Позже всех позвонил в дверь Игорь Валентинович. Он был с женой, милой, улыбчивой женщиной. Игорь Валентинович держал белые розы, жена коробку с подарком. Элина мама впустила их в прихожую и крикнула дочери и мужу:
— Эля, Леня, смотрите, кто пришел! Встречайте.
Эля выбежала… И возникла такая невероятная ситуация. Игорь Валентинович от потрясения уронил на пол цветы и бросился к ней. Он прижал ее к себе и поцеловал в губы на глазах жены и Элиных родителей. Он, как всегда, был просто откровенен. И ему нечего было скрывать. Он целовал не желанную женщину. Он прощался с последней любовью. Благодарил ее, как родную девочку. Она стала взрослой и совершеннолетней, она перестала быть ученицей, ребенком. Они прощались. Все так и поняли. И вдруг… Саша влетел к ним смерчем. Он кричал срывающимся голосом страшные вещи. Настолько страшные, что Эля после ужасного оскорбления чуть не потеряла сознание. Она вцепилась в руку Игоря Валентиновича и почувствовала, как эта рука собралась в кулак. В это время Саша орал в лицо ее папе:
— Ты, жирный кабан, ты свою дочку под всех подкладываешь?
И тут Эля успокоилась. Она жестом остановила папу, мягко отстранила от Саши Игоря Валентиновича. Она даже улыбнулась Саше, а когда он посмотрел на нее недоуменно красными, воспаленными глазами, сказала тихо:
— Вон. Вон из моей жизни. Никогда не хочу тебя видеть. Запомни как следует: ни-ко-гда. Мама, открой, пожалуйста, этому человеку дверь.
Мама открыла дверь дрожащими руками. У Саши запрыгал подбородок, потекли несчастные сумасшедшие слезы. Элина отвела взгляд. «Умри, — сказала она своему перевернутому сердцу. — Лучше умри, но не вздумай его жалеть». За этой мизансценой с открытым от любопытства ртом наблюдала Нина.
А потом снаряды падали рядом. Сколько бы ни проходило лет, на тех событиях задерживаться нельзя, только назвать и бежать… Саша, выскочив из ее дома, купил бутылку водки, выпил ее, доехал на такси до набережной и прыгнул вниз. Упал на опоры. Переломы, повредил позвонки, разбил голову. Долго лежал в больнице. Эля истязала свою душу, убивала сердце, чтобы умерла эта невыносимая жалость, которая никак не хотела ее оставлять. Она знала: он там ждет только одного, чтобы она пришла. Но этого делать нельзя. Иначе все под откос. Папа начал болеть. Игорь Валентинович постарел и поседел. Он винил во всем себя. Через два месяца Эля сделала аборт. Сашины родители продали квартиру, переехали в Подмосковье, привезли после больницы сына туда. И все годы Эля ждет очередного страшного известия. Переломы и травмы прошли, но этот мученик горит в своем аду. Институт он окончил, но работать не смог. У него инвалидность. И об этом думать нельзя. Но памяти не запретишь видеть сны. Яркие и травматичные сны, как этот, под валерьянкой. Эля открывала глаза и вновь крепко их зажмуривала.
Потом пошла не жизнь, а физика и критерии, по которым надо держать дистанцию, чтобы не попасть в рабство. За ней ухаживали, она иногда с кем-то встречалась. Но все время была настороже. Она боялась не того, что в ком-то к ней вернется Саша. Эти симптомы она узнает издалека. Она боялась себя. Того, что так ослабеет, что вновь ноги не будут готовы к побегу. И в этом смысле встреча с Сергеем стала очень большой опасностью.
