Евгения Михайлова - Разрушительная красота (сборник)
— Могу я вам чем-то помочь?
Валерия издала короткий смешок и разъединилась. Когда Сергей приехал к Элине, она спросила у него, поступает ли его сын в МИФИ. Сказала об этом звонке. Сергей улыбнулся.
— Лера любит поиграть в сыщиков-разбойников. Никита на самом деле хочет поступать к вам. И я на самом деле говорил с деканом факультета, который он выбрал. Хотя, если честно, сомневаюсь, что он потянет.
Никита и не потянул. Не набрав проходного балла, решил, что больше не хочет в МИФИ, сейчас учится и живет с Валерией в Америке. Сергей постоянно включен в решение каких-то их вопросов. Что значит, не мог заблокировать телефон. И что это? У него, конечно, не один номер. Но они, видимо, проверяли. Эля все же позвонила по очереди по трем номерам — везде вне доступа. Домашний не отвечает. Его друзьям Валерия, конечно, уже тоже позвонила. У Элины, правда, есть только один номер постоянного противника Сергея по шахматам, но она ему никогда не звонила. Но Валерия, наверное, сама с ним связалась. Элина нашла в журнале вызовов звонок консьержки, позвонила по нему. Ничего нового. То есть человека нет практически сутки. А он каждое утро в восемь часов обязательно садился за компьютер работать. Всегда, без выходных. Как звонят в поисках информации о ДТП? Элина вспомнила, что есть один аспирант, который знает, как звонят. Нашла его, сказала фамилию Сергея, номер его машины. Через полчаса он ей перезвонил. Нет информации.
— Спасибо, — ответила Эля. — Нет информации — это не значит, что ничего не случилось. Это значит, что данные такие отсутствуют. Пока. Слава, будь другом. Звони им время от времени. Я не слишком тебя обременяю?
— О чем разговор. Друг моего друга — мой друг.
Теперь нужно проверить хронику происшествий на всех новостных ресурсах и там, где новости появляются до или вместо новостных ресурсов. Фейсбук, ютуб, блогеры… Известный человек пропал.
Через несколько часов Эля настолько отчаялась, что пошла в аптеку, купила каких-то лекарств, несколько пузырьков валерьянки. Там же наконец вспомнила и насчет обильного питья, увидев бутылку с минералкой. Принесла домой, на кухне сразу глотнула несколько таблеток, плеснула в рюмку половину пузырька валерьянки, поморщилась и выпила. Минуту чувствовала себя оглушенной, как мартовская кошка, но потом пошел все же обратный от кошкиного эффект. Колени ослабели. Просто упала на кровать. Закрыла глаза и сразу увидела сцену своей внутренней экранизации романа Сергея. Того самого романа, в котором она почему-то сразу увидела себя, а Сергея еще даже не знала. На богатом ложе в пустой комнате — обнаженная рабыня. Ей приносят еду, фрукты и вино. И каждый день приходит купивший ее влюбленный властелин. Он не хочет брать ее как рабыню. Он долго и мучительно ее ласкает, вызывая страсть. Он хочет, чтобы страсть была настолько неукротимой, чтобы она сама попросила о любви. И рабыня его желает, изнемогает, но даже для спасения жизни не смирит гордыню, будет бороться и с ним, и с собой. Это страшное слово «порабощение»… Это фобия. Это причина тяжелейших отношений с мужчинами. Или наоборот: они причина фобии. Второе вернее.
…После увольнения Екатерины Васильевны в школу пришел удивительный директор — Игорь Валентинович, он же преподавал у старшеклассников физику. Еще до того, как он вышел на работу, у кого-то появилась информация о нем. Бывший летчик, которому удалось посадить самолет во время аварии в воздухе. Он сделал это так, что никто не пострадал. Кроме него. Была контузия, его вылечили, но к профессии вернуться уже не смог. Окончил экстерном физический факультет пединститута. Страсть к физике, вероятно, и стала его спасением. Все ждали какого-то героического, седого ветерана в кителе с орденами. А потом увидели в окна, как он выходит из машины и идет к школе. Ахнули. Молодой мужчина, среднего роста, широкоплечий, с очень яркими голубыми глазами на смуглом лице. Он был в красивом сером костюме, шел легко и свободно.
Уроки Игоря Валентиновича стали следующим потрясением. Он не держал обязательную схему урока. Столько минут опрос, столько объяснение новой темы, столько проверка пройденного. Игорь Валентинович мог все время урока увлеченно делиться с ними смыслом очередной страницы скучной для многих физики, как будто она была его личным открытием. Или только вызывать учеников, чтобы оценить, насколько они вовлечены в тему. Ему было просто интересно. Иногда не ставил оценок, чтобы это не мешало самовыражению ребят. И предмет скучным уже никому не казался. Элина тоже открыла физику для себя. Тем более что быть актрисой она уже не хотела. Расхотела после истории с Павликом Ильиным. Появилось отторжение перед необходимостью повторять выбранный не ею текст, выполнять чьи-то команды: «Работаем», «Мотор!», «Allez!».
Она, конечно, и стала любимой ученицей Игоря Валентиновича. И он, эмоциональный, открытый человек, очень быстро перестал скрывать свою откровенную влюбленность. Ничего особенного. Просто реакция на ее присутствие, его взгляд, голос, который менялся, когда он произносил ее имя. Учитель поступил интуитивно верно. Ничего лишнего. Просто мог войти в класс в день ее рождения с огромным букетом белых роз, сказать очень красивые слова. Он и другим ученицам дарил цветы в день рождения, а мальчикам какие-то интересные книги, но все понимали, что с Элей другое. А то, что откровенно и не скрывается… За чем не нужно охотиться, подглядывать и подсматривать — перестает представлять интерес для окружающих. Встраивается в разряд привычных вещей. И только родственница Нина всегда оказывалась рядом, когда Игорь Валентинович разговаривал с Элей в коридоре, в своем кабинете с открытой дверью. Говорил, как правило, об олимпиадах, к которым ее готовил.
Незадолго до летних каникул в выпускном классе появился новенький. Приехал из Приморья с родителями в Москву. Все заметили, что он до смешного похож на их директора. Голубые глаза, смуглое лицо, крепкий, коренастый. А Элина поразилась его сходству с ее идеалом красоты — Аленом Делоном. Через несколько дней Саша догнал ее на улице после уроков, проводил до дома. Так начался ее школьный вальс любви. Опять появилось это ощущение счастливого ожидания, только шагнуть из снимка как раз и не хотелось. Но она стала готовиться к этому снимку. У Саши — выпускной вечер. Элине заказали очень красивое платье у маминого знакомого дизайнера. Платье было летящим и воздушным — из тонкого шелка в крошечных незабудках. Элина решила отрастить волосы, чтобы добиться верного эффекта. У нее получилось. Темно-русые волосы с рыжеватым отливом легли красивыми волнами на плечи. Она так и приходила в школу, с такими волосами. Но однажды после уроков к ней подошла классная руководительница и сказала, что ее вызывает директор. Это было странно, потому что Игорь Валентинович в принципе никого не вызывал с помощью посредников. Если ему нужно было с кем-то поговорить, он заходил в класс сам. Школьники очень ценили его демократичность.
Эля вошла в его кабинет, он стоял у своего стола. Когда она вошла, Игорь Валентинович закрыл за ней дверь. Сесть не предложил. Они стояли. Директор сказал:
— Элина, преподаватель химии считает, что приходить с такой прической на ее урок просто опасно. Там лаборатория.
— Хорошо, не буду так приходить к ней.
Элина не удивилась, что «евдошка», как любовно называли истеричную Евдокию Ивановну ученики, не сказала об этом ей, а побежала к директору.
— Да, — кивнул Игорь Валентинович. И впервые подошел к ней очень близко. И посмотрел так измученно.
Это было все, что произошло. Если не считать приоткрывшуюся дверь, в которой мелькнул острый нос Нины. И когда Эля вышла, то увидела, как Нина что-то быстро говорит Саше, который всегда ждал Элю. И это тоже в тот день было все, что произошло. В июне Эля пришла на Сашин выпускной уже в качестве всеми признанной невесты. Ей до восемнадцати оставался год. Саша летом должен был поступать в МАДИ.
Саша поступил. Виделись они ежедневно. Просто… Просто все пошло не так. Родителям Эли и ее бабушке уже давно было ясно, что это катастрофа на ее пути, западня, из которой надо выбираться. Это было совершенно очевидно и самой Эле. Ее жених постоянно боролся с собой, чтобы, образно говоря, не водить ее на поводке и в ошейнике. Она не могла спокойно ни смотреть по сторонам, ни говорить с кем-то. Да и с ним… Он ее постоянно в чем-то уличал. Ее жених оказался тяжелым психопатом, и школьный вальс уже не скрывал этот факт под своим сверкающим и заманчивым покрывалом первой любви. Эля понимала, что нужно бежать, а ноги были еще к побегу не готовы. И сердце не настолько закалилось. Она его жалела. Она скучала. Она привязалась и привыкла к его теплым рукам, твердым губам, к его красоте. А он начинал смотреть враждебно уже и на ее родителей. Бабушка так переживала, что, может, из-за этого обострилась ее астма. Она умерла. Никто не говорил, что из-за этого, конечно. Все так думали. Эля убрала со стола фотографию Сашиного выпускного вечера. Они там в центре, как на свадьбе, но только на снимке видно, какой у него тяжелый взгляд исподлобья.
