Андрей Константинов - Решальщики. Развал/схождение
— Такое! Предупреждать же, бля, надо!.. Вот уроды, прости господи!.. А если бы я вот прямо тут и сейчас, не отходя, так сказать, от микроскопа, кони двинул?!!
— Семен! Кончай уже крыльями хлопать и «бляхами» сыпать! Ты можешь толком объяснить — что там в пузырьке?
— Тебе как — на пальцах разжевать или формулу озвучить?
— Прямо сейчас на пальцах. А формулу потом Купцову покажешь. У него как раз знакомая училка по химии имеется.
— Да если училка узнает про эту формулу, за ней на следующую ночь НКВД приедет! В черном воронке!
— Да ты скажешь, наконец, в чем дело?! — рявкнул окончательно потерявший терпение Петрухин.
— Древнее дело об убийстве банкира Кивелиди помнишь?
— Ну, что-то такое припоминаю. Кажется, ему трубку телефонную какой-то дрянью смазали. И он, когда разговоры вел, типа, постепенно травился. Так?
— В общих чертах — так. Короче, в вашем пузырьке находится самопальное отравляющее вещество, по структуре своей близкое к яду, которым смазывали трубку Кивелиди.
— Ох, ё-ё-ё… — потрясенно выдохнул Дмитрий.
И тут же, следом, его осенило:
— Мать моя женщина! Трубка! Она сама приносила ему телефон!
— Что? Не слышу?
— Да это я так, мысли вслух.
— Ты лучше озвучь мне вслух: где вы с Купцовым раздобыли эту хрень? Которая входит в состав классического арсенала ГРУ!
— Я расскажу, Семен. Обязательно расскажу. Только не сейчас. Мне сейчас… Короче, мне надо подумать. И вообще — тут не телефонный, сам понимаешь, разговор… Только ты пока об этом никому, ладно? Очень тебя прошу!
— Ты что, за идиота меня держишь? Я что, сам себе враг?.. Ладно, всё. Завтра, вернее — уже сегодня, после дежурства я тебя сразу наберу. И не вздумай отключить трубку — из-под земли достану!..
* * *— Что-то случилось, Митя? — озабоченно спросила «полуразобранная» Наталья, после того как Петрухин, завершив разговор, продолжил неподвижное сидение на полу.
В неглиже, но с мобильником сейчас он более всего напоминал некоего ушедшего в астрал и транс индуистского аскета.
Вот только лотоса для довершения образа не хватало.
— Нет-нет, все нормально.
— В таком разе, может быть, ты все-таки вернешься к исполнению супружеских обязанностей? Между прочим, мы закончили на самом интересном месте. Вернее, как раз таки — не закончили.
— Да-да, сейчас, — растерянно подтвердил Петрухин, поднимаясь. — Я только выкурю одну сигарету и сделаю один звоночек. Ладно?
— Ну, если тебе ЭТО интересней, то — пожалуйста, — как бы оскорбилась Наташа.
— Прости, родная! Я очень быстро.
С этими словами Дмитрий, в чем есть (то бишь — без ничего), прошел на кухню. Где и в самом деле — сперва закурил, а затем решительно набрал номер Брюнета:
— …Витя, это я… Да погоди ты! Я в курсе «сколько времени?»… Немедленно, вот прямо сейчас звони Пономаренке. Уговаривай его как хочешь. Сули что можешь. Но! Он максимально оперативно должен выбить ордер на обыск в квартире Глинских… Да… Для скорости пусть проведет это по окраске «терроризм»… Что?.. Да будет ему терроризм! Гарантирую!.. Витя, извини, конечно, за нарушение субординации, но — ты что, совсем дурак? Ты хочешь, чтобы старик Глинский протянул еще хотя бы пару месяцев?.. Вот тогда звони и не раздумывай! Всё!..
Петрухин сбросил звонок, подошел к окну и продолжил нервно курить в открытую форточку.
Хорошо еще, что света на кухне зажигать не стал.
Иначе случайный ночной прохожий, подними он глаза на Петрухинские окна, вполне мог принять «магистрального» инспектора за извращенца-эксгибициониста…
Санкт-Петербург, 6 ноября, сб.
Помнится, как-то мы уже говорили, что обыск — процедура довольно утомительная. Помимо того, она еще и довольно неприятная. Потому как подавляющее большинство людей, все ж таки, душевно здоровы, а следовательно, не испытывают удовольствия от — в прямом смысле «копания» — в чужом белье.
Полковник Пономаренко, понятно, что безо всякого желания, но отозвался на просьбу Брюнета, и в течение суток все необходимые бумаги и подписи были подготовлены и собраны. Кстати, это было не так трудно, как на первый взгляд может показаться рядовому обывателю. Ибо сама процедура обыска нашими законами по сути дела практически никак не регламентирована. Основания там достаточно размыты и чаще всего «наличия достаточных данных полагать, что…» оказывается исчерпывающе достаточно.
Обыск в квартире Глинских начался ровно в десять часов утра.
Начался он на кухне и начался с недолгой, знакомой любому оперативнику процедуры:
— Ольга Валерьевна! — казенным тоном запустил от зубов отскакивающее оперативник № 1.— Перед тем как приступить к осмотру, предлагаю вам добровольно выдать вещи и предметы, оборот которых запрещен действующим российским законодательством.
— Что? — непонимающе подняла голову Глинская.
Которая все это время в полной растерянности сидела на карельской березы табурете и нервно кусала опухшие губы.
— Оружие, детская порнография, поддельные документы и тому подобное в доме имеются?
— Нет. Конечно же нет.
— Наркотики? Запрещенные к обороту химические вещества?
— Что? А-а-а… э-э-э… Нет…
В сопровождении сержанта в форме на знакомую кухню прошли решальщики — оба два.
— Товарищ капитан! Вот понятые.
— Соседи? — уточнил/сыграл оперативник.
«Сыграл» — потому что был прекрасно осведомлен о действующем статусе вошедших.
— Никак нет, соседи наотрез отказались. Вот, двух сознательных мужиков во дворе перехватил.
— Сознательные — это хорошо, — подтвердил зашагнувший следом оперативник № 2, относивший бланк постановления на ознакомление неходячему хозяину квартиры. — Ну что ж, начнем, пожалуй?
— Ага. Давайте как раз с кухни и начнем. Раз уж, как поет бард, «все мы здесь сегодня собрались», — подтвердил оперативник № 1, вопросительно посмотрел на Петрухина, и тот в ответ «пометил взглядом» интересующий шкафчик.
Дежурно и исключительно проформы ради оперативники сперва пошарились в холодильнике, заглянули во внутренности диванчика и кухонного шкафа-пенала. Когда же оперативник № 1, забравшись на стол, как это давеча делал Петрухин, потянулся к шкафчику, Глинская ощутимо напряглась, а глаза ее — и без того огромные — расширились от ужаса.
— Ольга Валерьевна, поясните нам, пожалуйста, что хранится в этом пузырьке?
— Я… я не знаю… Это… это не мое!
— Как же так? Кухня ваша, а пузырек чужой?
— Я… Это… Это, наверное, нашей домработницы… — сбивчиво заговорила Глинская. — Понимаете, у нас есть домработница… И она… она… здесь часто бывает… Понимаете?
— Понимаю. Господа понятые, вам хорошо видно? — Решальщики дружно закивали. — Так, Леша, оформляй изъятие. А по завершении осмотра сразу дуй в лабораторию.
— Само собой.
Немного оправившись от первоначального шока, Ольга решила попробовать сменить тактику:
— Послушайте! Я же вам русским языком сказала, что эта вещь — не моя! Возможно, она вообще осталась здесь от прежней… хм… жены Федора Николаевича.
— Очень может быть, — примирительно сказал оперативник № 2.— Да вы успокойтесь, не нервничайте так! Мы во всем разберемся.
— Ничего себе «успокойтесь»! Вы ведете себя так… словно я… словно бы… И вообще — я требую, чтобы сюда немедленно доставили моего адвоката!
— Даже так?!
— Именно так!
— Ну что ж, отчего не уважить. Тем более такую красивую женщину. Лёша, обеспечь даму телефончиком!
— Секундочку, — понимающе отозвался оперативник № 2.
Он вышел из кухни, а через несколько секунд возвратился с трубкой радиотелефона. Которую нес крайне осторожно, держа за антенну самыми кончиками пальцев.
— Вот, пожалуйста. — Он протянул Глинской трубку. — Звоните своему адвокату.
— …НЕ-Е-Е-Е-Е-ЕТ!..
Ольга отшатнулась от опера, словно черт от ладана, закрыла лицо ладонями и в мгновенно накатившем приливе отчаянной жалости к самой себе зарыдала.
Петрухин брезгливо поморщился.
А вот Купцову в эту секунду отчего-то сделалось невыносимо жаль этих красивых, с тонкими кистями, девичьих рук, на которые должны будут нацепить тяжелые, уродливые и отнюдь не золотые браслеты…
* * *Тем же вечером в офис «Магистрали», как бы на огонек, заехал собственною персоною полковник Пономаренко.
Был он в форме и в отличном настроении.
С удовольствием согласился на «по чуть-чуть» и, развалившись в гостевом кресле, с таким эмоциональным задором делился последними новостями, словно бы он лично провернул всю эту многоходовку со сживанием со свету господина Глинского.
— Вы оказались правы: Глинская действительно беременна. Естественно, не от мужа.
